Замкнутый круг

      В детском приюте Вамми, несмотря на ранний утренний час, маленькими стайками сновали еще сонные дети. Няни будили ребят, раскрывая шторы и впуская мягкий свет, и не гнушались пощекотать за пятку, которая выползла из-под одеяла. Еще недавно пустующие коридоры наполнялись воспитанниками. Где много детей, там и гомон, но женщины знали, что пройдет еще время, прежде чем ребята окончательно проснутся. Так было каждое утро, однако не в это.       Кто-то из воспитанников устроился за роялем, который стоял в углу гостиной комнаты, а кто-то, подхватывая ритм, стал отбивать такт столовыми приборами. Бодрая музыка разносилась по всему приюту, и только няни схватились за головы. После отъезда Роджера дети почуяли близкую свободу и чудят что попало. Еще вчера они измазали женщин зубной пастой на манер Моны Лизы после нашествия хулигана, а самой строгой из нянь, Милли, ребята налили внутрь ее красивых туфель варенье.       Такими темпами к возвращению Роджера им будет негде работать, а детям — жить.       — Прекращайте немедленно! — раздался тяжелый грудной голос одной из нянь.       Музыканты вздрогнули, но играть не прекратили, а толпа детишек поддержала их веселым улюлюканьем.       Через несколько минут после начала игры женщинам удалось развести новоиспеченных музыкантов по комнатам, однако и этого шума было достаточно, чтобы взбудоражить толпу.       Гам в коридорах стоял неимоверный и заглушал все происходящее снаружи. Никто не замечал, как к приюту приближалась одинокая фигура. Точнее, никто бы и не заметил, если бы возле окна не сидел мальчишка, который не участвовал в творящимся вокруг движении.       Если бы я мог застать Л, о чем мог быть наш разговор? — наматывая прядь волос на палец, думал он.       Мальчик повернулся к детям и лицо еле исказилось в недоумении — за роялем не было ни пианиста, ни отбивавшего рядом с ним такт бойкого парня. Он частенько сидел с ними в то время, как они отыгрывали новую песню. Эти двое были единственными, кто относился к нему дружелюбно, а барабанщик даже изредка трепал его вьющиеся светлые волосы.       Многие дети уходили подальше от места их репетиции, затыкая уши так, будто от этого зависела их жизнь. Что ж, их дело. Мальчику нравилось так проводить время, пусть он и был всего лишь зрителем.       Кто-то подбежал к нему сбоку и резко дернул за плечо. От неожиданности мальчик упал тряпичной куклой на пол. Над его головой повисла тень. Мальчишка во все глаза уставился на нее, пытаясь подавить тяжелое дыхание.       — Опять сидишь в стороне?       Повисло напряженное молчание. Тело не слушалось его и мелко дрожало. Он ненавидел свою беспомощность в моменты, подобные этому, пусть и оказаться в таком положении для него было не впервой. Будто он пытался изменить поток бескрайнего моря, на котором сейчас зарождалась гроза.       Наверное, меня опять звали, но я этого не слышал.       Тень склонилась над ним так низко, что он мог почувствовать ее дыхание, щекотавшее открытую шею. Мальчишку схватили за грудки, получая в ответ сдавленное шипение.       — Нравится обходить меня? Ты ведь далеко не Первый, но почему я не могу оставить тебя позади? Я ведь давно мог бы превзойти тебя, слышишь?!       Глаза тени горели угольками, а где-то на дне их плескалась горечь и ненависть. Тень сказала что-то еще, но мальчик уже отвернулся. Даже если бы он смог что-нибудь сказать, каков был бы его ответ? Ведь обида и огорчение было не только у одно из них.       Внезапно он ощутил дрожь, исходящую от пола. Кто-то взрослый быстро приближался к ним.       Одна из нянь во мгновение ока оказалась рядом с детьми и без труда подняла тень с мальчишки. Тот тяжело вздохнул, чувствуя сильный приток воздуха.       — Не смей его трогать, Сойер! — няня вцепилась в руку парня почти до хруста. — Пусть Шон глух и слабее тебя, никто не дает тебе права так с ним обращаться.       Женщина, оказавшаяся злосчастной Милли, дала Сойеру хорошую затрещину. Только теперь Шон заметил, что вокруг них собралась толпа, прожигавшая их внимательными взглядами. Обычно в Вамми детей, если и наказывали телесно, то только подальше от глаз публики. Такое было впервые и многим воспитанникам стало не по себе. Однако любопытство детское не лучше кошачьего — оно пересилило страх к происходящему. Уж убежать они всегда успеют, такими тетки были неповоротливыми и медленными для них.       Малышня не удивляла, но то, что другие няни, которые прибежали на шум, молча стояли и наблюдали за происходящим, заставило Шона чувствовать тошноту. Пусть им и не нравилась Милли, их неприятие к парню оказалось сильнее, а борьба с отбивающимися от рук детьми только сплотила. Выражение лиц нянь говорило яснее слов.       Так ему надо, этому задире!       Проучи его!       