Мы странно встретились и странно разойдёмся?

Последующие дни Гарри, как мог, пытался забыть то, что причиняло боль. Если его первая влюблённость в учителя, лёгкая и юная, как сам подросток, не приносила страданий от невозможности сбыться, только приятное томление, то вторая — осмысленная и более взрослая — мучила и душила, как медленно затягивающаяся удавка на шее. К сожалению, в самоанестезии Поттер был не силён. Ходил угрюмый и квёлый, на работе натянуто и заученно улыбался клиентам и начальству. Зависал у Кевина в баре, когда было время, сидел и делал вид, что смотрит большую плазму, прикреплённую над стойкой. Подолгу ни о чём разговаривал с Марком на причале, больше слушал про его заморочки и проблемы, случаи из жизни знакомых и знакомых их знакомых. Старался плыть по волнам отлаженного алгоритма устоявшегося быта и надеялся, что его не потопит в клоаке собственного уныния и молчаливой обречённой согласности. Что человек, которого он полюбил — чего уж скрывать от самого себя, — оказался абсолютным засранцем и эгоистом. Пока не получалось стряхнуть с себя морок этой влюблённости, как собака стряхивает дождевые капли. Значит, оставалось стиснуть зубы и перетерпеть. Что он и делал успешно, запрещая себе скулить в подушку по ночам, но глаза всё равно иногда подводили непрошеной влагой. Гермиона, вызнав обо всём по телефону, порывалась вернуться раньше срока, но Гарри запретил — собиралась тридцатого приехать, пусть не меняет своих планов. В яхт-клубе он ещё больше сдружился с Марком и Кевином, общение отвлекало. Когда «тяжёлая гвардия» по борьбе с депрессией в лице Грейнджер появилась на пороге, Поттер уже в целом привёл себя в порядок, только улыбался меньше и частенько впадал в оцепенелую задумчивость. Приближался день рождения. Гарри не любил этот праздник в детстве, потому что завидовал своему кузену Дадли, у которого было всё: и гости с подарками, и торт со свечками, а про его даты обычно не вспоминали. Самостоятельная жизнь научила радоваться когда-то нелюбимому дню, тем более, его можно было разделить с немногими друзьями и хорошими знакомыми. В этот раз Гарри не хотел отмечать — настроения не было, но Гермиона со своей программой выхода из кризиса настояла — двадцать лет всё-таки случаются раз в жизни, и нужно это дело отпраздновать. Гарри долго упирался, но когда за дело взялись ещё две медноволосые головы, уступил давлению. Подруга волновалась за него, не хотелось быть неблагодарным, да и не дело забивать на свой праздник. Отмечать решили в кафе. Близнецы гарантировали два свободных столика и выпивку за счёт заведения — подарок для именинника. Грейнджер, уточняя список гостей для подсчёта мест, удивилась, что Гарри и приглашать-то особо некого. Немногочисленные товарищи, которых хотелось видеть, разъехались на лето, только если Марка и Кевина с новой работы позвать. Потом Гарри неожиданно вспомнил про Колина Криви и Гойла. Он их пригласил, а они внезапно согласились. Вечером тридцать первого июля Поттер, осматривая гостей за сдвинутыми столиками в уютном и шумном «Зазеркалье», и сам себя чувствовал немного Алисой или, скорее, Безумным Шляпником. Такой разношёрстной компании он и представить себе не мог. Ладно Гермиона и уже почти родные рыжики. Но Колин и Грегори Гойл, воркующие, как голубки, немного выбивали из привычной реальности. Особенно Грег, периодически посматривающий на Гарри предупреждающим взглядом собственника, как будто Поттер мог по старой памяти претендовать на его Колина, млеющего под боком здоровяка. В остальном Гойл вёл себя вполне добродушно и несколько смущённо. Необычно было видеть и новые лица рядом с давно знакомыми. Кевин сидел по правую руку от Гарри и ловко за ним ухаживал, подкладывая на тарелку еду или подавая соус для пиццы, ненавязчиво подчёркивая, что Поттер без внимания не останется. Марк, недавно расставшийся с девушкой и единственный не пристроенный за столом, на эту тему не заморачивался и просто веселился за компанию. Фред и Джордж балагурили и вообще были заводилами. Марк их поддерживал, перебивая шутки остроумными репликами, отчего все ржали, как ненормальные, до слёз и болящих щёк. Кевин жался под бок, как будто места на диванчике становилось всё меньше и меньше. В какой-то момент Гарри закинул руку ему на плечо, даже сам не обратив внимания. Было приятно чувствовать тепло другого человека, тем более явно неравнодушного. Гарри был бесконечно благодарен Гермионе за то, что она настояла на проведении торжества, а когда подруга вынесла из кухни торт с настоящими свечками и написанным кремом поздравлением, у него даже дыхание перехватило от такой концентрированной задавленной в