Не сказать, что сложно, но все же Джису пришлось нелегко, пока он не сбежал.
Парень всегда старался забыть, пока многие наблюдали, как луч света гаснет, тусклеет и теряет свою искренность на глазах у всех. Хон не жалуется на то, что было, он старается сделать так, чтобы дальше ему не пришлось забывать. Его отец ушел сразу, не дожидаясь рождения сына. И Джису знает, что является нежеланным ребенком. Мать любит его, но не той любовью, которая нужна ребенку. Она любит его фактически, как должное, как-то, что принято. Но искреннее, чтобы за пару метров чувствовалась теплота, когда ты подходишь к ней — нет. Джису так рассуждает. Правда, ему все равно. Он любит ее больше, чем все остальное на свете. Этот мальчик прекрасен. Он никогда не обижается, не чувствует к кому-либо ненависти. Ничего. Только любовь, доброта и забота к окружающим в 5 лет. Джису не знает, что у него есть отец. Он знает, что у него есть мама, которая работает ради него и приходит поздно. Она устала, поэтому Джису не должен ее тревожить. Она утром отведет в детский сад, а домой Джису придет один. Он уже взрослый, ему 5 лет. Хон Джису не жалуется. Хон Джису молчит и проглатывает. Теряется в словах, глупо улыбается и получает поддых. Хон Джису не скулит как девчонка, Хон Джису сопит и улыбается. Ему же 12, он не может иначе. Он ждет мать с работы, знает, что она польет перекисью раны, осужденно посмотрит и кратко поцелует в лоб. Ей не важно, почему сына бьют, да и поцелуй ей этот не важен. Но раз нужно, то хорошо, поцелует. Петь на ночь сказки никогда не входило в ее обязанности, но в этот раз она поет. Долго, монотонно, устало, Джису засыпает. Джошуа должен курить. Должен пить. Джошуа должен нюхать и давать. Ему уже 17, он не может иначе. Если его друзья делают это, то значит и он должен. Его друзья — его опора, потому что других он не видел. Джошуа знает, что улыбаться — важно, иначе его друзья убьют его. Он улыбается, потому что защищается. Но сам Джошуа этого не знает. Возможно, догадывается, но точно не хочет знать. Он хочет верить, что так нужно. Как должное. Его отец вернулся. Джису рад. Джису вновь 5 лет. Джису не знает этого дядю, но очень хочет узнать. Ему важно знать его, не важно, что этот дядя любит его другой любовью. Она не как у мамы, не как у родителя — она другая. Очень много доставляет боли, заставляет Джису плакать, но улыбаться. А мама придет вечером. Ей будет все равно на кровь на полу и на то, что малыш Джису жалуется на боль. Она ляжет спать и утром проснется, чтобы пойти на работу ради Джису. А Джису всего этого не нужно. Он гаснет с 5 лет. Ему нужно лишь той любви, которой ему не дали. Он чувствовал много разной любви, и ни одна ему не понравилась. Отец в своей любви был слишком груб, а мать слишком скупа. Его друзья слишком жестоки в своей любви и показали Джошуа запретный плод. Но он улыбается, гаснет, теряет свет и улыбается.***
А потом Джису встречает мальчика с розовыми волосами. Глупого, смешного и ростом ниже. Он хорошо управляет мячом, ловко двигается на поле и смешит Джису. — А я хотел баскетболом заниматься, но меня не приняли, сказали, по росту не подхожу. Я думал, это стереотипы, а так на самом деле, — говорит как-то раз Уджи, — бывает же. Он смеется. Часто. Смешит всегда, ему нравится улыбка Джису, но он молчит, что замечает. Джихуну кажется, что Джису идеальный. Самому Джису всегда думалось, что он сломан. Его не любят. Не так, как надо, а Уджи старается. Он старается полюбить Джису. Говорит ему об этом, целует, льнет за объятиями, но в ответ получает лишь улыбку. Его улыбка пугает. Джихуну кажется, что Джису идеальный, только у него дефект, который и делает его таким идеальным для Уджи. От этой улыбки не избавиться. Однажды Джису плачет. Улыбается и плачет. — От счастья? — У меня в жизни нет счастья. Но он улыбается, тогда Уджи перестает любить улыбки. Улыбаться для него — выглядеть фальшиво. Но Джису не фальшивый, он настоящий и искренний. Тогда Уджи начинает ненавидеть людей. Они сделали это с ним. Джису молчит и не говорит о себе столько, сколько успел сказать Джихун. Ему кажется, что он должен заполнять эти паузы между поцелуями, которых Джису не понимает. — Ты знаешь, что я люблю тебя? — Меня многие любили. — В смысле… Ты встречался уже с кем-то, да? — Да. Они любили меня, я знаю. Только по-другому. Ты не так любишь, твоя любовь — другая. Я не понимаю. Джису мило улыбается и отворачивается. Щурится солнцу и опускается назад, ложась на траву. — Что это значит? Я тоже не понимаю. — Все любят по-разному. Ты особенно отличаешься от других. Хуже всего любит мой отец. Это больно, и я почти забыл. В моей матери нет любви совсем, а друзья любят меня за сигареты. Уджи не знает, о чем именно говорит Джису, но то, что он начал раскрываться, ему уже нравится. — А как люблю я? — неуверенно спрашивает Джихун, выглядывая из-под розовой челки. — Красиво, мягко и тепло. Особенно ярко, — неторопливо отвечает Джису. Он переводит взгляд на Уджи и шире улыбается. — Я бы так не смог, — добавляет Джису. — Почему? Сможешь, я уверен, — Джихун не хочет слушать, он ведь любит и уверен, что и Джису сможет полюбить так же. Он ведь искренний. — Если я полюблю тебя, то это буду не я. Я такой, а ты — другой, ты любишь красиво, а я — нет. Уджи вновь теряет связь в предложениях и опускается, чтобы подарить Джису, бесконечно искреннему Джису новый поцелуй. После него Джису тускнеет окончательно. Он полюбил, но не так, как Уджи. Он полюбил, как должное с намеком на искреннее. Уджи хочет верить, что вернет свет; искренность в Джису осталась и так. Он все еще улыбается. Его улыбка отличается от других тем, что она всегда была настоящая.Уджи просто не замечал.