***
На репетиции Илья распевался. Инструменты слаженно звучали, ноты плыли и впечатывались в стены клуба, пропитывая их собой, как губку. Массивные усилители заставляли сцену под ними вибрировать. Басист своими партиями задавал тонус пассивно-агрессивным песням, барабанщик — твердый ритм, ритм-гитара была основой психоделических соло. — Мне бы только дышать и смотреть, и смотреть на тебя, – Илья дрожащими руками сжимал микрофон, полностью противореча тексту, зажмурился. Не глядел в сторону соло-гитариста, боясь выбить из своей головы весь текст. Пришлось еще пару раз прогнать несколько песен. Оставив на сцене настроенные инструменты, музыканты медленно спустились вниз. За дверью гримерки они стали уютными и домашними, обсуждали разные мелочи, пили пиво из жестяных банок. Илья снял круглые очки, положил их на стол, и расфокусировано глянул на сидящего рядом Ваню. Он порой подносил к губам банку, делал большие глотки, а затем ставил ее на деревянный стол. Кадык выпирал на его длинной шее, Черепко нервно сглотнул, отводя взгляд. Он чувствовал себя школьником, который разглядывал свою одноклассницу, буквально пожирал ее взглядом, боясь словить ее взгляд на себе. Илья поднялся с мягкого дивана, перешагнул через ноги коллег. — Я покурить, — выходя из гримерки.***
Петля снова сжалась на шее. Безжалостно перекрыла дыхание, лишая потрепанные от многолетнего курения легкие жизненно необходимого кислорода. Илья почувствовал, как теплая рука сжалась на его плече. — Лысенький, подожди, — смеясь, Селищев его догнал. Кажется, хватка ослабла. В клубе начал собираться народ. От девочек-школьниц до взрослых мужчин. Все посетители стали потихоньку подходить к пустующей сцене. Кто-то подпрыгнул, желая посмотреть на сегодняшний трек-лист, кто-то заливисто рассмеялся, кто-то взял пиво и сел за барную стойку, кто-то вышел из клуба. Черепко достал из кармана пачку сигарет, вскрыл ее, вытянув тугой никотиновый сверток. Зажав его между зубами, мужчина залез в карман в поисках зажигалки. Кажется, он ее оставил на столе гримерки. Выругавшись, Илья уже хотел повернуть, вернуться в клуб, забрать зажигалку, но Ваня достал из кармана свою, небольшим огоньком заставляя кончик сигареты светиться темно-оранжевым цветом. Они оба дымили, молчаливо глядя вдаль, на проезжающие машины, пока была возможность уединиться. Илья задумчиво выпустил дым в воздух, а затем перевел взгляд на тонкие пальцы Ивана, между которых он зажимал сигарету, медиатор, деревянные палочки, карандаш, ключи… Он нередко представлял, как эти пальцы лихорадочно сжимают простынь, а порой и его собственные плечи. Черепко вновь почувствовал что-то давящее на сознание, сжимающее шею, перекрывающее кислород. Теперь Селищев был не в силе его спасти, он сам был виновником этого душащего чувства, и теперь не в силе был стать спасательным кругом. Легкие будто бы наполнились водой, Илья не мог дышать, сознание помутнело. Он жадно затянулся, глядя на тонкие губы Вани. Его не отпускало. Спиной мужчина прислонился к стене, отвел взгляд от тонких губ, сделал пару затяжек. Кажется, он понял, кто здесь является его главной петлей. Чьи руки его душат. Он понял, кто здесь виноват без вины.***
Разрушительные ритмы и орущая тексты толпа. Какой-то мужчина взобрался на сцену, и был сразу ликвидирован оттуда охранником. Кто-то дико танцевал и разлил пиво на соседа. Кто-то лапал не свою женщину. Илья чувствовал музыку всем телом. Он плавно двигался по сцене, подражая движениями плывущему по течению осьминогу. На сцене он чувствовал себя, будто в воде, он перебирал щупальцами, пел, вокализом завораживая толпу. Даже петля не так сильно сдавливала шею. От песни к песне движения становились резче и резче, Илья надрывно тянул ноты, посвящая каждое произнесенное слову человеку со светлыми глазами и мягкими касаниями. Сердце екнуло и затрепетало. Петля с силой сжалась на шее, снова перекрывая кислород. Он много лет не носил кольцо на безымянном пальце. Кольцо и печать в паспорте — последнее, что его хоть как-то удерживало с женой. И с каждым разом, когда невидимая петля до синяков сдавливала его шею, на пальце все сильнее сжималось обручальное кольцо, будто не давая ему выйти из этого круговорота. Илья почувствовал, как тонкие губы Селищева коснулись его макушки. Электрический разряд и последний аккорд. Пора заканчивать.***
Все повторяется по кругу. Опять двери клуба, дым вокруг, странные поглядывания друг на друга. Ваня глубоко затягивался, прикрывая глаза. Илья жадно впился в его лицо взглядом. Он смотрел, будто бы это могло ему помочь с незримой петлей на шее. — Ты чего, лысенький? — Селищев потушил сигарету, вопросительно глядя Илье в глаза. Тот не отвечал. Один шаг вперед. Бесконечное дежавю должно было прекратиться, бесконечный круг должен был разорваться. Черепко нарушил все порядки. Он с жадностью, с которой только мог глядеть на тонкие губы Вани, впился в их, чувствуя никотин и сухость. Теперь он сжег все мосты позади себя, и вернуться таким, каким он был, назад шансов не было. Либо Илья сейчас обретет все, либо потеряет все до последнего. — Ты что творишь?! — Илья почувствовал, как желанные теплые руки его резко отталкивают. Петля с силой сжала шею, останавливая даже ком, подкативший к горлу от этой странной боли, — допился, да, Илья? Селищев грубо толкнул в грудь Илью, а тот сполз по стене вниз, не в силах сопротивляться. Иван медленно отдалялся, уходя.***
С каждым днем их общение сходило на "нет", а все из-за глупого прерванного дежавю и дурацкой решительности, что ударила Илье в голову так не вовремя. Он глотал горький кофе, глядя на моросящий дождь из окна. На кафельных стенах ванной оставались такие же холодные капли, как на стеклах окон. Илья вспоминал теплые руки Вани, его мягкие касания. Воспоминания превратились в новое колкое дежавю. С каждым днем Селищев становился все холоднее и холоднее, а петля на шее слабела и слабела. Вот только от этого Илья не ощущал себя лучше. Он бы с радостью променял все то, что имеет, на старую незримую петлю, которая неустанно сжималась, не давала дышать, хоть ее и попросту не существовало. Слеза потекла по щеке вниз, подобно холодной капле на кафеле ванной, подобно капле дождя на стекле. Старую петлю пристрастия сменила уже новая, только настоящая, петля. Илья сделал шаг. О кафель ванной с характерным стуком ударился табурет.