Дикий пес, табак и полночь

- Сраная срань! Чертова срань сраная! Да что б ты. - Аман брезгливо посмотрел на подошву своих новеньких ботинок. Дорога им теперь была на помойку. И сразу стало понятным, где Арнав так убивал туфли. С его частыми поездками в Лакшми Нагар максимум их жизненного цикла – с пятницу по понедельник. Странное место, Аман не любил кричащую нищету и молчаливый хаос. Чудо, что он вообще сюда приехал, тем более, в такой день. Тем более, в такой час. Как выяснилось, Акаш умеет убеждать – порвать брюки прямо у горячей цыпочки дома. Аман Малик выколет себе глаза тупым блендером, если пропустит подобный эпос. Брюки. Поздней ночью. В родительском доме. У хорошенькой крошки. Да это ж охренеть можно! - Вот же срань, - он повторялся. Впрочем, искать новые слова и не хотелось - место не располагало к сложным пассажам. Оттряхнув с ботинка что-то мягкое и тягучее (главное не задумываться над составом этого чего-то), Аман протянул руку к двери. Не заперто. Первая удача в канун нового года. И последняя. Сначала он услышал движение позади себя. Нет, не так. Сначала, еще до легкого колебания в воздухе, до мерзкого запаха, до страшного рыка, Аман почувствовал приближение беды. Беда весила килограмм семьдесят, воняла псиной и, собственно, псиной и являлась. Умереть в канун Нового года, то ли от укусов, то ли от страха. Да это ж охренеть можно! - Хороший песик. Песик очень хороший. А песик у нас мальчик или девочка? Ну что ты рычишь, не хочешь говорить, так и не надо, можно подумать я пароль от карты у тебя спросил. А что, Болто, где наши хозяева? Где наш ошейник, хорошая ты скотина, толстая? - Спина Амана упиралась в безучастную стену, в тридцати сантиметрах от двери. Всего два шага - и он окажется в доме, куда этому клыкастому демону точно не добраться. Не успел он подумать в этом направлении, как отлаженный механизм мускулистого танка двинулся прямо на Амана, лишая его возможности пошевелиться. Аман боялся в своей жизни только двух вещей – собак и набожных девственниц с вечным комплексом невесты. И планировал умереть от коварного плана второй, но никак не от укуса первой. Да это ж охренеть можно! Стоя на скрипучей доске, Аман методично отбрасывал варианты: звать на помощь бессмысленно, убежать - маловероятно, перепрыгнуть через невысокий забор, и вовсе, сомнительно. Псина села напротив и принялась лениво изучать свою изрядно вспотевшую жертву – спешка им обоим была ни к чему. Секунды мягко опускались на дно песочных часов, и из важного остался лишь один вопрос – умереть до Нового Года или продлить агонию до полуночи. Шелест бумажного пакета разорвал ночную тишину сродни гонгу. Аман и забыл, зачем нелегкая притащила его в эту дыру, и так увлекся знакомством с новым другом, что штаны, плотно прижатые левой рукой к груди, сами напомнили о себе. Что ж, ни сочного стейка, ни прогорклой лепешки в его карманах не было, так что, воспользовавшись сверкнувшей в голове идеей, он, тихо шурша бумагой, распаковал новые брюки. Купил для себя в Милане и, черт, ему будет их не хватать. - Белка! Гуфи! Бетхооовен! Да имя у тебя есть?! Вот же срань! – На последнее вылетевшее слово пес откликнулся коротким рыком и оскалил зубы, - Я не помру со скуки. Подай мне лучше брюки! А брюки - знаменитые! Самим Гальяно сшитые! С этим словами он набросил мягкую шерсть на морду крайне озадаченного пса, перепрыгнул через небольшой парапет и, услышав прощальный треск разорвавшейся ткани, кинулся прочь. Судя по всему, Лэсси в миг расправилась с новыми, прекрасными и до зубовного скрежета дорогими итальяшками. Аман бросил взгляд на часы, чтобы зафиксировать: все случившееся дерьмо выпало на остаток старого года, или он так роскошно стартанул в новом? Половина двенадцати. Что ж, надежда еще была. Прямо перед его глазами выплыло невысокое, одноэтажное здание с широким машинным въездом. Судя по всему, гараж или же ремонтная мастерская, что подтвердила кривая выцветшая табличка перед входом. На пороге сидел мужчина, где-то между сорока и бесконечностью, беднота