Мальчик с собакой

                    Блондинка так громко верещит в наушники, что Стайлзу неловко. Он выворачивает голову, смотря на экран ноута, чтобы представить её позу получше и поражается сам себе: в прошлый раз, когда он просматривал видео по запросу "Секс с собачками" его стошнило. Его десять минут выворачивало в сортире, а сегодня, посмотрите-ка - ему всего лишь неловко. Прогресс, Стайлз Стилински, однозначный. Огромный дог за спиной красивой девушки уже не кажется ему извращением, и все равно смотреть на это неприятно. У дога лоснящаяся шерсть, как будто влажная, он чертовски породист и, видно, выдрессирован на отлично. Он не выглядит зверем; не выглядит волком. Это же нормально? То, что Стайлз проводит некоторые параллели? И то, что дог не похож на его парня, его парня-оборотня, уверенности ему не добавляет. В последнее время Дерек каждый раз, когда у него тоска на сердце или еще что, перекидывается в волка прямо здесь, в этой самой комнате, объясняя потом вынужденное обращение тем, что рядом со Стайлзом ему спокойно, уютно и тепло. Тепло... Стайлз не думает, что Дерек мерзнет. Он выражается метафорически, конечно, и все же Стилински хихикает: у его оборотня густая, мягкая, блестящая шерсть, с богатым ватным подшерстком - мерзнуть ему не положено по определению. Куда там короткошерстной звезде из порно до волчьей шубы! Обзавидуйся, блондинка, твой пёс - лысая лошадь, а вот мой - красотун. Но это вовсе не значит, что поползновения Дерека в зверином обличье надо стимулировать молчаливым согласием. То, что поползновения определённого характера имеют место быть - доказано. Стайлз смирился уже, что когда ранним утром Дерек просачивается в его спальню через окно и заваливается в кровать грязной нечистью, то потом всё тело чешется от мелких песчинок и комков земли, которые оборотень приносит на своих лапах. И колкие сосновые иголки, впивающиеся ему в зад - тоже ерунда. Но в голове просто не укладывается, почему животное лезет прямо под одеяло, будто ему холодно. Будто ему жизненно необходимо вдохнуть запах теплого сна своего мальчишки - концентрированный, густой аромат немного вспотевших подмышек; отзвуки позавчерашнего секса, на который намекает небольшое пятно на простыне; сладко-терпкое амбре из-под растянутых трусов - так пахнут мужские гениталии: член, яички, промежность. Дерек пыхтит как паровоз, вдыхая Стайлза. На его роскошном воротнике, там, где подшерсток приобретает немного бурый цвет, в шерстинках застрял маленький осиновый листик. Стайлз, уже не пытаясь отодвинуться от горячей туши, аккуратно его снимает с меха и мысленно усмехается - докатились. Теперь они похожи на обезьян, которые чистят друг другу шкуры, вылавливая из них блох. Или кто так еще делает? Он уверен, что волки - нет. Но Дереку нравится. Он кладет свою лобастую голову ему на плечо и закрывает глаза. И к восходу солнца незаметно исчезает из постели, а Стайлз, проснувшись поздним утром один, еще очень долго перетряхивает постель, избавляясь от песка и веточек. Когда Дерек перекидывается в волка, у них не бывает секса. Они не болтают, хотя и в обычном своем человеческом состоянии Дерек не говорун. Но периодические ночевки с дикой собакой наталкивают Стайлза на однозначный эксперимент. Он вроде бы и не хочет думать об этом, но думает, проклиная себя за столь резвый ум и новаторские замашки. Это логичное завершение его падения. Логичное завершение его странной истории мальчика с собакой. За ним охотились, как за добычей. Его били, нередко - головой. И после такого весьма энергичного ухаживания он с великим энтузиазмом отдал свою девственность малознакомому, пусть и ужасно красивому оборотню. Оборотень оказался очень изобретательным и не стеснялся с тех пор под одеялом нисколечко. Поэтому и Стайлз решил не останавливаться. Уж если и падать в бездну греха, то только так - с разбега, вдребезги, вниз