детстве радости. Вечер удался! Когда гости ближе к двенадцати стали расходиться, Кевин, уходя последним, улучил момент и поцеловал Гарри на прощание. Сначала в щеку, потом в губы, и довольно мурлыкнул, когда Поттер обнял его за талию, перехватывая инициативу. Кев прижался сильнее и недвусмысленно потёрся бёдрами, Поттер застонал. Они стояли на террассе-входе, и рядом послышались смешки курящей парочки. Гарри прервал оказавшееся неожиданно увлекательным занятие. Он мало знал Кевина, мог только сказать, что тот неплохой парень и в данный момент однозначно пробуждает сильное желание обладать его вёртким, тонкокостным телом. Дымка возбуждения туманила мозг наравне с лёгким опьянением. И когда Кев, не отлипая и не разжимая объятий, зашептал, лаская выдохами ухо Гарри, приглашая к себе ночевать, тот и не подумал отказываться, пошёл, как приклеенный. В лёгкой дымке флирта и тайных прижиманий в темноте междуфонарья, поглаживаний в метро и украденных поцелуев на улице они заскочили к Гарри за формой для работы. Потом, не прекращая телесного контакта, сцепки ладоней и лёгкого подтрунивания, поехали к Кевину. Поттер боялся, что лёгкость и эйфория сейчас закончатся, утонут в привычном болоте уныния, но этого не произошло. Гарри было не просто хорошо, ему было великолепно, волшебно, чудесно — голова лёгкая-лёгкая и совершенно пустая, как чугунный фонарный столб. Кажется, стукни по ней Кевин — будет и звон, и гул, и щекотная вибрация. Он так устал постоянно думать о Снейпе! Как было бы, веди он себя иначе? Столько «бы»! Более настойчиво, например, или менее стеснительно, или ещё как. Гарри думал об этом в последнее время, не прерываясь, наверное, даже во сне. Ругал себя, пытался оправдать любовника, винил любовника, оправдывал себя, и так по кругу. Теперь блаженная пустота, и голова кругом от этой нежданной свободы, и опьянение от неё же и от выпитого в кафе. И Кев рядом — горячий, льнущий, шепчущий в губы, такой податливый. То, что нужно! Они вломились в квартирку Кевина, уронили вешалку в прихожей. Путаясь в ногах, хозяин увлёк гостя за собой. Повалившись в кровать, извиваясь, как змеи, не прекращая основного действа, они избавлялись от узких джинсов, ненужных носков и боксеров, футболки потерялись ещё по пути в спальню. Кевин был пассивом, но, надо сказать, очень активным пассивом. Он абсолютно не смущался, отвечал на поцелуи Гарри с не меньшим напором, тёрся о его член своим, поскуливая от удовольствия, и так развратно стонал, когда любовник прикусывал тонкую кожу на ключице или захватывал в плен губ мочку уха. Поттер терял последнюю связь с реальностью. Кев сам раскатал резинку на возбуждённом и тщательно вылизанном члене Гарри, протянул флакон смазки, извлечённый из-под подушки. Поттер замешкался над раскинувшимся парнем. Если до встречи с Северусом он сто лет не был снизу, то теперь казалось, что и сверху не был не меньше. Наблюдая за реакцией и мимикой, за тем, как припухшие губы то вытягиваются в трубочку, то приоткрываются в стоне, Гарри разминал и растягивал не очень-то узкого Кевина. Было очевидно, что он любит секс и не отказывает себе в удовольствии. То, что нужно Гарри! Доминировать над партнёром, чувствовать себя снова мужчиной, а не расклеившимся сопляком, брать и дарить удовольствие партнёру. Они боролись и крутились в постели, меняли позы. Гарри, войдя во вкус, драл Кевина под его непрекращающиеся стоны и повизгивания, вбивал в матрас, подсовывая под него подушку, сажал на себя. Кев устраивал дикие скачки, словно объезжал мустанга. В третий раз они кончали на сухую, оргазм, принёсший облегчение наравне с болью в опустошённых яйцах, был уже чисто механическим. Выключая сознание и проваливаясь в колодец сна на разворошённой, пропахшей потом и спермой кровати, Гарри слышал сонное бухтение рядом, мол, Поттер его совсем заездил и Кевин, кажется, натрахался на месяц вперёд. При этом Кев натянул на них сбившееся в сторону одеяло и закинул ногу на поттеровское бедро, из чего тот сделал вывод, что друг не в обиде. Будильник на телефоне, заведённый на семь, с точностью садиста запиликал где-то в джинсах на полу. Гарри проснулся первым, сонно жмурясь и пытаясь припомнить, где оставил очки; оглядел тумбочку у кровати, перевёл взгляд на Кевина, завозившегося в сбитых простынях. — Доброе утро, — улыбнулся тот и, позёвывая, сел на кровати. Потянулся было к Поттеру, чтобы чмокнуть в нос, но Гарри словно током шибануло. Замутило резко, ударило в затылок жаркой волной, пальцы на ногах заледенели, а сознание повело. — Прости, — только успел крикнуть он и ломанулся из спальни. Дёрнул в маленьком коридоре одну дверь — оказалось, кладовка; почти