Долго и счастливо

Акааши открывает дверь своим ключом, приподнимает до щелчка дверную ручку, и та поддаётся. Первое время он с дверью не ладил, зато теперь знает все её хитрости наизусть. Точно знает, под каким углом она начнёт скрипеть, точно знает, что изнутри на ней несколько царапин – привет от пса предыдущего хозяина. Нет основания думать, что Бокуто дождался его, уже три утра, пришлось взять такси из аэропорта. В маленький узкий коридор Акааши сначала заносит дорожную сумку, затем проскальзывает сам и подхватывает на лету настенную фигурку совы, где по идее должны храниться ключи. На деле она почти всегда пустует, Бокуто кладёт в неё ключи только в редких припадках чистоты. Акааши точно знал, что заденет её плечом, и поэтому просто подставляет руку. Все движения доведены до автоматизма, как будто он проводит здесь большую часть года. Он негромко бросает в темноту: «я пришёл», и, сняв обувь, идёт в ванную – мыть руки и рассматривать, что изменилось со времени его отсутствия. У Бокуто новая туалетная вода, еле начатая, Акааши вытирает руки и подносит колпачок к носу, вдыхая аромат бергамота и цитрусов. Чей это подарок? Какой-нибудь поклонницы? Бокуто никогда не покупал себе такие вещи. Подаренный самим Акааши флакон пустует, но продолжает занимать место на туалетной полке. Стоит ему подарить такую же, или, может, что-то новое? Акааши проходит на кухню, окидывает взглядом разбросанные коробки из-под еды. Слишком лень включать свет и что-то делать. Бокуто спит на диване, как всегда сопит носом, плед сполз, не выдержав натиска неспокойного сна. Акааши наклоняется, поправляет плед, и в этот самый момент Бокуто открывает глаза и приподнимает подбородок. Акааши распрямляется. – Я думал, ты хотел меня поцеловать, – сонно бормочет Бокуто, запуская пятерню в волосы. – Я приехал, – Акааши предпочитает не отвечать на высказывание Бокуто. – Я вижу. В смысле – добро пожаловать. – Я не хотел тебя будить. – Я догадался, поэтому и проснулся, – остатки сна сброшены, Бокуто садится на диване и улыбается Акааши. – Будешь чай? Бокуто не ждет ответа, сам идет на кухню, убирая волосы с лица. Акааши говорит ему что-то про раннее утро, тренировку через четыре часа, но Бокуто, как всегда, не реагирует – ставит чайник, достаёт заварку. – Ты никогда не знал, чему есть время и место. Сейчас точно не время сна, ты же только что приехал. При включённом свете Бокуто прямо-таки впивается в лицо Акааши взглядом, сам Акааши не отстает от него. Ему совсем не интересно, как выглядит он в глазах Бокуто, он смотрит на его ставшие ещё шире плечи, на мелкий синяк около локтя, на огрубевшие от постоянных тренировок руки, на отросшие волосы, на щетину, проступающую теперь так ярко. Бокуто кажется ему теперь ещё старше, а ведь они не виделись всего полгода. Первые полгода, когда Бокуто только выпустился из академии, для Акааши тянулись бесконечно долго. А ведь это именно по его, Акааши, инициативе они не виделись. Не хотелось отвлекать Бокуто от первого семестра в универе, да и самому требовалось уделять учёбе гораздо больше внимания, кроме того, хотелось хотя бы попытаться избавиться от зацикленности на Бокуто. Вторые полгода Бокуто не дал себя так просто обвести вокруг пальца – почти настоящие свидания, самые счастливые полгода, при воспоминаниях о котором сладко ёкает сердце. Внезапные и очень короткие поцелуи, несмелые касания рук и долгие прогулки. Третьи полгода и обрыв. Медицинский университет в Осаке, обоюдное решение, что лучше остаться друзьями. Сейчас Акааши уже привык вести счёт в своей жизни полугодиями. Что значит два месяца до встречи в Токио по сравнению с шестью? Акааши стряхивает крошки со стола, растирая оставшиеся на коже пальцами, и смотрит на спину Бокуто, пока тот готовит чай. Движения прыгучие, как у мячика, или как будто он пританцовывает под только ему слышную музыку. Акааши прячет улыбку в ладошке, и Бокуто оглядывается через плечо, словно точно знает, что именно сейчас Акааши решил улыбнуться. Лицо