головой, да чтоб размазало мозгами по асфальту - окончательно. В итоге вечером его тошнит в толчке после просмотра первого видео. "Гадость", - твердит Стайлз себе, вспоминая картинку "девушка плюс собака". Просмотр номер два проходит более гладко. По крайней мере, не тошнит. В третий раз хватает ума найти что-то более эстетичное и... гейское. Парень под огромной собакой - темненький, собака - тоже. Как говорится, масть в масть. У Стайлза тут же встаёт. А Дерек вечером, будто почувствовав что-то, без спроса принимается вылизывать ему на ногах пальцы. Стайлз дёргается от влажной щекотки и сучит* ногами, пока черная махина в его кровати игриво припадает на передние лапы и порыкивает, ловя его летающие конечности под одеялом. За завтраком шериф сердито намекает о ночном шуме, пока Стайлз переглядывается с раздражающе-непроницаемым Дереком. Будто не он только что нежно покусывал резинку его трусов белоснежными волчьими премолярами впечатляющего размера, вдруг почуяв дозволенность и разрешение сделать это. - Мне нравится, - говорит оборотню Стайлз в машине, просто не зная, как смотивировать Дерека на большее, - нравится, когда ты такой... зверь. Дерек выгибает бровь. И переносит только что назначенное свидание на день раньше. Марать историю своего браузера обличающими наводками Стайлз не хочет, поэтому и забивается в школьной библиотеке в самый дальний угол, надеясь, что никто не словит его с палевной книжкой по анатомии млекопитающих. Стыдная глава об устройстве, хм, гениталий, весьма познавательна, и намек на внушительные размеры пенисов крупных животных Стайлза не останавливает - возможности его дырки они проверили на практике с Дереком еще очень давно, доказав - возможностями этими можно гордиться. И в очередной их собачий вечер он не надевает трусов. Их, кинутые небрежно на пол, волк обнюхивает очень старательно. Белая тряпочка пахнет Стайлзом: его кожей, выделениями, чуть мочой. Домом. Их обязательно надо лизнуть. И мягко запрыгнуть на кровать к хозяину этого запаха. Туда, где очень и очень вкусно. Одеяло откинуто ногой: пусть Дерек видит, что Стайлз обнажён. Что ждет его и немного трясется. - Дер-Дер, - ляпает он придуманное им прозвище волку и слышит недовольное рычание - Дереку кличка не по вкусу. Ему по вкусу теплая кожа в родинках и впитанные ею за день запахи. И только волчий язык может определить, где Стайлз сегодня мотался. Волк лижет его ноги, считывая с них аромат новых кроссовок, и Стайлз неловко-ободряюще подпихивает под язык зверю свою коленку. Там длинная царапина, которая пропорола кожу до самого паха. Дерек успокаивается лишь в тот момент, когда язык его слизывает все кусочки засохшей сукровицы там, где она обрывается у первых курчавых волосков промежности. Там пахнет. Сильно. Густо. Пусть Стайлз всегда краснеет от того, насколько верно Дерек определяет давность принятия им душа. И говорит: "Ты можешь вообще не мыться, Стайлз", вылизывая в человеческом обличье кожу под самыми яичками мальчишки. Там самый сильный аромат, там самое горячее местечко. Там Стайлза так много, что кружится голова. - Я должен встать на четвереньки, да? Прелюдия закончена, Дерек? - торопится Стайлз как на пожар, боясь передумать, и несёт чушь, - ты как-нибудь скажи, дай знак, что ли... Ты хочешь повылизывать меня еще, или уже пора приступать к главному? А справка от ветеринара? Взял? Ну, знаешь, на предмет всяких там собачьих болячек... Передающихся половым путём. Нет? Понятно... Как думаешь, Дитон догадался бы, что мы с тобой, ну... это... вот так нарушаем законы природы? Дерек смотрит, не отрываясь. Вот как он так умеет смотреть? У Стайлза даже челюсть отнимается. Она сейчас и не нужна: поцелуев не предвидится. Не предвидится ласковых касаний пальцев - снаружи и внутри. Поэтому Стайлз сам лезет себе между ног, торопливо выдавливая туда же полтюбика смазки. Морда Дерека