скрывала границы возраста с его лица. Он улыбался, набивая табаком деревянную трубку изогнутой формы. Что ж, хоть кто-то встретит Новый Год счастливым. - Простите. Мистер, мистер? Я бы хотел поймать такси, не подскажете, как мне выйти на дорогу? - Я господин Хэппи, мой юный друг. - Да-да, я тоже хэппи, но мне бы выбраться оттуда, чтоб, знаете, охэппинеть в край от такого чуда. Дорога! Большая дорога, как мне туда попасть? – Он стал делать нелепые знаки руками, так, словно очутившийся перед ним мужчина был аборигеном и едва ли владел хинди. - Садись странник, выкури со мной трубку мира, расскажи, где ты так порвал свои штаны через всю срамоту поперек, - голосом познавшего мудрость монаха, произнес господин Хэппи. - Порвал? Как порвал? – Опустив глаза вниз, Аман увидел красные боксеры, озорно выглядывающие из под лохмотьев того, что еще недавно было брюками. - Вот же срань! Это псина! Та страшная псина, она порвала мне штаны! - Да гвоздь это. Я что не видел, как ты эдакой балеринкой через забор прыгнул? У Мадху мужика в доме нет уже поди сколько лет? Такая женщина: огонь в глазах, интрига в чреслах – черт, а не баба. А мужика все нет. Вот и напоролся на гвоздь, поди на том парапете штанина твоя и висит. Лучше б и трусы порвал. Я б нагишом походил, чем красными шелками светить. Как девка. В красненьком. Так курить будешь? – как-то невпопад и гораздо тише предложил ему новый знакомец. - Я не курю табак, - огрызнулся Аман. - А я табак тебе и не предлагаю, краснозадый. Я предлагаю тебе нееетабак. Самый лучший "нетабак" у нас в районе. Садись, покуришь вместе со мной. До полуночи оставалось двадцать минут, и хуже эта ночь едва ли станет. Аман, пренебрегая осторожностью, плюхнулся на землю и взял протянутую ему трубку. Уже после пары затяжек он понял, до чего хорош и крепок предложенный ему "нетабак". - А что ты делал в доме Мадху? - Курьером подрабатывал, -тихо, сквозь зубы, ответил Аман. - И как? Успешно? - Пока и сам не понял. Товар доставлен, да не тому, кому предназначался. - Вот и в моей жизни все так. Что предназначалось... - Мужчина забрал из рук Амана трубку и сделал одну глубокую затяжку. - Что получил в итоге – странички из разных книг. Я как тебя увидел, похолодел весь. Такой лис - и к моей Мадху. Я к ней сам ни-ни, но и тебе не дам, понял? - Да я твою Мадху и в глаза не видел! Я сюда на минуту, штаны завести, - начал было оправдываться Аман, но понял, что собеседника едва ли интересуют его речи. Тот сидел, облокотившись о косяк двери, и мечтательно смотрел на дом напротив – кривую лачугу с пустыми глазницами окон. - Мадху мировая женщина. Представь себе эликсир: чисто выдержанную красоту, мудрость, здоровье и секс. Квинтэссенцию всего этого, да такую острую, что аж глаза режет. Представил? А теперь умножь на двадцать и получишь одну лишь пяточку моей Мадхуматти. А тут ты, юнец мокрогубый, молодняк – и в ее дом. Ну чем ты сможешь удивить Мадху? Так, смех один. Аман с недоверием покосился в сторону дома Гупта. Арни никогда не рассказывал, что там живет такая женщина. Видимо, берег для себя. Падкий на женскую красоту и ревнивый до одури, он не хотел встретить соперника в его лице. Ну что ж, правда и сама выплыла наружу. Возможно, этот год начнется не так уж и плохо. - О, смотри, индюк, жирный напыщенный индюк крадется к моей жемчужинке. - Хэппи показал в сторону решительной мужской фигуры, что пересекла небольшой двор и скрылась в черном проеме дома Гупта. Аман легко узнал знакомую походку Арнава Сингх Райзада, которого притащило сюда желание полакомиться прелестями Мадху, диабетик чертов. Он поднялся на ноги и, оттряхнув рукой порванные штаны, что впрочем едва ли имело какой-то смысл, отсалютовал своему новому другу. - Ну, мне пора. Счастливого нового года. Пускай он будет таким же хэппи, как и вы сами. Аман не слышал брошенного ему вслед ответа, он полностью сконцентрировался на новом чувстве нежданной конкуренции – догнать АСР и… Дальнейший план казался неясным. Пока просто догнать. Он обогнул двор, осторожно