Шон приподнялся на локтях и сел на колени. Разливающаяся в нем желчь наполняло его, мальчишка желал, чтобы все это прекратилось. Безжалостное течение тянуло его в море, грозя утопить в своих водах, и мальчик был не в силах что-либо сделать.       И он не двинулся с места.       Сойер сплюнул и посмотрел женщине в глаза: — Ваши слова — открытое ханжество, госпожа Милли, — растягивая имя, протянул он. — Так и знал, что варенье надо было лить не в туфли, а в одни из ваших безразмерных трусов.       Лицо женщины побелело. Няня медленно покрылась багровыми пятнами.       Теперь она его точно прибьет, — зашептались дети вокруг. Некоторые отошли поближе к выходу, но тут же отскочили назад. Шон почувствовал на себе пристальный взгляд и обернулся. В дверях стояла та самая фигура, которую мальчик видел несколько минут назад. А позади нее…       — У парня есть чувство юмора, — тихо произнесла фигура. От нее пахло влагой и сырой землей. Наверняка сейчас шел мелкий дождь.       Шон, не мигая, уставился на пришедших. Дыхание стало почти беззвучным, как будто он боялся спугнуть сон. Белые вьющиеся волосы, которые, несомненно, были похожи на его собственные, теперь намокли и прядями облепили лицо. Услышав голос пришельца, мальчик не смог бы сразу понять, принадлежит он парню или девушке. Немолодой мужчина, который прибыл вместе с преемником Л, обошел его и мгновенно оказался рядом с няней.       — Вот как вы наводите дисциплину, которую сами и распустили, — глухо произнес Роджер.       Няни стыдливо отвели глаза. Милли нехотя поставила Сойера на пол, и, стоило тому отойти, замахнулась для удара. Присутствующие затаили дыхание, а Шон подался вперед.       Однако в следующий миг толпа удивленно охнула.       — Даже не думай мне помогать, — не глядя на мальчика, произнес Сойер. Он крепко сжимал ладонь Милли, подняв ее высоко над головой. Его силу теперь увидели все, и Шон больше не знал случаев, чтобы кто-то пытался ударить Сойера.       Через несколько минут комната опустела, дети были распределены по комнатам, и непривычная тишина повисла в утренние часы в стенах Вамми. Никто из них не мог припомнить подобное.       Тем временем по опустевшим коридорам медленно шел человек, неслышно ступая по бревенчатому полу. Чуть наклоненная спина и белые курчавые волосы выдавали его. Первый. Один из преемников Л.       После расследования дела о cheap-Кире*, Ниа решил вернуться в приют Вамми.       Из-за закрытых дверей доносился шепот ребят, и стоило Ниа подойти к двери вплотную, как дети по ту сторону затаили дыхание. Пусть далеко не все участвовали в случившемся, было решено разогнать детей по комнатам хотя бы до обеда. Они должны были почувствовать общность за достижения и проступки, будто у них одна судьба на всех. Это было неоспоримым правилом в приюте, и Ниа был с ним согласен.       Проходя мимо окна, Ниа замер на мгновение и прижался лбом к стеклу. Оно отдавало холодом и отражало его светлые глаза. Под сизым с проблесками небом в сопровождении Роджера шли двое виновников произошедшего. Ниа слегка улыбнулся и протер запотевшее стекло рукавом белой пижамы. Он мог представить, о чем говорил с мальчиками мужчина.       Роджер наклонился к Сойеру и тот, спустя какое-то время, неуклюже потрепал Шона по светлой макушке. Мальчишка изумленно смотрел на него, а потом беззвучно рассмеялся, открывая рот в доброй улыбке.       Все имеет свойство повторяться, и эти дети не исключение. Ниа надеялся, что Шон не останется одинок. Он обязательно будет присматривать за этими двумя.       В результате он не заметил, как оказался перед одной из незакрытых комнат. Руки сводила едва заметная дрожь, и Ниа не решался зайти внутрь. Как знать, вдруг там, за дверью, все еще сидит Мелло, наказанный за очередную выходку, со своей неизменной плиткой шоколада в руках.       Возвращаясь в приют, Первый понимал, что все уже не будет, как прежде, но какая-то его часть еще верила в привычный ход вещей. Вера — не то, что можно назвать рациональной стороной человека, однако вряд ли душу можно подчинить определенному порядку.       Меня недолюбливали многие. Да что там, меня все сторонились, а уважали или нет — значения не имеет, и лишь ты ненавидел, Мелло.       Если он для Мелло был заклятым врагом, то для Ниа — единственным, кого он мог назвать другом. Все повторяется, и не только после нас.        Л и Кира. Мелло и Ниа. Сойер и Шон.       Вселенная имеет свойство замыкаться сама на себе, — усмехнулся Ниа, наматывая очередную светлую прядь на палец.       В кармане завибрировал мобильный. Ниа достал телефон и несколько секунд смотрел на него, не мигая. Он быстро осмотрелся по сторонам, но в коридоре больше никого не было. Никогда не разговаривавший по телефону без маскиратора** речи, Ниа недолго колебался. На дисплее светился номер японской полиции.       — Это Ниа.