Серебро

Спрыгнул со ступенек на перрон, замер и вдохнул московский морозный воздух. Никогда не думал, что когда-нибудь с таким наслаждением буду дышать им полной грудью. Наконец-то. Полтора суток в поезде и я наконец у своей цели. Люди шумно приветствовали друг друга, смеялись, спешили в теплое здание вокзала или в такси. А я закурил, набросил рюкзак на одно плечо, включил плеер на рандоме и медленно пошел вдоль поезда, приходя в себя после долгой душной дороги. "Я не вернусь", - Так говорил когда-то, И туман глотал мои слова И превращал их в воду. Да, действительно. Кричал ей, стучал кулаками в стены, расшвыривал вещи. Она тоже кричала до хрипоты, потом отворачивалась к окну или хлопала дверью балкона, нервно закуривая, но никогда не показывала слез. Разве то чудовище и хамло, каким я был, было достойно видеть ее слабости? Ревнивый, ленивый, ухмыляющийся черт. Цеплялся к ней, бросал в пылу гадости, как окурки – брезгливо, стремительно, не глядя. Что она нашла во мне? Пока однажды не собрал вещи в пылу очередного скандала, купил билет на поезд подальше и не уехал прочь оставив ее совсем одну. Над Москвою пошел снег, грозясь перерасти в метель. Я привычно спустился в метро, будто никогда и не уезжал из этого города. Я все отдам За продолжение пути, Оставлю позади Свою беспечную свободу. И вот, протрясшись в поезде в злобных раздумьях, лелея обиды и жалея себя, я прибыл на юг страны, в небольшой город. Чего я ждал от него? Вечно теплого моря, солнца, ветра с гор? Горячих объятий судьбы, которая приласкает меня, несчастного и мыкающегося средь скал и волн? Идиот, ясное дело. Такие городки встречают с улыбкой туристов, но не тех, кто ищет в них лучшей доли после пафосных столиц без гроша в кармане и с наивными бреднями в голове. На первое время денег хватало, но потом пришлось работать. Много работать. Грузчик на рынке, таксист, помощник старшего спасателя на пляже, разносчик раков и креветок, поваренок в прибрежном кафе. Ожоги на руках, обгоревшее и обветренное лицо, которое вскоре загрубело и приобрело стойкий коричневый оттенок. Холодные дожди зимой, нещадное солнце летом. Периодические выдающиеся красивые моменты на закате у маяка, в горах поутру, посреди моря на моторке – неизменно одинокие и наполненные мыслями. Несколько коротких интрижек не давали мне ничего, кроме короткого удовлетворения, что на фоне вечной усталости, неприкаянности в маленькой съемной халупке забирали покоя больше, чем дарили. Наелся я этой свободой, ох как наелся… Вышел из метро. На улице началась настоящая пурга, которой я был лишь рад. Снег хрустел под ногами, неловко скользили ботинки по льду, ежились люди, а я брел и не смотря на дорогу – ноги помнили ее и сами. Не потерять бы в серебре Ее одну... Заветную. И вот три года там, вдалеке от Москвы, на морском побережье – чем не сказка? Но все быстро превратилось в рутину. Вскоре перестало радовать вообще что-либо. Меня называли «угрюмый парень», «смурной», «нелюдимый москвич». Я думал о ней. О, сколько я думал о ней. Сколько сражался со своей гордостью, сколько пытался забыть. Но она возвращалась уходя лишь ненадолго. Отступала на несколько дней или недель, поджав губы, вытесненная вином и пивом, задымленная, зачерканная тупым карандашом, забрызганная морской пеной. Чтобы вернуться вновь, с новой силой, застучать в висках и закружить во сне. Я не звонил ей, не писал, пока несколько месяцев назад не увидел ее онлайн в социальной сети, на старой странице, на которую она не заходила с тех пор. И решился. Это был уже другой я. Мой нрав успокоился, был усмирен. Слова перестали опрометчиво слетать с уст, вместо этого накопляя силу, выдерживая паузы. Мысли перестали скакать бешеными слепящими зайчиками в голове, уступив место спокойным серебряным сумеркам. И она почувствовала эти перемены. Ветер задувал за воротник, снег кружил колкой плотной стеной, не давая толком ничего разглядеть на расстоянии уже пяти шагов, но я был рад ему, хоть и отвык от этого радостного предновогоднего холода. Не по себе От этой тихой и чужой зимы, С которой я на "ты". Нам не стерпеть друг друга. Как странно. Когда я уехал, тоже