Закутанный в тебя/Wrapped up in You

      Её руки тёплые и нежные, они обхватывают его лицо и наклоняют голову лишь для того, чтобы вовлечь в поцелуй. Её рот прохладный и сладкий, совсем не то, чего он ожидал, а ожидал он привкус клубники и крема. Под его руками её стройные и сильные бёдра, и он осторожно, чтобы не навредить, обнимает её и наслаждается моментом.       Вставай.       — Это не реально.       Она отстраняется, в её улыбке вопрос.       — Ты, это место — ничего из этого не реально.       Это имеет значение? — Её лицо мрачнеет       Он моргает: — Нет. Наверное, не имеет.       Вставай!       Поцелуи сладки, а прикосновения многочисленны, и он знает, что, хотя и не будет никогда сыт этим, она всегда будет здесь, чтобы накормить. В её присутствии это вообще легко — позволить окружить себя и заполнить чувства её силой, равновесием и красотой. Это всё, чего он когда-либо хотел, и всё, в чём он сейчас нуждается.       Чёрт побери, Кот, не надо. Не покидай меня.       Она редко говорит, позволяя делать это своим рукам и его рту, и существует странный диссонанс между этим и способами их общения, которые идут после. Но это всё ещё она, девушка, которую он любит, и он будет благодарен за возможность иметь её теми способами, какими сможет.       Без тебя я этого не сделаю.       Это почти легко — игнорировать мольбы. Для того, чтобы сосредоточиться на девушке в своих руках, делая вид, что она реальна, она его и он её, и что ничто другое не имеет значения. Она улыбается, смеётся, крепко целует его, и этого должно быть достаточно. Должно быть. Но в животе гложет непонятное ощущение, постоянное напоминание о том, что это не то, чего он всегда хотел, что есть нечто большее к девушке, которую он любит, чем поцелуи и прикосновения, что её слова были тем, что заставило его влюбиться.       Пожалуйста, Кот.       Это девушка, которую он любит.       Когда он выбирается из-под чар акумы, воздух, который попадает в лёгкие — холодный, он посылает в грудь боль, заставляя кашлять и задыхаться до тех пор, пока он не придёт в себя. Он смотрит на ЛедиБаг, на её лицо, переживает из-за этого, но она действует первее, чем ему удаётся рассмотреть её полностью, плотно обхватывая его шею и дрожа. Он кладёт свои руки на её спину, прижимая ближе.       — Я здесь.       Она заливается смехом и отстраняется, вытирая глаза.       — Я вижу, — говорит она, голос хрипит, и он задаётся вопросом, кричала ли она, чтобы достучаться до него. Она поворачивается к нему спиной, сияя глазами, и слабо улыбается. — Я рада. — Потом прокашливается и встаёт на ноги. — Мы должны, эм. Мы должны идти.       В груди колет от сожаления, что она отвернулась от него, что этого до сих пор недостаточно, чтобы поделиться своим секретом с ним. Больно за всё то, чего он не хочет признавать, чего не хочет делать, и на какое-то мгновение он спрашивает себя, это ли лучше того, что он видел. Качает головой, пытаясь прогнать эту мысль, ухмыляется.       — Конечно, миледи.       Это — реальность, и этого должно быть достаточно.       Он надеется, что этого будет достаточно.