улыбается. Сейчас он похож на черного хаски. "Глупый человеческий детёныш", - говорит этот взгляд, - "моих выделений хватит, куда ты льешь эту гадость? Она воняет. Убери". Стайлз послушно откидывает тюбик в сторону. - Я, это, перестраховаться хотел, - пыхтит и всовывает сразу два пальца. Шурует ими внутри и тут же чувствует себя извращенцем, когда скашивает глаза на пузо сидящего рядом волка. Дерек продолжает улыбаться. Пасть, зараза, такая страшная, такая клыкастая и ещё язык до земли. С него капает слюна - жаркая, обжигающая кожу. И возбуждение волка видно уже не только по этой довольной слюнявой морде. На пузе в меховом, черно-серебристом мешочке набухает пенис. Стайлз помнит прочитанное: кожурка, в которой он спрятан, толстая-претолстая, на конце - кисточка-утеплитель, а внутри - ярко-красный орган, истекающий смазкой. Интересно, её правда хватит или... - Блять, Дерек, это... твою мать! - перехватывает дыхание у Стайлза, когда он видит размеры и облик волчьего пениса, вылезающего наружу. Его хватает только на то, чтобы зажмурившись, перевернуться на живот и оттопырить задницу. Если он будет продолжать смотреть на гениталии зверя, то, видит бог, акта может и не случиться, потому что он трусливо сбежит. Стайлз торопливо вызывает в памяти картинку ебли того темноволосого мальчика, похожего на него, и черной собаки. Ебля была... красивой. Как только мог быть красивым такой тесный союз человека и животного. И тут же нежную кожу ануса колет меховая кисточка. Щекотно колет. И страшно. - Дер-Дер, - зовет Стайлз волка, опять непослушно называя дурацким прозвищем, и вжимается в матрас от навалившегося горячего тела оборотня. Дырку мажет горячий кончик влажного пениса, и Дерек жестко проталкивает его внутрь. Ну вот. Славно. Теперь-то у них действительно всё, как у животных: ни поцелуев, ни касаний, ни ласк. Стайлза даже между ног не полизали и будут просто жестко ебать. Но у Дерека другие планы. Он нежно дышит Стайлзу в ухо и почти не двигается. Стайлз не против. В глазах еще стоит потешное порево двух миниатюрных тоев, выскочившее по первому его запросу в гугл. Дерек совсем не той, но, все-таки, он собака, и почему бы ему не трахаться так же смешно? Но это Дерек. Он не бывает смешным. Смешной в их паре - Стайлз, и представлять себя ему не хочется. И так понятно, что его просто придавили всей тушей к матрасу и ебут какой-то бессмысленно-неподвижной еблей. Если, конечно, можно так выразиться... Член волка - горячий. Скользкий. Дерек пару раз теряет сцепку. Тогда он сильным движением бедер заново вгоняет член в Стайлза, и это начинает быть похожим на трах. Стайлз подмахивает, как может, но обездвижен он конкретно, поэтому успокаивается и просто пытается дорыться рукой до своего члена. Он, надо же, стоит. И когда Стайлз приноравливается себе дрочить, то начинает смачно пыхтеть, своим мелькающим локтем выдавая себя с потрохами. Если вывернуть голову, то можно увидеть блестящий желтый глаз волка, в глубине которого сияет синева. И можно ощутить сырое, жаркое дыхание животного, отдающее кровью. И, наконец, увидеть толчки зверя, которые становятся сильнее, чаще, глубже. Стайлз уже не замечает, как начинает тихо подбадривающе скулить. Секс странный, и странно чувствовать кожей не кожу, а мех, но это единственная странность. Предмет в дырке ничем не удивляет, там побывали и не такие вещи, а молчаливость их совокупления привычно напоминает Стайлзу - его трахает Дерек, который нечасто шепчет нежности на ухо. И этот ласковый рык вполне присущ ему даже в человечьем обличье. Вот-вот набухнет узел, вот-вот станет немного больно от его объема. И это будет правильная, сладкая боль. Она - то, что связывает их с Дереком изначально. Потому что волк всегда думал, что причиняя Стайлзу физические неудобства, он так намекал ему о любви. - Дерек, - шепчет Стайлз имя, потому что не может молчать, и