высматривая бешеную псину и, убедившись, что ее нигде нет, зашагал более уверенно. Выходя из-за угла, он не заметил маленькую фигурку, стремившуюся юркнуть в образовавшийся проход, и со всей силы вписался в пятьдесят килограмм очарования. - О богиня! И зачем вам даны глаза, скажите мне на милость? Очень надеюсь, что вы слепой, иначе вам сейчас так влетит от меня! Аман тихо улыбнулся и оглядел возмущающееся нечто. Красота. Обаяние. И секс. Точнее не так: тонкий аромат недосказанности, который сулил куда больше, чем самое короткое платье, самое глубокое декольте и самые длинные ноги. Хороша до скрежета зубов и в разы лучше, чем рисовало слегка затуманенное воображение. - Вы, должно быть, Мадхуматти? – начал было Аман, но девушка, прыснувшая со смеха, удивила его своей реакцией. - Да вы точно слепой. Как вы могли меня с ней перепутать. Какая я - и какая она. - Кхуши неопределенно повела рукой, рисуя в воздухе большой круг. - Еще лучше? – едва скрывая детский восторг, выпалил Аман. Девушка, что стояла напротив него, была прехорошенькой. Такой, которую можно загадать во сне и радостно улыбнуться, увидев морок по утру. И если Мадхуматти была еще красивей, лучше и приятней, то значило это, что Аман был очень хорошим мальчиком. Самым лучшим мальчиком этого года, за что и получил свой подарок от старика Клауса. - Эй, с вами все в порядке? – Кхуши обеспокоенно помахала рукой перед глазами Амана? - Не уверен. - Может, воды немного? – Лучше немного Мадхуматти, - тихо себе под нос буркнул Аман. - Нет-нет, мне ничего не надо. Просто… Знаете, есть такие секунды, которые несут вслед за собой что-то великое. И мне кажется, сейчас та самая. Пожалуйста, запомните ее вместе со мной, моя прекрасная подруга. - Аман выдернул у девушки испуганную ладонь и, поднеся ее к губам, осторожно поцеловал горячую кожу. - Запомните этот миг, когда я по-настоящему счастлив. И отпустите меня. Я больше не принадлежу вам, моя дорогая! Идите, куда шли. Но… Помните о том, что вы были свидетелем моего абсолютного счастья. Торжества новой, абсолютно чистой и безграничной любви. - Ээээ, Богиня, да что ж за очередной шизик на мою голову? Мало мне Зазнайки, так ты еще и Лунатика подкинула. Эй, эй, господин хороший, я сейчас вынесу вам лекарства. Или чая вынесу, в дом я позвать вас не смогу, так поздно, что тетя меня убьет. Но бросить в беде убогого - большой грех! Стойте здесь, сейчас мы что-нибудь придумаем! Она осторожно облокотила податливого Амана к стене и юркнула в дом, перестав существовать для него вовсе. Он остался один на один с вечностью. С этими звездами. С этой пыльной духотой. С далеким гулом автомобилей и большой дорогой, к которой он так спешил еще десять минут назад, и которая была совершенно ненужной сейчас. Наедине с бесконечностью и странной, разрывающей его изнутри любовью к прекрасной, таинственной Мадхуматти. Аман посмотрел на стрелку часов, так отчаянно опаздывающую за старшими сестрами…десять…девять…восемь…семь...шесть…пять…четыре…три…два…один. Наступил новый год, тот, который был "Ура!" и "Наконец-то!" Он обреченно выдохнул и развернулся в сторону крыльца. Прямо перед ним возвышалась пышная гора, отдаленно напоминавшая рассерженную женщину. Не надо сердиться, страшная тетушка. Эта полночь и эта вечность и эта любовь. Ой, вот и драться тоже нехорошо. Разъяренная туча двинулась на него и, переместив косу с правого плеча на левое, принялась лупить Амана металлическим подносом. Он смиренно принимал удары, подставляя для тумаков новые грани своего просветленного естества. До господина Малика, снобского и в край накуренного, едва ли долетало: - Ах ты ж, Боже ж ты мой, повадились извращенцы в дом! В трусах одних, срамных, да под окнами, да срамотой сверкая, терся ею об домик мой старенький! И тебя, юродивого, я увидела в полночь, это мне всю жизнь что ли… ой, Боже ж ты мой… Боже ж ты мой… Красных трусах! Красныыыых! Он ее не слышал. Он был где-то там, на границе боли и наслаждения, во власти своей возлюбленной Мадху… Да это ж охренеть можно...