Shattered Glass, Broken Dreams

      Я не могу перестать смотреть на неё. Она спит спокойно, солнце играет на её лице и в волосах. Я хочу... с каждым её новым вздохом я хочу, чтобы она никогда не просыпалась, ведь я знаю, какую боль приносит ей каждый новый день. Я вижу эту боль, отражённую в её голубых глазах и на её хмуром лице. Я вижу её боль, но она никогда не поделится этим со мной.       Я стал её проектом, кусочком глины, с которым она может сделать всё, что захочет, потому что, когда она смотрит на меня, я не могу сопротивляться: любовь сделала меня беспомощным. В ней есть что-то, что закрыто так глубоко, так далеко от этого мира, но столь красивое, необыкновенное, чистое. Она не видит этого, но оно ослепляет меня.       Я ослеп от любви. Временами я ловлю себя на мысли, что смотрю на неё слишком долго, слишком долго всматриваюсь в её лицо, утопаю том свете, что сокрыт в ней.       Этот свет опасен для меня. Он занимает все мои мысли — даже ночью её свет является мне во снах. И когда она становится Даркчайлд, этот свет не исчезает. Море света поднимается вокруг неё, струится по волосам, льётся в её глаза — туда, где навсегда отпечатались шрамы, как напоминание о том, что было и что будет.       Этот свет, он ослепляет меня. Он ослепляет меня, но я до сих пор не могу понять, люблю ли я её только из-за него. Не влюбился ли я только в её свет, в этот немой шёпот идеала, существующий за пределами её колкой презрительной насмешки?       Нет! Нет, я не могу думать об этом. Я люблю её. Я обожаю её. Я всегда буду с ней.       Когда я пробегаю пальцем по её щеке, я начинаю задумываться, принадлежит ли она мне. С рассветом каждого нового дня, с наступлением каждой новой ночи я шепчу ей, что люблю. Я говорю это так часто, что уже не уверен, верит ли она мне теперь.       Она спит в моей постели. И я знаю как успокаивающе тепло тому, кто лежит рядом с ней, когда она просыпается. Но мне бы хотелось считать себя её возлюбленным, а не просто компаньоном. Когда я прикасаюсь к ней ночью, она сжимается от меня, словно мои пальцы могут обжечь её кожу. Однако, после долгого и тяжёлого дня, именно она начинает первой, она использует моё тело, чтобы отдохнуть и расслабиться. Но она не счастлива со мной, она не делит со мной ни своих слёз, ни улыбок. Ничего.       Я вздыхаю и переворачиваюсь на спину, разглядываю узоры на потолке и думаю о нас. Как давно это между нами? Сколько лет прошло с тех пор, как мы были просто «товарищами по команде»? Год, три, пять лет... сейчас я даже не уверен. Единственное, что помню, — я начал всё это.       Это полностью моя вина, что мы застряли в этом ужасном, безжалостном подобии отношений, где ни один из нас не счастлив. Я хочу для неё счастья. Я хочу этого так сильно, что моё сердце сжимается каждый раз, когда я вижу её грустный взгляд, но не могу бросить её. Просто не могу. Я слишком сильно люблю её.       Это был конец лета. Мы только что вернулись с очередной опасной для жизни миссии. Я чуть было не умер, я был бы убит, если бы Ульяна не телепортировала меня в безопасное место. Аниматор мог пристрелить меня, и я был бы мёртв. Но у меня не было выбора. Если бы я не прыгнул перед Рэйн, и она бы была мертва. Мы все живы благодаря Ульяне.       Она стояла спиной ко мне: смотрела на озеро, и я хотел помочь ей, слишком сильно хотел. Неожиданное желание спасти её душу за то, что она спасла мою жизнь. И первый раз в своей жизни я, Дуглас Рэмси, сделал первый шаг. Без малейшей тени сомнения я подошёл к ней, закружил и поцеловал... просто поцеловал.       Это был самый сладкий, самый мягкий поцелуй на свете, но Ульяна отшатнулась от меня так, словно я ударил её. Её ледяные голубые глаза прожигали меня своим взглядом, что хотелось залезть под ближайшую скалу и умереть.       — Почему ты это сделал? — процедила она, выделяя каждое слово.       Порыв ветра поднял её волосы к лицу, и она выглядела красивее, чем когда-либо.       — Я хотел отблагодарить тебя за спасение моей жизни, — прошептал я, не в силах отвести от неё взгляда.       Она сама отвернулась от меня.       — Всегда пожалуйста, Дуг. Но если ты действительно хочешь отблагодарить меня, ты должен просто оставить меня в одиночестве.       — Я не хочу оставлять тебя в одиночестве, — сказал я, прислушиваясь к её дыханию, в котором читалось высокомерие. Я никогда не думал об Ульяне в романтическом ключе. По правде говоря, она относилась к типу пугающих девчонок. Её сила была удивительна; почти безгранична, когда она в Лимбе, и её сила, и её внешность, и что-то ещё были неприступной стеной, способной отгонять людей.       Девушки вроде Рэйн или Китти подходили мне куда больше. Китти в особенности: из-за наших общих интересов. К тому же, я не мог отрицать, что Рэйн довольно мила и легка в общении. Но было так много препятствий между нашими отношениями; Китти устала от парней после всей этой истории с Петром, а сердце Рэйн прочно занял Сэм.       