Бокуто сияет. *** – Я сказал Цукишиме, что ты приехал. Кажется, он обрадовался, – Бокуто жмурится, как кот. Акааши вспенивает шампунь в руках, запускает пальцы ему в волосы. Бокуто занимает непозволительно много места в маленькой ванной комнате, вытянув ноги в джинсах и отклонив голову на небольшую раковину с полотенцем. Акааши ласково называет этот процесс «игра в парикмахерскую», и почему-то ему кажется, что в этом есть что-то интимное. Акааши массирует голову Бокуто, немного наклонившись, наблюдает за его умиротворенным лицом абсолютно безнаказанно, за малейшими изменениями в эмоциях. Приподнятые уголки губ Бокуто готовы свести его с ума. – Кажется? – Ну, – тянет Бокуто. – Он не сказал ничего ехидного, просто хмыкнул. Акааши берёт душ и аккуратно смывает пену с волос Бокуто. – Как у него дела? – Ну, в первый состав его ещё не взяли, в отличие от меня, зато тренер начал его гонять. Постоянно цепляется к нему, но, что удивительно, не орёт и не лупасит, как меня на втором курсе, а тихо и спокойно с ним разговаривает. Где справедливость, Акааши? Акааши оборачивает полотенце вокруг головы Бокуто, тот нехотя садится прямо на стуле и смотрит сонными глазами. – Ты меня уморил. Акааши вытирает ему волосы, проходясь пальцами по голове, и Бокуто издаёт какое-то непонятное уханье, которое Акааши принимает за крайне довольный возглас. Полотенце брошено в корзину с грязным бельем, и Акааши приподнимает влажные волосы Бокуто, вытягивает их пальцами. – Будем стричь? Бокуто кивает, Акааши тянется за ножницами, встает между ног Бокуто, близко-близко, вытягивает первую прядь и отстригает её под сумасшедшим углом, выдыхая. – Бокуто-сан. Бокуто утыкается ему носом в живот и горячо, жарко дышит, стискивает руки вокруг талии, так сильно, что почти больно, а Акааши держит в одной руке ножницы, второй упираясь в плечо Бокуто, серьёзно пытаясь выбраться из объятий, но Бокуто только крепче сжимает. – Боку… – Я так по тебе тоскую, Акааши. – Он сминает футболку Акааши, тянет её так, что ворот впивается в шею. – Прямо сейчас. Ты как будто ещё дальше, чем два дня назад. Два дня назад я мог хотя бы представлять, что всё будет по-другому. Акааши не двигается. Прямо сейчас ему кажется, что время замерло, он очень чётко видит всё, запоминает каждую деталь, впитывает все мелочи: вот висящие на кончиках пальцев ножницы, капли воды на серо-голубом кафеле, ярко-жёлтая мочалка Бокуто и синяя, принадлежащая Акааши, горячее дыхание Бокуто, шум сминаемой ткани, звук трущихся еле-еле друг о друга джинсов. Как будто кто-то поставил огромный микрофон и записывает все звуки, и этот микрофон в голове Акааши. Руки Бокуто бессильно опускаются, Акааши опять вытягивает прядь и пытается выровнять лихо отрезанный кусок, как ни в чем не бывало. Но это не так. Бокуто за чаем предостерегающе поднимает руку. – Я помню все наши разговоры на эту тему. И я с тобой согласен. Это… просто порыв. Акааши закрывает рот, чувствуя горечь разочарования, потому что даже Бокуто уже не хочет спорить. У Бокуто утренние тренировки почти каждый день, каждый день Акааши просыпается как раз когда Бокуто уходит. Провожает, желает удачной тренировки. Завтрак готовит всегда Бокуто, обед – Акааши. Ощущение, что порядок придуман не пару-тройку дней назад, а заведён с давних пор. Акааши старается готовить любимые блюда Бокуто, наблюдает за тем, как он ест, убирает палочками рис с щеки Бокуто, и у того розовеют скулы. После объятий в туалете они оба боятся прикоснуться друг к другу, как будто это может сорвать все предохранители. По вечерам они обходят старых знакомых, которых Бокуто видит так же редко, как и Акааши. Собственно, именно Акааши чаще всего оказывается поводом собраться вместе. В один из таких вечеров они ужинают с бывшей командой Фукуродани, точнее, с некоторыми из её состава. На встречу в основном приходят однокашники Бокуто, и в этот раз всё остается неизменным. Коноха плюхается на диван рядом с Бокуто, заставляя его придвинуться к Акааши, их колени