За мной (Сказка Ночи, соединившей в себе тысячи других)

      - О чем рассказать тебе сегодня, мой звезднолобый друг? – Голос вопрошающего по обыкновению бесцветен, словно бы ни в чем не заинтересован, и все же нотка яда проскальзывает в нем временами. – Может быть, о том, как содрогалась Грань Мира под натиском Дракона?       Вала хрипло смеется – этот звук внезапно болезненно отдается в душе его охранника. Эарендил вздрагивает, не понимая, неужели это стыд он чувствует сейчас, когда Мелькор своим рассказом воскрешает в памяти человека первые годы его пленения. О да, дракон рвался, бился в призрачную Грань до изнеможения. Врата Ночи содрогались, по небу шла рябь, и звезды мелко дрожали, разрушаясь иногда от ударов друг о друга. Звездный дождь тогда не прекращался ни ночью, ни днем. Облака обходили Грань Мира стороной, ветер замолкал, Солнце не светило здесь. Луна показывалась, но изредка – Тилион всегда был любопытнее прочих. Обо всем этом сам Эарендил не раз уже рассказывал вала, а сам Мелькор открывал ему, как много ран тогда получил. - Кровь текла из них, превращаясь в ростки смерти. Целое поле алых цветов расцветало передо мной. Конечно, никакого алого не было и в помине. Первое, на что вала пожаловался, когда смог говорить, было то, что за Гранью отсутствовали цвета. - Ни белого, ни черного, ни даже серого, человек, – ревел он грозно. – Сплошное Великое Бесцветное Ничто!        После этого ящер, в которого вала превратился в гневе, сжег все вокруг себя. И то, что было ничем, стало пеплом. Это ненадолго успокоило Мелькора – но драконом он быть перестал. Мореход почти физически почувствовал, каким это стало для вала потрясением. Постепенно Эарендил с ужасом осознал, что прежнего безумного вала ему не хватает: новый Мелькор оказался назойливо-тихим. Его молчание почему-то побуждало человека говорить и говорить. Поначалу Ардамирэ сам себя убеждал, что беседует с Врагом затем лишь, чтобы отвлечь того от составления ужасающего плана побега, который тот наверняка готовил втихаря. Мелькор же просто слушал. Мелькор задавал вопросы, на которые Эарендил отвечал поначалу с неохотой, но потом увлекся. О себе, своих родных, о том, что происходило в мире, пока вала пребывал за Вратами. Со временем Мореход и сам стал задавать вопросы. Тогда Мелькор начал рассказывать истории. Сказки, как он сам их называл. Та, что про Дракона, была его любимой.       - Когда сломалось первое крыло, сложилось под каким-то странным углом, Дракон этого даже не заметил. Он не летал уже давно, и потребность в крыльях вроде бы отпала. Ярость, с которой зверь обрушивался на Врата, заглушала любую боль. Второе крыло он сжег собственным пламенем – оно осыпалось, и было безжалостно втоптано в пепел им самим. Пепел стал Дракону новым ложем, величайшим богатством – он имел запах, вкус и хранил в себе воспоминания о прошлом. И также был будущим – точно таким же пеплом, по задумке зверя, должна была стать Грань. Но время шло – пламя драконье иссякло. Его тело – изломанное, разбитое – упало в пепел, и тот взвился над ним, покрывая кровоточащие мускулы. Тогда Дракон стал лизать пепел и кровь, и потому лишь смог выжить. Пепел и кровь – все, что осталось теперь в Звере. Последние слова сказки оказывались неизменно горькими – и Мелькор надолго замолкал. Эарендил маялся этими паузами, не находя вопроса, способного пробудить у вала интерес. Пока однажды не заговорил о Сауроне. - Он погиб? – Показалось ли Мореходу, или в голосе вала мелькнула тревога. - Он развоплощен. – Эарендил вдруг пожалел , что начал этот разговор. Его собственная боль рождала слова и отравляла их и того, для кого они были предназначены. – И только злобный дух его носится теперь над Ардой. Ответом ему был смех, безумный и безудержный. Ардамирэ заткнул уши, но этот звук проник в него и навсегда осел пеплом воспоминания внутри. - Он жив! – Смех превратился в кашель, но Мелькор быстро пришел в себя. – В честь