Призвание

Порой Джуффин и сам забывает, как же он все-таки молод. Порой Джуффин думает о собственной молодости как о чем-то давно прошедшем, не вызывающим больше почти никаких эмоций. - У хорошей дружбы есть преимущества перед страстью, - говорит он Максу, и эти слова не вызывают даже слабого эха давней, застарелой боли. Сэр Макс и леди Меламори Блимм так похожи на сэра Джуффина Халли и леди Сотофу Ханемер, живших когда-то в маленьком городке Кеттари, что не провести параллели просто невозможно. Джуффин помнит и отчаянную юношескую влюбленность, и сжигающую страсть, и запредельное счастье. Помнит, как рухнуло небо, когда Сотофа уехала, не просто не оставив надежды — сделав все возможное, чтобы никакой надежды и быть не могло. Потому что таково было призвание. Ему потребовалось много времени, чтобы научиться жить с этим. Макс справился гораздо быстрей. Мысль цепляется за мысль, и Джуффин не может не вспомнить другие слова, сказанные им однажды. - А вы вдовец? - спросил тогда Макс, и Джуффин кивнул: - Да, уже больше тридцати лет, так что это — не запретная тема. Хотя первые двадцать лет я предпочитал не обсуждать ее вслух. В тот момент у Джуффина тоже ничего не дернулось внутри. Не дернулось и позже, в Тихом Городе, когда он рассказывал своему уже бывшему Ночному Лицу о жене. Впрочем, там его меньше всего волновало прошлое. В отличие от Сотофы, с Рани не было сводящей с ума страсти, не было невозможного счастья, не было ощущения полета, с ней просто — было, а без нее, кажется, быть перестало. Потому что есть цель. Потому что призвание. О да, если бы Джуффину вдруг пришла охота поговорить об этом, он бы мог сказать, что хорошо умеет выбирать себе женщин. Когда Сотофа уехала из Кеттари, Махи завалил Джуффина работой так, что тот даже ел и спал на ходу. Уже гораздо позже ему довелось задуматься о том, откуда, ну откуда в маленьком провинциальном городке вообще взялось столько работы для помощника шерифа? Впрочем, это же Махи, а там, где есть Махи, нет места невозможному. Когда Рани пересекла Мост Времени, Джуффин прекрасно знал, что делать. На этот раз у него уже была работа. Главная работа его жизни. И он с нею справился. В целом можно сказать, что Джуффину нравится его жизнь. Изображать из себя Почтеннейшего Начальника, ловить преступников, обучать молодежь, страдать над отчетами — Джуффин всегда был непревзойденным игроком, а эта роль получилась одной из лучших в его жизни. Она удалась настолько, что Джуффин и правда умудрился кое о чем забыть. Он действительно был еще очень молод. Простившись с Рани и оставив прошлое в прошлом, он твердо знал: все. Мальчик вырос, и никакие страсти больше над ним не властны. Джуффин чувствовал себя старым и умудренным опытом. Сейчас Джуффин почти смеется, вспоминая себя тогдашнего. Второе, о чем забывать ему бы не следовало, это то, что не только у его женщин было призвание. И его собственное заключалось явно не в том, чтобы безвылазно сидеть в столице Соединенного Королевства. И уж конечно придумывая идеального Вершителя, еще до своего рождения обреченного на Тихий Город, Джуффин совершенно не подозревал, чем все это для него обернется. Зато, кажется, это прекрасно понимал Махи, загадочно улыбающийся в усы и укоризненно качающий головой. Сам Джуффин бродил впотьмах прямо-таки постыдно долго. Наверное, ему действительно стоило догадаться раньше. Когда такой привычный и такой понятный срок «лет триста» из руководства к действию превратился в тикающий где-то на грани сознания будильник. Впрочем, у Макса так и не оказалось в запасе трехсот лет в Ехо. Он все и всегда делал слишком быстро. Конечно, Джуффин должен был догадаться. Просто обязан был, когда, что бы он там сам ни рассказывал Максу, после появления в Ехо Менина у него даже на мгновение не возникло мысли, что наступило время, и пора бы Максу отправиться в Тихий Город, держать Мир на своих плечах. Когда Джуффин отправился туда сам. Впрочем, время, как выяснилось, и правда наступило. И юный Вершитель пришел в Тихий Город и остался. Потому что таково призвание. Когда Джуффин говорил своему созданию, что сэр Макс действительно умер, и что он будет оплакивать его — он не врал. Но, оказавшись в собственной спальне в Ехо, Джуффин расхохотался. Конечно, тогда он тоже не понимал. Джуффин не может сказать, что понимает, до сих пор. После возвращения Макса в Ехо прошло совсем немного времени, но время это летит вперед все быстрее и быстрее. Привычное ожидание свободы, когда можно будет сбросить очередную маску и рвануть навстречу тайнам и приключениям, уйти в закат, как, смеясь, назвал это как-то Макс, оборачивается трепещущим осознанием, что здесь и сейчас, кажется, тоже вполне себе есть место и для того, и для другого. И, довольно потягиваясь, сидя в кресле в максовой гостиной после очередной проведенной за партией в крак ночи, Джуффин улыбается. Наблюдающий за ним Макс думает о том, что так выглядел бы кот, дорвавшийся до спрятанной от него миски со сметаной. И еще Макс рассеянно прикидывает, как долго Джуффин будет продолжать предлагать ему перекинуться в картишки, если за последние несколько таких ночей они сыграли всего-то пару-тройку партий, отдав все остальное время под магию и разговоры. Макс не пытается ничего понимать и анализировать (не для того создана его восхитительная башка, как выразился однажды неподражаемый сэр Шурф, большой любитель точных формулировок). Но каким-то пятым чувством, отточившимся до пронзительной остроты за годы жизни в Ехо чутьем, Макс точно знает, что все правильно. А значит и волноваться не о чем. Джуффин мог бы сказать ему про Меламори и призвание, и про то, что у таких женщин, как она, призвание очень редко (можно было бы сказать никогда, если бы никогда вообще можно было говорить) сочетается с любовью. Джуффин мог бы сказать ему, что судьба создания неизбежно повторяет судьбу создателя, и одна из немногих вещей, которые этому можно противопоставить — это несгибаемая воля Вершителя. Ну, или детское желание Вершителя видеть мир именно таким, каким он хочет его видеть. Джуффин мог бы сказать ему, что весь этот вздор про создание и создателя — это полная чепуха, потому что он создавал Макса с одной конкретной целью, потому что в его воображении Макс был артефактом одноразового применения и, собственно, все это не имеет никакого отношения к самому Максу, как сам Макс никак не относится к тому придуманному Джуффином на замену королю Менину Вершителю. А еще Джуффин мог бы сказать, что был просто непростительно молод и прямо-таки оскорбительно глуп, когда счел себя мудрым стариком, оставившим бурные страсти позади. Сейчас Джуффин старше и умнее, сейчас он чувствует себя настолько молодым и свободным, что маска Почетнейшего Начальника почти физически истончается в его руках. Джуффин чувствует себя живым. Джуффин чувствует себя влюбленным. Глупым. Умудренным опытом. Джуффин чувствует себя добычей — и чувствует себя охотником, и, не узнавая самого себя, он не может сказать, какое из этих чувств ему нравится больше. Джуффин многое мог бы сказать Максу. Но есть одна вещь, которую он наконец-то может сказать себе: призвание, оказывается, не такая уж и плохая штука, когда встречаешь человека, чье призвание совпадает с твоим.