В небытие

      Тишину, что царит в комнате, нарушает лишь тихий шелест дождя за окном. Ночной полумрак укутал улицы Небесной Гавани. Все было, как обычно.       Он снова вернулся домой из очередного трудного похода. Дверь издала характерный скрипучий звук, и комната снова погрузилась в тишину. Зажглись свечи, раздался грохот доспехов.       Снова накатывают воспоминания. Давние, но такие яркие образы снова проникают в его разум, словно дым. Стоит лишь прикрыть глаза, и в нос ударяет едкий запах отравленной крови, бинтов и целебных трав из походной сумки, что вот-вот подойдут к концу.       Он покинул Храм — юный рыцарь был изгнан по подозрению в предательстве еще давно, но это не мешало ему оставаться клириком. Он все так же молился, продолжал служить свету и помогал людям.       Медицина была его призванием — светлая магия, перевязка — все это давалось ему с необычайной легкостью и было его страстью. Он лечил — перевязывал чужие раны, частенько забывая о собственных. И не важно, где — в Храме или во время тяжелых рейдов. Он помогал всем, кому мог.       Он мечтал сделать этот мир лучше, несмотря на то, что его руки были по локоть в крови. Единственное, что пугало его — чужая смерть. Он тратил последние силы, перевязывая раны своих сопартийцев, частенько забывая про собственные, глотал последние зелья маны, чтобы вновь обратиться к силам света. Бесполезно. Они умирали. Умирали на его руках, а он ничего не мог ничего сделать — травы подходили к концу, раны продолжали кровоточить, а заклинания были слишком слабы, чтобы изменить ход битвы.       Он был виноват в смерти этих людей — всех до одного. Он помнил каждого наемника, их глаза, полные надежды и отчаянья. Покой? Он мог забыть о покое, ибо жить с подобным грузом за душой было невозможно. А умереть ему было не суждено — даже находясь на грани между жизнью и смерти он всегда умудрялся выкарабкаться. «Везучий, мерзавец», — отмечали другие наемники, на что клирик лишь пожимал плечами. Себя таковым он не считал.       Покой - вот все, что было ему нужно. Неприятное, тягучее чувство вины отравляло сердце и заставляло парня забыть о такой вещи, как спокойствие. Но он смог найти решение своей проблемы совсем недавно.       Подумать только, еще несколько дней назад он думал, что никогда не опустится до этого, но очередная волна смертей подкосила его. Последний рейд был сложным - из шестнадцати погибли десять, а двое больше никогда не смогут сражаться. По его вине.       Юный рыцарь Храма, чьи глаза горят огнем, а сердце преисполнено решимостью и желанием сражаться со злом - таким был священник несколько лет назад. Еще тогда он с завистью наблюдал за старшими рыцарями, что возвращались с заданий, а как он был горд, когда такое важное задание, как доставку Сферы доверили им с Вильямом... Он не знал, как все будет на самом деле. Предательство брата было лишь началом - оно подкосило, но не смогло сломать его.       Покой. Он решился на это совсем недавно, но уже не мог без этого обойтись. Временами он ненавидел себя за это - за сиюминутную слабость, которая перерастала в сильнейшую зависимость. Временами ему становится страшно: а что, если кто-то узнает? Что, если об этом узнают остальные: гильдия, сопартийцы, остальные храмовники? Наверняка они уже догадываются, подозревают что-то неладное... Но он слаб - слишком слаб, чтобы остановиться. Все, что ему нужно - покой. Совсем немного покоя. Разве можно его за это винить?       Он помнит точную дозу - химии в шприце хватит ровно до завтра. А завтра еще один рейд, где без него никак не обойтись, а душевные терзания стоит отложить на потом. Вздохнув, он вводит первую дозу. Первый шаг сделан.       Тело прошибает мелкая дрожь. По спине бегут мурашки — на какой-то момент священнику становится страшно. Клирик ловит себя на мысли, что однажды и этого станет мало, но он знает, что не сможет остановиться - слишком далеко все зашло. Боль сменяет эйфория, веки тяжелеют, и парень погружается в сон.       Покой. Ему не хватает душевного спокойствия, а химия — единственный способ его обрести. Все проблемы уходят на задний план.

Ему хорошо. Спокойно. Он снова уходит… в небытие. Лишь краем уха он слышит стук в дверь, чей-то голос, что зовет его по имени… Но это уже не важно.