Почему ты звонишь мне?

      В очередной раз в трубке раздаются глухие гудки, ударяющие прямо в затуманенную голову. Вокруг шум: живая музыка, непрекращающаяся болтовня и щебетание девушек прямо над ухом. Но все равно в сердце вместе со стуком в ритм отдаются лишь эти протяжные гудки, звучащие трелью телефонного звонка где-то на другом конце города.       – Почему ты звонишь мне, только когда ты пьян? – наконец, раздается грубый голос.       – С чего Вы взяли, что я пьяный?       – Три часа ночи, Кей. Три гребанных часа ночи.       В школе Тсукишима был малообщителен и кроме Ямагучи не имел больше друзей. В академии же, куда он поступил после выпуска, каждый второй его знал и не только, как лучшего студента факультета, но и как того, кто с удовольствием составит компанию в баре.       Кей делает глоток рома и морщится от неприятного привкуса. Девушка рядом смеется и приливает ему колы.       – Ты все время дергаешь свой телефон, – замечает она, когда ими было выпито уже несколько порций. – Ждешь звонка?       – Скорее жду момента, когда сам смогу позвонить, – с усмешкой отвечает Тсукишима и убирает телефон в карман.       «Почему ты звонишь мне, только когда ты пьян?» – эти слова снова и снова отдаются в голове Кея, каждый раз меняя интонацию Куроо от снисходительно мягкой до агрессивно язвительной. Пожалуй, это единственное, что остается в памяти после их разговора.       После пяти бокалов Тсукишима перестает церемониться со спиртным и пьет его большими глотками, даже не чувствуя вкуса. Все что ему нужно, это поскорее напиться, чтобы выкинуть то лето из своей головы. И почему люди до сих пор не научились управлять своей памятью? Кей бы с удовольствием вычеркнул из своей жизни одни моменты и освежил другие.       Джин, ром, текила, виски, дальше Кей перестал следить за названиями. Под предлогом, что ему звонят, он поднимается из-за общего со своими сокурсниками стола и направляется в туалет. Опустив лицо к раковине, Тсукишима охлаждает себя ледяной водой. Хотя это нисколько не избавляет его от ощущения пекла того дня, когда он совершил самую большую ошибку в своей жизни.       Губы сводит то ли от алкоголя, то ли от желания снова ощутить поцелуй Куроо. Кей столько раз давал себе слово, что больше не будет напиваться и звонить ему. Но выпитое избавляет его от страха, от того самого, который помогает нормальным людям не прыгать с высоты или в огонь, предостерегая от гибели.       – Кей, это ты? – сонным голосом бормочет Куроо. – Хватит молчать в телефон, как какой-то маньяк. Я знаю твой номер. Ты время видел? Четыре, мать его, утра.       – А почему Вы всегда отвечаете на мои звонки даже ночью? – спрашивает Тсукишима.       – Только ночью. Днем ты мне не звонишь, – поправляет его Куроо, отлепляя лицо от подушки. – Потому что знаю, что ты там в жопу пьян, и вдруг с тобой что-то случилось. Кто, как не добрый семпай, найдет твое еле дышащее тело и отнесет его домой?       – Куроо-сан, я люблю Вас.       – А трезвый ты это сможешь повторить? – с раздражением отвечает на признание Тетсуро. – Кей, мы это уже проходили. Завтра, когда я тебе позвоню, ты скажешь, что ничего не помнишь и попросишь меня больше тебе не звонить, а через неделю надерешься в каком-нибудь сраном баре со своей пустоголовой компанией и будешь мне названивать. Честно? Меня это уже достало. У всего есть предел. В следующий раз позвони мне, когда тебе действительно потребуется помощь.       И снова Тсукишима слышит гудки, только теперь короткие, оповещающие, что собеседник больше не хочет продолжать разговор. Без раздумий Кей нажимает кнопку вызова, но никто не отвечает.       Кей опирается спиной на дверь кабинки туалета и прокручивает в памяти то жаркое лето и крепкие объятия Куроо, который признается хриплым шепотом. Может, стоило тогда признаться в ответ? А перед этим порядочно выпить, потому что только так Тсукишима принимает свои чувства.       Тсукишима не пропускает пары в университете, даже после буйной пьянки. Студент самой престижной медицинской академии в Японии уставился на свое помятое лицо в зеркале. Красные глаза, мешки и общий заспанный вид. Чуть дрожащими руками Кей пытается застегнуть пуговицы на рубашке.       