выломал ручку у второй. На этот раз, слава богу, повезло. Поттер упал на пол возле унитаза, его мучительно выворачивало наружу, словно что-то пыталось выкрутить изнутри. После первого извержения пришло второе, когда в желудке уже ничего не осталось, но он всё равно сокращался и дрожал, исторгая желчь и слизь. На трясущихся ногах Гарри долго убирал за собой, открыл маленькое окошко под потолком, чтобы проветрить, и, засунув пылающую тысячью пожаров голову под холодную воду, застыл над раковиной, мечтая нелепо утопиться прямо сейчас. Перед Кевином было ужасно стыдно. Когда узкая ладонь опустилась на плечо, Поттер так и стоял, как страус, головой вниз под ледяной струёй. Кевин потащил его назад и заставил разогнуться, посадил на бортик ванной и заботливо накинул полотенце на мокрые волосы. — Прости, Кев, — просипел Гарри, — не знаю, что со мной. Наверное, вчера перепил. — Нет, дружок, — Кевин приподнял понурую голову Поттера за подбородок и заглянул в болезненно покрасневшие глаза. — Так не перепивают с пары кружек пива, я видел, сколько ты употребил вчера. Твоя болезнь называется иначе. Я слишком хорошо знаю эти симптомы. Ты всё ещё любишь того козла, а сейчас чувствуешь, что тупо изменил ему. Скажи, что это не так?! Гарри лишь прикрыл глаза, соглашаясь. — Ладно, иди купайся, страдалец, — хмыкнул Кевин и, положив поверх большого полотенца очки Поттера, вышел. В кухню, где возился хозяин, Гарри шёл как на расстрел. Было очень неловко и мучительно стыдно за то, что он, как последний идиот, не может не думать о своих никому не нужных чувствах. После короткой передышки всего в один вечер и ночь они душили снова. Кевин сосредоточенно раскладывал омлет с колбасой и сыром по тарелкам, когда приплёлся подавленный Поттер и, потоптавшись на входе, сел за стол, продолжая молчать. Ему под нос сунули кружку тёмного, как кофе, ароматного чая и тарелку с едой. Нежная ладонь лёгкой лаской прошлась по голове, убирая мокрый чуб со лба. Гарри перехватил кисть, поцеловал середину мягкой ладошки и зарылся носом, прижимая её к лицу. Кев обнял страдальца за плечи, привалившись к его спине, и замер в немом утешении. — Кев… — М? — Ты такой хороший, может, давай встречаться? — Гарри так и не отнял чужую тёплую, успокаивающую ладонь от лица. — Нет, дорогой, боюсь, ничего у нас с тобой не выйдет. Пока уж точно, — Кевин убрал руку и сел напротив Поттера, принимаясь за свой завтрак, показывая на часы. Им выходить через двадцать минут, а то опоздают. Гарри вздохнул и отпил чай, в пустом желудке приятно потеплело. — Почему? — Я, знаешь ли, не привык, когда партнёра от меня выворачивает наизнанку, — прожевав, пояснил Кевин. — Это не от тебя! Прости. Мои заморочки. Ты чудесный и очень добрый, а я дурак. — Что есть, то есть, — хмыкнул Кев, не уточняя, с чем согласен: с «чудесным-добрым» или с «дураком». — Гарри, пока тебя не отпустит вот здесь, — Кевин протянул руку и ткнул пальцем в лохматую голову напротив, — думаю, у тебя и с другими мало шансов. Чудо, что у нас вообще до секса дошло. Кстати, ночь была потрясающая, спасибо. Но факт остаётся фактом: пока мы можем только дружить. Переболит — приходи. Всё, доедай и поехали, не хватает ещё опоздать. День на работе был под стать утру. В желудке — противная натянутость, несмотря на плотный завтрак, в голове — бардак, и такая муть на душе, что Темзе и не снилось. На обед Гарри уныло плёлся в хозяйственный блок, тяжело переставляя ноги. Все были в курсе, что Поттер — вчерашний именинник и особо не доставали, полагая, что у парня похмелье. Звонок застал его на улице возле столовой для сотрудников. В такое время это могла быть только Гермиона с требованием рассказать подробности, ведь друг так и не пришёл ночевать. Отвечать не хотелось, но не ответить — себе дороже. Парень решил: скажет, что занят, пусть вечером дома пытает, раз так охота. Не глядя, нажал на приём и выдохнул: «Да?» Сквозь потрескивание и помехи на линии, обозначающие, скорее всего, дальнюю связь, в ухо полился голос из недавнего прошлого: — Я вчера запутался из-за разницы во времени, потом уже было очень поздно звонить, а утром связи совсем не было. С днём рождения, Гарри! — С-спасибо, — втянув воздух и протолкнув внутрь отвратительный ставший в горле ком, промямлил Поттер. — Как отпраздновал? — Спасибо, хорошо. В кафе у близнецов, — на автомате ответил Гарри, не понимая, что вообще творится, зачем этот человек ему звонит? — Я сейчас в предгорье, плохая связь. Ещё раз с днём рождения, всего тебе хорошего, — и разговор оборвался. Гарри опустил руку с телефоном, абсолютно не соображая, что это было, зачем фантому прошлого снова тревожить, не давать забыть?