из него снова выплёскивается неконтролируемое, - кончишь в меня? Да? Таков план? Ну, конечно, куда же еще... Тебе же не с руки теперь дрочить мне на спину, как ты любишь, у тебя и рук-то нет... Наверно, долго придется лежать с узлом, не как обычно... чёрт... У меня никогда так не стояло. Вроде стоит, а вроде... Не понимаю - вставляет меня вообще затея или нет... Вроде бы да, но... Дерек наваливается сильнее, приказывая замолчать. Ладно... Затея-то была Стайлза. Не Дерека. У волка всегда случался такой виноватый вид, после всех его неожиданных обращений. Когда шериф когда-то давно наткнулся на него в комнате сына. Когда наткнулась Лидия, и еще парочка посвященных друзей. И когда после визгов испуганных гостей Стайлз кричал вне себя на Дерека: - Ты в курсе, что когда ты пёс, ты зверски страшный, а? Да я и сам еле привык к тебе! А у людей вообще инфаркт может случиться! - В курсе, - кратко ответил тогда Дерек и посмотрел вот так - виновато: кому охота быть страшным? Наверное поэтому, почувствовав виноватым и себя, Стайлз не прогнал его из постели в их самый первый раз, снеся и грязь, и громкое рычание в загривок, и ласковый слюнявый язык. И вот теперь чем это кончилось. "Господи Исусе" - шепчет Стайлз какую-то богохульную околесицу, понимая - ему уже не кажется необычным их зоофилическое порно. Всё намного хуже: оно, ужас какой, начинает ему нравиться. Но Господь Бог здесь точно ни при чём. То, чем занимаются они с Дереком, напоминает неизвестный языческий ритуал поклонения священному животному - древний и невозможно распущенный. От этих мыслей становится горячо. Стайлзу кажется, что он даже сможет кончить. - Ещё, толкнись так ещё, - просит он волка, почувствовав легкую сладостную волну удовольствия, и через минуту понимая - ему нужно совсем чуточку... ну же... Когда тебя уносит к надвигающемуся оргазму, уже не ощущаешь мелких деталей соития. Центром становится та точка между ног, которая ожидает взрыва, и ты немеешь всеми остальными частями тела. Поэтому не чувствуешь клыков и неосторожного, слишком грубого касания острого когтя, который чертит красную полосу на бедре, повторяя рисунок давней царапины... - Ещё, Дерек, ещё... - Так, Стайлз? Глубже? - заботливо спрашивает над ухом хриплый голос, и руку под животом перехватывает человеческая рука, - дай сам. - На... Стайлз выпускает из захвата свой член, позволяя его ласкать другому, и, господи, у Дерека это, как всегда, получается. Так хорошо, так сладко, что Стайлз даже не замечает момента полного обращения волка обратно в человека. - Да, да, ещё... Дерек толкается, жадно ебет его и сильно, уверенно дрочит. Потом рывком выходит, переворачивает Стайлза к себе лицом и дергает за бедра на себя, вставляя снова - так лучше видно все гримасы мальчишки и трогательные кусочки мозаики его лица: страдальчески сведённые брови, и мокрые иголочки ресниц, и яркие красные пятна, пляшущие на коже. В такой позе член Стайлза ложится удобнее в руку; становится удобнее скользить в растраханной дырке, и, боже, как же хорошо... Стайлз не спрашивает Дерека после секса, отчего это он вдруг перекинулся прямо в процессе. Не спрашивает, потому что не может. Долгий, тягучий и немного болезненный оргазм выжимает все соки из тела, а переживания последних дней - сомнения и прочая чепуха, которая, впрочем, всегда сопровождает размышления Стайлза об их отношениях - погружают его вытраханную волком тушку в моментальный сон. Уже в бессознательном полете в мир сновидений Стайлз недовольно ерзает в руках такого же уставшего оборотня, пытаясь отползти от расплывающегося под ним пятна спермы, которая свободно вытекает из растянутого ануса. Вот сил сжимать сейчас дырку нет абсолютно, и вообще - какого черта Дерек накончал прямо в него, вместо того, чтобы привычно заляпать спину и белые ягодицы? Сегодня что, какой-то особенный день, что ли? Пусть и случилось