И вот я смотрю в самые красивые голубые глаза которые я когда-либо видел, даже если они мечут в мои стороны кинжалы. Это был первый раз, когда я увидел его. Этот свет. Сияли её глаза, свет лился по её волосам. Он был везде, везде вокруг неё, и это было великолепно. Я за всю жизнь не видел ничего более прекрасного. С того момента я был поражён, с того момента я ослеп, с того момента я полностью принадлежал ей.       — И почему это, Дуглас? — спросила Ульяна, а её взгляд смягчился, хоть и совсем немного.       Сперва я поморщился от того, что она назвала меня полным именем, но потом понял, насколько игриво это прозвучало.       — Потому что я не могу перестать смотреть на тебя, — ответил я.       Она шагнула назад — я увидел, как свет отступает за ней, а стены возвращаются снова.       — Я не люблю слащавые фразы.       — Я говорю правду, — я пытался убедить её, потянулся заправить прядь волос за её ухо... Резкий шлепок по лицу. Она ударила меня, а потом развернулась и ушла прочь. Я знал, я точно знал, что был влюблён, и я смотрел, как поток света позади неё зовёт меня, провоцирует. Я навсегда потерялся в нём.       Это была борьба, тяжёлый путь, который я прошёл, чтобы она могла довериться мне и осознать, что мои чувства были искренними, что я люблю её. Наконец, после года взлётов и падений, криков и ударов, она уступила. Ульяна Распутина, девушка со стальной волей, просто сдалась, пожала худыми плечами и сказала:       — Хорошо, давай попробуем эти отношения.       Но мы никогда не пробовали. И никогда уже не будем. Эта связь была обречена с момента возникновения, и она страдает из-за этого. Я не хочу, что бы она страдала, но я не могу вынести мысли о том, что бы потерять её свет, я просто не смогу этого выдержать. Без неё я не смогу чувствовать себя целым. Нет, без её света я не смогу чувствовать себя целым. Я даже не знаю Ульяну.       Мои руки касаются её спины, она что-то бормочет под нос и отодвигается снова. Она отодвигается от меня так далеко, насколько только позволяет кровать. Я хочу прикоснуться к ней, обнять её, и любить её так, как она должна быть любимой, но она не позволит мне этого. Для неё я просто кто-то, кто будет с ней, когда она проснётся. Тёплое место рядом, напоминающее ей, что она не одна.       Я всегда буду принадлежать ей, но она давно уже не принадлежит мне. Чёрт, она никогда и не была моей.       Когда она плачет, и я знаю, что она плачет, она ускользает из нашей комнаты. Каждый раз, когда она расстроена, она покидает нашу кровать и уходит на цыпочках в коридор. Она идёт к Бобби и зовёт Бобби. Её душа принадлежит ему, а не мне.       А я люблю её. Нет, я люблю её свет, я люблю то, как моя сила позволяет мне видеть её. Я не люблю её. Я не могу любить её, потому что даже не знаю, кто она.       Когда она с Бобби, разговаривает с ним или, не дай бог, смеётся с ним, я стараюсь не обращать внимания. Я стараюсь делать вид, что не вижу, как её свет реагирует на него, как свет переливается и искрится, когда он рядом. Ульяна любит его. Это написано в каждой поре, в каждой клетке её тела, но она боится быть отвергнутой, боится, что он не полюбит её в ответ.       Именно этот страх быть отвергнутой заставляет её оставаться со мной, потому что я надёжен. Она знает, что пока я здесь, она всегда всегда сможет вернуться обратно. Я всегда буду любить её, всегда буду принадлежать ей. И это то, что держит её со мной, это то, что помогает ей — моя стабильность. Пока я здесь, она никогда не станет другой, ей всегда будет страшно, больно и одиноко.       Я не могу сделать это с ней. Я не стану больше причинять ей боль, даже если это будет значить отказ от света, этого красивого, ослепляющего света. В конце концов, я был слеп слишком долго.       В особой спешке, я выскальзываю из постели и тихо одеваюсь. Я принял решение, мой разум твёрдо настроен. Я не буду больше куском глины, или отвесной скалой, на которую она бросается снова и снова. Я люблю её свет. Я не хочу видеть, как он умрёт, затухнет от жизненных страданий. Вот почему я ухожу.       Моя рука дрожит, когда я оставляю записку на тумбочке, держа чемодан в другой руке. Сделав паузу, чтобы взглянуть на неё последний раз, чтобы изучить играющее в её волосах солнце и свет вокруг её тела, я наклонился к ней и нежно поцеловал в щёку. Это последний раз, когда я вижу её, когда могу прикоснуться к ней, ощутить её запах, и где-то в глубине души я рад этому. Я был слеп слишком долго.       Я подхожу к двери и смотрю на неё последний раз. Но этот раз я буду помнить всегда, нет, это раз, который я должен буду забыть, ведь сейчас больше нет света. С улыбкой на лице, я закрываю дверь в нашу... в её спальню и быстро ухожу по коридору.       Я уже скучаю по слепоте.