I'd live (die) for you

Я иду на едва различимый звук. Тихие всхлипы заставляют меня пробираться дальше и дальше, в самую глубь темного зловещего леса. Ночь уже давно объяла его своими черными тентаклями, отбрасывая мрачные тени на сухую землю не без помощи луны, так жутко обретшей абсолютно круглую форму именно сегодня. Мои шаги гулким эхом отдаются в ушах, хоть я и наступаю лишь на мягкие еловые иглы, осыпавшиеся с высоких и величавых деревьев. Сейчас они пугают меня. Они всегда пугали меня. Рядом с ними я чувствую себя слишком крохотным. Никчемным. Я приближаюсь к источнику шума, я догадываюсь об этом, попросту различая среди всхлипов невнятное бормотание. Раньше я не подходил так близко. Раньше я пугался темноты и неизвестности. Но этот сон повторялся так долго, что этому пора положить конец. В конце-концов сны не исполняются. Ведь так? Теперь света луны недостаточно. Передо мной бездна, я словно бы вижу границу, через которую нельзя переступать. На другой стороне словно бы горит неоновая табличка: «опасно, уходи». Но я не делаю этого. Зато просто шагаю в темноту, плюю на все рамки дозволенного. Потому что мне надоела эта недосказанность. Джошуа Дан никогда не отличался терпением. Впереди я вижу силуэт, из-за темноты он оказывается слишком близко, когда зрение наконец фокусируется на нем. Человек стоит спиной ко мне, удосуживаясь лишь повернуть голову в капюшоне на мои шаги. Глаза, полные необоснованной злости, встречаются с огромными глазами запуганного зверька. В них отражаются звезды которых, я готов поспорить, минуту назад не было на черном небе. Человек с трудом размыкает пересохшие бледные губы. Во мраке они словно сделаны из слоновой кости. Я думаю, что такая бледность — это ненормально. Я полагаю, что этот сон слишком реалистичен для бессмысленных блужданий сознания. Я намекаю, что мне пора проснуться. — Я слишком много думаю, — голос человека ломается. — Помоги мне. Внезапно я замечаю на руке у незнакомца часы. Зеленые полоски света складываются в цифры. 01:58:32 Слежу, как сменяется каждая секунда. Когда электронные часы показывают девятую минуту, мое сознание решает вернуться в тело. Убежать от жуткого типа в лесу обратно в свою уютную комнату. Пару минут я просто лежу на кровати, осознавая свои ночные похождения, торопливо смаргивая назойливый образ. Когда мой взгляд бросается к будильнику, сердце пропускает удар, а размеренное «тик-так» выбешивает похлеще работы в воскресенье. 01:28 Вылетая из дома в одной майке и джинсах, я могу думать только об одном. До центрального парка бежать 30 минут. Полчаса. У меня есть полчаса. В лесу творится настоящее дерьмо. В моей голове творится настоящее дерьмо. Потому что Джош не взял фонарик. Потому что ночью, понимаете ли, немного темно. Потому что Джошуа уже третий раз ударяется головой о низко нависшую ветку, несясь вперёд, словно чайка с торпедой в заднице. Потому что Бог любит троицу, вот почему. Спустя несколько минут, побитый и взмыленный парень в рваной майке с потертой надписью AC/DC на ней, вылетает на крохотную поляну. Противный холодок скользит по спине, пересчитывая ледяными пальцами все позвонки, когда юноша узнает это место. На ближайшем раскидистом дереве качается самодельная петля. Теперь уже страх душит, а не запугивает, смыкая крючковатые пальцы на горле. Я провожу рукой по лбу, смахивая бисеринки пота. Взгляд мечется от петли к часам. Часы важнее. Сейчас два часа ночи. Я вздрагиваю. Как я мог опоздать? Внезапно на мое плечо ложится чья-то ладонь в перчатке. Подпрыгнув, я оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с огромными испуганными глазами. В них сияют тысячи звезд, и я на несколько секунд теряюсь. — Джош? — Тайлер? 10 долгих лет назад: Двое парней сидят в обнимку на кровати, стараясь запомнить друг друга как можно лучше. Один из них уезжает, возможно навсегда. В другую страну, так далеко от дома. Один из них ищет, другой уже нашел. И последний знает, что уже не отпустит. — Обещай мне, что ничего с собой не сделаешь, — хрипловатый голос заставляет первого подпрыгнуть на подушках от неожиданности, а теплые пальцы, мазнувшие по свежим порезам на тонких руках, пару раз удивленно вздохнуть. Что же он с ним делает? — Ты слишком много думаешь, Тай, — вздыхает его лучший друг и притягивает к себе, целуя. Возвращаясь в настоящее время: — Я бы умер за тебя*, — мои пальцы в пушистых волосах Тайлера, они мягко массируют его кожу головы, помогая расслабиться и разжать судорожно сомкнутые на одеяле пальцы. — Легко сказать, — после минутного молчания разбавляет тишину подрагивающий голос Джозефа. Замерший Тайлер проявляет жизненную активность за последние полтора часа, и я боюсь даже втянуть в легкие воздух, потому что кислород может и подождать. Робкие слова человека, что лежит на моих коленях, намного важнее. — «Я бы умер за тебя» — легко сказать, — повторяет Тайлер, задумчиво заламывая руки. Они в черной краске, что-то на подобии. Наверное, поэтому я в темноте спутал их с перчатками. — У всех нас есть список людей, за которых мы бы полегли. Пулю за них, пулю за вас, пулю за всех в этой комнате. Но я что-то не вижу достаточно пуль для всех, Джош, — продолжает Тай, начиная подрагивать. Я притягиваю его ближе к себе. — На словах — да, это так, но на самом деле — не знаю, чтобы я или ты делали, — Тайлер тяжело вздыхает и замолкает. — Я бы жил за тебя, — голос дрожит от волнения. Мне кажется, что одно неверное слово — и я спугну его. И он снова уйдет, оставит меня. Как и десять гребаных лет назад. — Это тяжелее сказать, даже когда знаешь, что лжёшь, — вставляет своё Тай. — Но я не лгу. — И все эти вопросы всерьёз, — продолжает Тайлер, даже не замечая слов Джошуа, витая в своих депрессивных мыслях. — Вроде: «За кого бы ты жил?» «За кого бы умер?» «И убил бы ты?» — Тай, — я прерываю его истерику на начальной стадии, обхватывая ладонями сонную мордашку. Он невероятно красивый. И милый. Но в нем есть одна проблема. Чертовски дрянная. — Тай, ты слишком много думаешь. После того как мои губы накрывают его, тело Джозефа расслабляется. Я порхаю ниже, лаская шею лучшего. Просто лучшего. Моего. Тай задирает голову, увеличивая для меня широту возможностей, позволяя шептать себе на ухо всякие сентиментальные глупости. Отрываясь от изящной лебяжьей шеи, осторожно обвожу кончиком языка контур бледных, но столь горячих и желанных губ, и Тай тут же размыкает их, не стыдясь сплести наши языки в страстном танце. Нежный поцелуй постепенно превращается в нечто первобытное, дикое. Давно забытое. Десять лет я мечтал вновь прикоснуться к нему. Долгие десять лет я грезил ночами о его улыбках, адресованных только мне, о его редком заливистом смехе. Мальчик на домашнем обучении, с Библией в руках, растрепанными волосами, худыми, исполосованными лезвиями руками, но такими большими глазами, в которых я даже в душной комнате продолжаю видеть звезды. Мой мальчик. Мой Тай.