у них нечто необычное, но Стилински не хочется думать, что веха эта нарушит или изменит хоть что-то в их сложных, молчаливых отношениях. Но маленькие детали, отличия от привычной схемы в сегодняшнем их совокуплении, не считая, конечно, того, что Дерек впервые брал его в волчьем обличии, они намекают на что-то важное, что-то новое, что-то главное, что есть между ними теперь. И наверно, под воздействием волчьей волшебной спермы, которая болтается в Стайлзе всю ночь, хлюпая и вытекая из дырки, и снится ему страшный, будто чужой сон. Ничего нового, он привык просыпаться с криками "Мама!", и привык натыкаться на немигающий взгляд Дерека, который молчаливо прижимал его к себе, не интересуясь подробностями. Но нынешний кошмар какой-то странный: Стайлзу снится, что он абсолютно слеп, что ползает в ужасно глубокой норе и толкается с такими же слепыми не пойми кем, совершенно точно ощущая своим влажным маленьким носом запах земли, прогнивших веток и листвы, запах чьего-то жаркого дыхания и слюны, и еще что-то теплое, вкусное, родное... Быть слепым даже во сне - страшно. И это точно не его тема. Его - это лабиринты психушки, осиное жало шприца и безумные крики, несущиеся из черных дыр палат. И болтаясь на размытой границе сна с явью, Стайлз подумывает - пора уже кричать "мама" или не стоит. И когда во сне шею аккуратно берут в клыкастый захват и его куда-то уносят - все еще слепого и беспомощного - Стайлз решается. - Мама!!! - орет он со всей мочи, но крик этот при пробуждении похож скорее на скулеж и очень тих. Дерека, однако, будит. Он внимательно смотрит на Стайлза, проснувшись мгновенно. Он обнимает его, и в темноте еще не оконченной для них ночи, снова рушит правила, заботливо спрашивая: - Кошмар? Или... Стайлзу нечего ответить совершенно. Раньше его вообще не спрашивали, и он не знает, что это было. Это не его сон - сюжет уж больно странный; это какая-то новая напасть, что с его-то диагнозом неудивительно, и все же хочется разобраться. Не помешало бы. Он открывает рот, и Дерек его перебивает. - Что приснилось? - спрашивает он кратко, а Стайлзу не по себе: для Дерека вопросов многовато, да он сейчас просто чертовски говорлив. - Кошмар приснился, - так же кратко подтверждает Стайлз, копаясь у себя в мозгу, выуживая из него подробности сновидения, уже плюнув на безмятежный сон - его как рукой сняло. - Расскажешь? - просит Дерек, вообще, наверно, свихнувшись: он не страдал таким любопытством ровным счетом никогда. Не зная, как преподнести бессмысленный сюжет для ушей волка, Стайлз спешно анализирует увиденное, и ничего удивительного нет в том, что его озаряет догадкой - ну, вроде как врожденно-наследственные способности детектива должны иногда проявляться. И озарённый, а точнее, ошарашенный, он в полном недоумении смотрит на Дерека, понимая - ему приснился не кошмар. И не воспоминания из его несуществующей в этом времени прошлой, неизвестно-слепой жизни. Ему приснилось чужое. И, сопоставив всё, Стайлз вынужден признать, что это был вовсе не страшный сон. Ведь ничего нет пугающего в образах чужого детства. Даже таких - слепых, теплых и шерстяных; когда его Дерек был совсем мелким, когда в норе уютно пахло молоком и мехом матери. И тут же следом Стайлза озаряет второй догадкой, и он вопрошает Дерека вслух: - Ты что, родился... волчонком? Не человеком? Щенком? - слово дается трудно, ну, потому что к Дереку оно никак не применимо, но Стайлз повторяется, объясняя, - щенки же рождаются слепыми, да? Но почему мне это снилось? Как? - Такое бывает, - обрывает его оборотень, - когда связь в паре становится теснее. Ясно. Стайлз понимает. Сегодняшняя связь была куда как тесной. И если и не хватало ему в последнее время волшебства, то снова никуда от этого не деться - оно опять с ним. Напоминает о загадочной причуде судьбы, которая свела вместе смешного мальчика и дикую собаку, умеющую