этого, думаю, стоит рассказать тебе Сказку о Темном Майа. И кровавый лабиринт раскрылся перед мысленным взором Морехода. Круговорот, в который его уводил златоволосый майа, танцующий в легких одеждах перед своим вала. Убивающий других Валар по приказу его и собственной прихоти. Пьющий кровь своего создателя. - Разве нельзя было по-другому? – Эарендил почти кричит, задыхаясь от ужаса. - Можно. – Мелькор теперь неожиданно спокоен. – У Саурона всегда был выбор, как поступать, я никогда не ограничивал его неистовой свободы. Он исполнил то, чего желал. - Выбор? – Ардамирэ почувствовал, как внутри разливается холод. – О каком выборе ты говоришь? Вместо ответа вала снова начал рассказывать сказку. Совершенно другую. - Двое, созданные братьями, были слишком разные, чтобы пойти по одному пути, по одной жизненной тропе. Их не зря создали такими, потому что равновесия не достичь без единства противоположностей, но они не знали об этом тогда. И, когда один принял то, к чему его предназначил отец, второй попытался было его остановить. «Это лишит тебя свободы», - сказал он. Брат промолчал, сияя спокойным взглядом. «Ты навеки останешься тем, кем за тебя решили, ты должен быть», - продолжат один. Брат его лишь пожал на это плечами и устремил взор на отца. «Однажды ты захочешь себе другой жизни, но будет поздно выбирать. Останется лишь бороться – и ничего более кровавого не увидит Свет ни до, ни после», - предрек тот, кто пошел по пути Выбора. И был наказан за это – пленен собственным братом. Тот лишил его всего, и даже не осознал, насколько низко пал, превратившись в тюремщика и палача.       - Ты! – Гнев пробудился вдруг в Эарендиле. Гнев, за которым он попытался скрыть собственные бессилие и испуг. – Ты пленял и пытал. Сотни моих сородичей! Убивал, искажал, выводил жутких тварей. Не тебе рассуждать о глубине падения! - Это был мой выбор, человек. Мне претили идеалы Валар – и я сделал все, чтобы их разрушить. Может быть, я сделал недостаточно, - Мелькор обдумал свои слова, - Когда я вырвусь отсюда, я знаю, каким будет мой следующий Выбор. - Ты все еще надеешься сбежать? – Удивление и горечь смешались в голосе Морехода. – И ты снова выберешь войну. Неужели нельзя выбрать мир? - Нет мира без потерь, Эарендил, - Мелькор сгреб пепел в ладонь, и на ощупь тот показался ему шелковистым, словно золотые пряди майа. И так же легко он скользил меж пальцами, утекая. – Нет. Мира. Без потерь. Задрожало, заскрежетало что-то, раскололось, словно каменное. Миг, - и вала почувствовал, что Грань перестала существовать, и в его мир ворвался ветер. Закружился пепельный туман, закрыл все вокруг, и стало нечем дышать. Мелькору все равно – рванув всем телом прочь, он оказался вдруг на палубе птицы-ладьи.       Воздух рывками толкается в грудь, запахи мира обступают со всех сторон. И свет бьет нещадно по глазам. - Снова чувствовать это все невероятно тяжело, - и все же Мелькор дышит глубоко - жадно раздуваются ноздри – и трет глаза, стремясь поскорее привести их в норму. Чтобы видеть, знать, что это все происходит на самом деле. – Ты освободил меня… Почему? - Ты сказал, что у меня есть Выбор. Я выбрал. – Эарендил подошел к борту и смотрит на пепельный ад, которым стала теперь Грань. – Я давно считал себя пленником, может быть, таким же, как ты, вала. Я хочу свободы. Хочу сам выбрать, во что верить. Выбрать кем мне быть и где. - Мир велик, - Мелькор оказывается вдруг рядом, жадно вглядывается в землю далеко внизу. - Да, только… - Только что? - Ничего…мир изменился, - Эарендил поворачивается к вала и ловит его взгляд. – Ты позволишь мне следовать за тобой? Мелькор смотрит на человека, словно оценивая, насколько тот серьезен. - Конечно. Только помни, что Выбор – это еще не все. Выбор – лишь начало пути. – Глаза вала еще слезятся от непривычного света, что потоком льется на них с небес. Он утирает слезы пальцами и долго смотрит на мокрые следы на них. - Пожалуй, самая легкая его часть.