В раковине лежит телефон с одиннадцатью исходящими и одним входящим вызовом. Он снова это сделал. Позвонил человеку из прошлого, с которым хотел разорвать все контакты. С человеком, чей номер у него отображается как «Неизвестно», потому что до сих пор не сохранен в телефонную книгу. Но что толку, если он помнит цифры наизусть. Они так и не изменились с летнего лагеря в старшей школе. Когда Тсукишима допивал третью рюмку джина, то думал, что Куроо не меняет номер специально, чтобы Кей мог до него дозвониться. Но на утро эти мысли испарялись с выпитым за ночь алкоголем.       – Ни черта не помню, – Тсукишима удаляет из журнала все вызовы, связанные с этим номером, словно думает, что это поможет растворить и сам вчерашний разговор, детали которого ускользнули от него.       В горле стоял противный комок, не пропавший даже после трех стаканов кофе. До сих пор мутило, и Тсукишима предпочитает добраться до академии пешком, чем гадать, стошнит ли его на соседнего пассажира, если он поедет на общественном транспорте. Солнце противно слепило глаза, отчего голова еще больше покрывалась изнутри иголками.       Только недавно Тсукишиму жгло жуткое похмелье, но это нисколько не остановило его от того, чтобы снова застрять в каком-то баре со своими приятелями. А если быть точнее, с поверхностно знакомыми людьми, с которыми он общается только после нескольких банок пива. И сколько бы эти ребята не пытались научить его, что и в какой последовательности лучше пить, Кей все равно не утруждал себя запоминанием и делал так, как душа пожелает, а потом огребал за свою беспечность.       Каждый раз, просыпаясь в одежде утром в своей постели, перед глазами Тсукишимы проносилась прошедшая ночь. Он четко помнил всех людей, с которыми заходил в питейное заведение, вкус первого глотка, он обычно всегда отдавал горечью, а дальше более смазано. Пытаясь понять, почему ему так плохо, в голове словно снимок возникал вид на его ладонь, распахивающую дверь уборной.       Сегодня Кей старается пить так, чтобы запомнить происходящее. Но завтра ему придется вспоминать тот момент, или скорее тот напиток, после которого можно было забить на эту затею.       Казалось, что телефон в заднем кармане джинсов Тсукишимы сейчас оставит ему огромный ожог, если он его тут же не вытащит. Но достать его, означало по инерции позвонить своему старому знакомому. Это уже был отработанный рефлекс. И в эту ночь сладостный шепот: «Позвони ему», прозвучал от текилы с ее извечной компанией в виде лайма и соли.       Тсукишима вышел на задний двор бара, где официанты обычно оставляют мусор. Набирая полную грудь грязного и затхлого воздуха, Кей вбивает в телефон привычный номер, в котором ни разу еще не ошибся ни одной цифрой, даже несмотря на количество выпитого и дрожащие пальцы.       – Почему ты звонишь мне… – хрипло говорит Куроо на там конце линии.       – Только когда ты пьян? – Кей не хочет снова слышать одно и тоже и резко его прерывает.       – Да, точно, если сам знаешь, то какого черта ты еще… – Куроо тяжело вздыхает. – Тсукки, мне иногда кажется, что ты с помощью меня время пытаешься узнать. Потому, что я хочу тебе сообщить, что во всей Японии сраных два часа ночи! Я только заснул.       – Куроо-сан, я…       – Подожди секунду, – останавливает его Тетсуро, который, судя по шороху, пытался выбраться из-под одеяла.       – Куроо-сан, я люблю Вас, – после небольшой паузы договаривает Тсукишима.       – И что мне с этим делать? Чего ты добиваешься, каждый раз давая мне под дых такими словами? Ты мелкий эгоист, который думает, что пьяное признание избавляет его от ответственности. Тебе так легче становится? – голос Куроо звучал угрожающе серьезно, и от этого все внутри Тсукишимы покрывалось льдом, выталкивая горячие внутренности наружу. – А мне вот ни хрена не легче.       – Куроо-сан…       – Слушай сюда, засранец. Каждым своим «Я люблю Вас», ты даешь мне тупую несбыточную надежду и ответ, про который ты потом забываешь, на мое единственное признание. Заметь, мое признание звучало один раз, но оно подкреплялось решимостью быть с тобой. Ты же бесчисленное множество раз изливал мне свою бухую душу, а наутро даже не осмеливался снять трубку, когда я сходил с ума, пытаясь дозвониться до твоей похмельной рожи.       – Мне всегда кажется, что я впервые Вам признаюсь, – Тсукишима плечом оперся на кирпичную стену, совсем не заботясь о том, что она довольно грязная и явно оставит следы на его белоснежной рубашке. – О том, что я Вам звонил, мне говорит только журнал вызовов.       – Потому, что ты пить не умеешь. Был бы я рядом, то даже парами алкогольными тебе дышать бы не дал, – поучительно произносит Куроо.       – Но только так я набираюсь смелости позвонить Вам, чтобы услышать Ваш голос и… черт, – по всему телу Кея прошла дрожь. Кажется, что метафора со внутренностями вот-вот окажется исполненной в реальность. Мгновение и вместо еще одного признания в любви Куроо слышит характерное «Буэ» и плеск.       – Эй, Тсукки, очки снять не забудь, а то уронишь еще прям в унитаз. Или тебя в раковину выворачивает? – со смешком замечает Тетсуро и взъерошивает себе волосы, представляя, как должно быть сейчас стыдно Кею, самому хладнокровию и невозмутимости.       – Вы этого не слышали, – еле проговаривает Тсукишима, по-прежнему держа у уха телефон.       – Нет, слышал, – с улыбкой отвечает Тетсуро. – И очень отчетливо. Так, словно тебя рядом со мной рвет на части.       – Меня не рвет, это… бу-э-э, – очередная порция и Кей надеется, что Куроо не поймет, что плохо ему стало на улице.       – Ты стоять на ногах можешь еще?       – Без понятия, я сейчас на коленях… – в голове все перепуталось, и Тсукишима не следит за тем, что отвечает слишком честно.       – Это было бы эротично, если бы не фаянсовый друг перед тобой. Мне забрать тебя?       – Нет.       – Кей.       – Не… бу-э-э-э.       Еле разлепляя чуть опухшие веки, Кей приподнимается в постели, сразу пряча глаза за ладонью от яркого солнечного света. Обычно он всегда оставлял шторы закрытыми, зная, что ждет его наутро. Поэтому данный факт распахнутого окна заставляет Тсукишиму оглядеться. Без очков он щурится и не может различить обстановку. Но эта комната явно принадлежит не ему.       – Утро доброе, пьянчужка, – Куроо подходит к Тсукишиме и бесцеремонно цепляет очки ему на нос. – Боялся, что разобьешь их к чертям, вот и припрятал.       – Куроо-сан, – Кей с ужасом уставился на семпая, жалея, что на нем очки. Лучше бы он не видел сейчас этой морды лица. – Я…       – Ничего не помнишь, да? – Тетсуро усмехается и плюхается рядом на кровать. – Мы не переспали, если тебя это вдруг заботит. Но у меня есть кое-что более важное.       Пока Тсукишима пытался вспомнить, как он согласился на то, чтобы за ним приехал Куроо, тот достал телефон.       – Я вчера перед сном слушал и утром еще за завтраком. Думаю, что стоит сделать из этого отлично замиксованную песню, – Тетсуро включает в своем смартфоне аудиозапись.       «Куроо-сан, я люблю Вас».       До Кея еще не дошел смысл этой записи, а Куроо снова ее включает.       «Куроо-сан, я люблю Вас».       И так на повторе, пока Тсукишима не выбивает из его рук телефон.       – Это издевка?! Месть за пьяные ночные звонки? – выпаливает Кей. – С меня хватит! – он откидывает одеяло и из-за накатившей обиды не стесняется перед Куроо того, что на нем одно только нижнее белье, пытается сбежать. Но Куроо перехватывает его и валит обратно на постель.       – Ты вроде умный, очки носишь, учишься на врача, а такой тугой, – Куроо утыкается лицом ему в грудь. – Да признайся ты уже. Тебе самому этого хочется. Иначе зачем бы ты каждый раз названивал мне? Ты сам сообщил мне адрес бара, чтобы я тебя забрал. Когда я тебя на себе нес до машины, пока усаживал на заднее сидение, всю дорогу, что мы ехали, а потом еще и дома, ты говорил мне то, что не в состоянии произнести сейчас, хотя язык у тебя больше не заплетается и голова ясная. Кей, перестань мучить нас обоих.       Тсукишима запускает пальцы во взъерошенные волосы Куроо с желанием вырвать ему клок, но вместо этого мягко гладит непослушной и, вдруг ставшей такой тяжелой, рукой.       – Если обещаешь удалить запись, – негромко произносит Кей и другой рукой обнимает Тетсуро, понимая, что больше нет сил сопротивляться. Он сам себя загнал в угол, оказавшийся квартирой человека, встречи с которым он с таким усилием избегал. Но, несмотря на захлопнувшуюся мышеловку, установленную Куроо, дышать стало легче.