передавать свои давние воспоминания о детстве, всего лишь накончав в партнёра доверху. У такой хмурой морды детства вообще быть не должно, думает Стайлз, но теперь понимает - его страшный большой волк был-таки маленьким; был писклявым меховым комком: слепым и беспомощным. Он ползал в норе, ища сиську матери и плакал, когда она уходила. И это... трогательно. Это именно то, из-за чего Стайлз тут же разводит сырость, что Дерек замечает в секунду. - Стайлз, прекрати, - бормочет он и, о боже, смущается, - не реви, чёрт... Талия была слишком консервативной, понимаешь? Это он о волчьих замашках матери, догадывается Стайлз, шмыгая носом. О той самой женщине, которая не пожелала рожать детей в своём человеческом обличье и ушла далеко-далеко от людей в лес. Вырыла нору, укрыла её еловыми ветками и прятала свой выводок до тех пор, пока маленькие волчата не открыли глаза. Сколько Дерек пробыл волчонком, интересно? До отлучения от груди? Или до детского садика? Думая о малыше Хейле, который просился на горшок у воспитательницы младшей группы и жалобно потявкивал при этом, Стайлз снова шмыгает носом. Громче. Дерек морщится и разъясняет: - В волчьих семьях такое случается. Женщина-оборотень вольна в выборе: в каком из воплощений рожать своего ребёнка. У нас случилось так, - Дерек раздумывает, как объяснить это получше, и не находит слов. Просто говорит: - Мама была... такой. Он не называет её "Талия", как обычно. Он не говорит "мать". Дерек тихо произносит "мама", и Стайлз уже не сдерживается. Реветь в семнадцать немного стыдно, но проводя параллели, сравнивая их жизни, судьбы, он вдруг убеждается в том, что в чём-то они похожи. Становится немного ясно - в чём, и отчего волк выбрал Стайлза своей парой. Его, человеческого мальчишку, возможно, слишком человеческого анатомически, который даже в самом срамном месте не опушен нормальным мужицким мехом, и вряд ли догоняет в этом хотя бы дерековскую подмышку. Мама Дерека тоже умерла очень давно. И, в общем, этого знания для Стайлза сейчас достаточно, чтобы уткнувшись в подушку, зарыдать, окончательно превратив ночь разврата в сопливую вечеринку малолетних школьниц. - Детка, ну, - говорит Дерек и нарочито развязно шлепает Стилински по голой попе, обрывая на столь пронзительной ноте сентиментальную пятиминутку в сегодняшнем их свидании. Шлепок означает - "хватит". Немыслимо волшебное откровение, которое прокралось сквозь сон и грёзы уснувшего мальчишки, должно остаться между ними в уютной темноте спальни. Оно не должно мешать Дереку любить Стайлза так, как он привык - молчаливо, недоказательно. Хотя, чего уже теперь доказывать... И вырывая Стайлза из осознания чудесно образовавшейся мистической связи между ними, Дерек торопливо приземляет замечтавшегося Стилински, напоминая, горячо шепча на ухо о том, чем они сегодня занимались. Как было ему хорошо, как было хорошо его волку. И даже член вынимать не хотелось, пришлось спустить в Стайлза и поблаженствовать в сцепке немного подольше... - Ты хочешь повторить, Стайлз? - спрашивает Дерек так, как, наверное, спрашивают о любви до гроба, - хочешь снова быть со мной... таким? - Хочу, - не думая ни мгновения, отвечает Стайлз волку и чувствует сильные руки, обнимающие его худое тело сильнее. В этот момент ему становится всё равно - руки это, или... Чёрт! Раз романтическая пауза закончена, то церемониться с волчарой нельзя. Огрехи оборотню в постели спускать не нужно: Дерек оказался слишком тяжелым в животном обличье. И приземленно озаботившись своим будущим удобством, Стайлз ворчит, вспоминая секс и забывая на время про слёзы, мечты и привычное волшебство, заразившее жизнь его окончательно: - В следующий раз постарайся не задавить меня своей тушей, меховая задница. Тут же благодарит бога, что Дерек - волк, а не какой-нибудь дог, например. Доги, конечно, стильно, но Стайлзу они никогда особо не нравились.