была зима. Серая, с хрусткой травой под ногами, как это все чаще бывает в последние годы в Москве. Неприветливая, липкая и безрадостная. Теперь она совсем иная. Общение наше, начавшись с отстраненно-холодного, потеплело и приобрело дружеские нотки. Я не надеялся ни на что большее. За эти три года она тоже успела уехать, но в противоположную, северную сторону. У нее тоже были отношения, но неудачи преследовали ее так же, как и меня. Много работы, простуды, душные будни, одинокие выходные, вечно забывающие дату дня рождения друзья. Она тоже изменилась - стала еще более прекрасной. Я понял, что вновь пропадаю. Все незаметно переросло в подвешенное состояние затаенной надежды, о которой мы оба старательно молчали, и которая давила девственно белым блоком ввода текста. Вертикальная черточка с готовностью билась, как пульс в начале строки, но мы боялись написать хотя бы слово. Боялись отказа. Точнее я боялся отказа, а она повторения той боли, что я уже принес ей. И до войны Мне не добраться никогда. Моя безумная звезда Ведет меня по кругу. И вот однажды ночью, когда по всей стране шел один огромный дождь, барабаня в наши окна одинаково, несмотря на огромное расстояние между нами, мы смогли замкнуть круг. Я снова сказал ей те слова, с которых все началось когда-то и она вновь бросилась как в омут с головой и ответила мне тем же. Я чувствовал себя так, будто все это время жил с задержанным дыханием, а теперь выдохнул разом и взмыл к потрескавшемуся потолку. Я взял билет обратно, уволился, съехал из тесной комнаты и запрыгнул в поезд. Она приезжает завтра утром. Теперь все будет иначе, теперь я не дам ее в обиду, ни себе, ни кому-либо еще, теперь я хочу сделать ей предложение, теперь… Плотный слой кружащего снега прорезали два луча. Один и тот же трек крутился в ушах на репите, мысли уткнули мой взор в землю, и я не смотрел по сторонам, идя по заледеневшему темному, полному метели, спальному району в свою старую квартиру. Тихий двор огласил скрежет. Не потерять бы в серебре Ее одну... Заветную. Я успел лишь инстинктивно закрыть голову руками, но это меня не особо спасло. Меня подбросило на капот, я врезался в лобовое стекло, услышав его треск, а дальше меня перебросило через крышу, я снес зеркало и мешком упал на снег так, что оставшийся воздух вышел из легких. Успел услышать еще один взвизг шин, громкий скрежет, будто уже подальше от меня, и все стихло. Лежал на снегу и не мог повернуть голову, приподняться, посмотреть, уехал ли водитель или бежит ко мне. Не слышал ничего, на куртке оторвалось несколько пуговиц, и она съехала на одно плечо, перекрутилась. Футболка задралась на спине, но я не ощущал холода под собой. Перед глазами кружился белый рой безразличной серебряной метели на фоне черного, как вязкая смола, неба. Затем смола залила мне глаза, и я свалился в беспамятство. А в облаках Застыл луны неверный свет, И в нем Перемешались города, и я Зову ее несмело.

***

Перед памятником стояла на коленях девушка и плакала навзрыд. На памятнике с фотографии на нее смотрел улыбающийся молодой парень. Вокруг памятника стояли люди, черным кольцом выделяясь на белоснежном снегу. На них смотрели другие фотографии, с других памятников и надгробных камней. Свежие цветы были единственным ярким пятном в этой картине. Я стоял на костылях в этом кругу и тоже смотрел на плачущую девушку. Ее молодой человек ехал в той самой машине, что сбила меня несколько дней назад. Накануне они серьезно поругались с ней, но тем вечером он ехал обратно, чтобы попросить прощения. Буквально летел и не заметил меня в метели. После столкновения он потерял управление на льду, проехал еще немного и врезался в стену дома. Молодой человек ударился виском и скончался на месте. Я же попал в больницу со сломанной ногой, но буквально сбежал на похороны. Любимая стояла рядом со мной и тоже смотрела на девушку погибшего. Дрожала и сжимала мою ладонь. Я чувствовал серебряное колечко на ее пальце, которое подарил ей еще в незапамятные времена. Завтра я сделаю ей предложение. Я больше не могу без нее ни дня. Снег перестал. Не потерять бы в серебре Ее одну... Заветную.