Сломанный

Хенкок втолкнули в комнату и приказали ждать. Цепь от взрывающегося ошейника прикрепили к железному кольцу в стене, чтобы своенравная рабыня не вздумала сбежать. Она была очень красива для своего возраста, потому Святой Томас, у которого Хенкок перекупил новый хозяин, не наказывал её, как других рабынь. Главная ценность раба — его товарный вид, так что били обычно не по лицу, а в живот или в спину, или по ногам и груди. Иногда вырезали на телах узоры и собственные имена, заживавшие безумно медленно и болезненно. Хенкок была маленькой и милой, так что её пока лишь пугали и таскали на цепи по улице, как собачку. Привыкшая к уважению и почитанию, Хенкок до крови кусала щёку изнутри, сгибаясь в поклоне, когда кто-то из Тенрьюбито проходил мимо. Заставить себя не дерзить и молчать в ответ на хамство и побои было чудовищно трудно, почти невозможно. Ради сестер приходилось зажимать рот собственной гордыне и ждать удачного момента для побега. Оставшись одна, Хенкок мгновенно подобралась и внимательно осмотрелась. Длины цепи не хватало, чтобы добраться до окна, вдоль стен стояли столики со множеством игрушек и шкатулок. Раздались голоса, и дверь в другом конце комнаты открылась. Невысокая женщина с мягким светлым лицом держала за руки двух мальчиков на пару лет младше Хенкок. Один быстро семенил вслед за женщиной, глядя себе под ноги, а второй громко требовал новый пистолет и живого кита, напирая на то, что отец недавно купил огромный аквариум, где плавали только акулы и дурацкие золотые рыбки. Кит нужен позарез! Женщина тихо и как-то робко отвечала мальчику, что киту будет тесно жить вместе с акулами, они подерутся и не станут дружить, и улыбка у неё была такая славная и нежная, что Хенкок ощутила почти физическую боль. — Мама! — заметил её мальчик в очках и удивлённо округлил рот. — Это она — моя новая рабыня?! А старых тогда можно выбросить? Хенкок дёрнулась, как от пощёчины. Она слишком хорошо знала, что делают с надоевшими или «сломанными» рабынями. — Отец купил её специально для тебя, Доффи, — сказала женщина, даже не взглянув на Хенкок. — Будь с ней аккуратным и поделись с братом. — Если она мне надоест, папа привезёт ещё, — капризно надул губы Доффи, дёрнув мать за рукав. Она взглянула на сына с бесконечным терпением и ласково погладила по голове. — Ладно-ладно… Пару дней она нас развлечёт. Но почему папа не оставил её себе? Они говорили так, словно Хенкок не стояла перед ними, не слышала их слов, не существовала вовсе. Словно она — не человек. Хенкок стиснула кулаки и ужасно медленно склонилась в поклоне. — Ей только двенадцать лет, милый. Отцу интересней играть со взрослыми девушками. — Я тоже хочу играть со взрослыми! — резко воскликнул Доффи, отчего Хенкок затрясло: она вспомнила, как случайно заглянула в одну из комнат Святого Томаса и увидела молодую красивую рабыню, распятую на стене. В руки и ноги ей вбили гвозди, на обнажённом теле расцветали причудливыми и жуткими цветами кровоподтёки, из ран легко складывались слова, которых Хенкок ещё не знала… Хозяин использовал рабыню в качестве мишени для метания дротиков. — Подрастёшь — обязательно поиграешь, — пообещала Доффи мама и подтолкнула обоих сыновей к Хенкок. — Теперь она ваша. Доффи подошёл к Хенкок, когда мама с неестественно прямой спиной покинула комнату. Он дёрнул за цепь, ошейник врезался в шею, оставляя на нежной коже царапины. — Вставай! — приказал Доффи, кривя по-детски пухлое лицо в глумливой улыбке. За его чёрными очками Хенкок почудились совсем светлые брови и широко распахнутые глаза. Наваждение быстро прошло, стоило подняться с колен и взглянуть на мальчика сверху вниз. Доффи нахмурился. — Ты слишком высокая, — обиженно протянул он. — Надо было приказать отрезать тебе ноги. — Я вырасту красивой девушкой, — сквозь зубы процедила Хенкок, борясь с желанием затянуть цепь на тонкой цыплячьей шее знатного ублюдка. — Меня нельзя калечить. Второй мальчик молчал, лишь смотрел на Хенкок взглядом раненого оленя. Он комкал длинные рукава кофты и явно хотел что-то сказать, но не решался. — Тогда будем играть в лошадку и наездника! — мстительно заявил Доффи, снова потянув за цепь. — Я видел, как дядя Карлос так делал. Это весело! Мнение Хенкок, понятное дело, не спрашивали. Всего год провела Хенкок рядом с Дофламинго и Росинантом: была их лошадкой, грелкой, жилеткой для жалоб на жадных родителей, посмевших купить три Дьявольских Фрукта вместо пяти. Один из них Дофламинго однажды принёс Хенкок, когда та забилась в угол и не отзывалась даже на прямые приказы. Она дулась. — Ты мне правда не нравишься, — повторил с нажимом Дофламинго, легко проигнорировав полный презрения и ненависти взгляд. — Слишком гордая. Неправильная рабыня. И ты совсем не красивая, — он нарочно издевался, показывал язык и говорил неправду. Ему нравилось обижать Хенкок. — Так что съешь это. Ну? Куда плюёшься?! Отвратительный склизкий фрукт протолкнули в горло, зажали рот и нос так, что другого выбора не осталось — пришлось глотать. По телу прокатился жар, желудок скрутило спазмом, но через несколько минут стало легче. Вытерев катившиеся из глаз слёзы, Хенкок укусила влажную от её же слюны ладонь Дофламинго и попыталась ударить его ногой в живот. Дофламинго проворно отскочил, погрозил ей пальцем и громко расхохотался. Эта игра ему нравилась. Когда Хенкок продали третьему хозяину, она попыталась узнать, что же стало с Дофламинго — куда он пропал? Почему избавился от неё, ещё интересной и такой привлекательной игрушки? Другие Тенрьюбито ему завидовали. Никто не давал ответа, прикрикивал, чтобы заткнулась, но Хенкок чувствовала: здесь что-то не так. Когда Хенкок увидела Донкихота Дофламинго на собрании Шичибукаев, ей захотелось проломить ему череп. За рабское клеймо, за унижения, за боль и отчаяние. Разбить эти скалящиеся белые зубы, вдавить нос в череп, сорвать нелепые очки и выколоть глаза. «Голубые, — вспомнила она, когда собрание закончилось и Дофламинго застыл над ней всеми своими тремя метрами. — У него голубые глаза». — Я не встречал тебя раньше? — спросил Дофламинго, облизав губы при виде её обнажённых ног. — Вряд ли, — хмуро отозвалась Хенкок. — Я бы запомнила такого напыщенного ублюдка, как ты. Когда Дофламинго насмешливо фыркнул и развернулся спиной, Хенкок ударила в неё больно, наотмашь — словами: — Где ты потерял брата, Доффи? Спина у Дофламинго окаменела. Он встал вполоборота и окинул её долгим — тяжёлым, как рабский ошейник — взглядом. — Он сломался. Клеймо Небесного Дракона жгло Хенкок спину весь путь до Амазон Лили.