соприкасаются, и Акааши ещё сильнее вжимается в стенку, а Бокуто вздрагивает, как будто его дёрнуло током. Они ведут обыденные разговоры, бывшие семпаи по очереди треплют Акааши по волосам, узнав, что он отличник на своем курсе, Коноха хвастается девушкой, Коми – переездом от родителей, Сарукуй стажируется в одном из именитых информационных изданий. Обыденный разговор, только Акааши с каждым приездом всё меньше узнает сокомандников. Все так быстро развиваются, спешат жить, и Бокуто с Акааши не исключение, но всё-таки кое-что их держит в прошлом. Нужно отпустить, в который раз думает Акааши, и старается держаться подальше от Бокуто весь вечер. Кажется, Коноха этому рад: в школе он неоднократно говорил, что именно он был лучшим другом Бокуто, пока Акааши не появился. Они обходят три бара и не идут в караоке только из-за резонного замечания Акааши, что Бокуто с утра на тренировку. Они уходят, хотя Акааши мог бы и остаться, и его даже уговаривают, но он устал, да и по Бокуто видно, что он проспит свою станцию. В поезде Бокуто, кажется, дремлет на его плече, а Акааши только сильнее стискивает свои колени. Утром он встаёт вместе с Бокуто, хотя это и стоит ему хорошего настроения, зато Бокуто весь светится, громко разговаривает, включает музыку погромче и показывает, как он обычно сушит волосы, начиная трясти головой в такт песни и нелепо оступаясь от головокружения. На кухне он вдруг протягивает Акааши кусочек горячего омлета – Акааши не может сразу начать жевать обжигающую еду и недовольно втягивает воздух, пытаясь остудить. Бокуто смеётся. Варит самый вкусный кофе для Акааши и добавляет туда фруктовый лед, залежавшийся в морозилке. Кофе теперь пахнет апельсинами, и это ничуть его не портит. Акааши удивительно уютно, и даже сонливость покидает его гораздо быстрее, что уж говорить об аппетите, которого с утра обычно нет. Бокуто рассказывает какую-то ерунду, что-то вроде познавательных фактов о еде, пытается перечислить все известные человечеству способы приготовления яиц. Начинает он за завтраком и продолжает весь путь до университета – Акааши вызвался его проводить. – А у некоторых яйца вообще почти национальное блюдо. Французский омлет, например. – Всегда думал, что пища французов это багеты и круассаны. – Что ты вообще знаешь о европейской и в частности средиземноморской кухне! – Акааши смеётся, и Бокуто с улыбкой толкает его плечом. – Знаешь, как называется еврейская яичница? – Акааши жмёт плечами, и Бокуто преувеличенно торжественно произносит: – Шакшука. Он пытается вспомнить рецепт и пересказать его Акааши, у ворот университета отчаянно пытается вспомнить, кладут туда хумус или нет, но огромные электронные часы на здании показывают, что у них осталось меньше двух минут, и Бокуто ужасается, начинает переминаться с ноги на ногу, готовый в любой момент рвануть. – Ну что? До обеда? Акааши отрицательно качает головой, едва улыбаясь. – Нет, сегодня я обедаю с Цукишимой. Это же ничего? – О! Тогда, эм, тогда я приглашу Куроо, и мы поиграем в новую игрушку, он давно её уже прикупил, а мы всё никак не можем собраться. Тогда я побежал? Акааши не успевает кивнуть, как Бокуто наклоняется, стремительно приближаясь. Акааши немного отклоняется и замирает. Взгляд Бокуто задерживается на губах Акааши, он мельком смотрит Акааши прямо в глаза и опять – на губы. Акааши кажется, что сейчас у него будет что-то вроде панической атаки, и негромко выдавливает: – Бокуто-сан, ты опоздаешь. Бокуто кивает, распрямляется и делает пару шагов назад, не отрываясь от лица Акааши. Когда на часах ровно восемь он, наконец, уносится прочь что есть сил. Акааши дотрагивается пальцами до губ и чувствует, как горят щеки, и слышит, как две девушки неподалеку обсуждают «поцелуй тех двух парней». Хочется убежать примерно с такой же скоростью, как Бокуто немногим раньше, Акааши с трудом, но сдерживается и, развернувшись, идёт в ближайшее кафе. Весь путь он не перестает периодически дотрагиваться до губ и мотать головой, чтобы отбросить дурацкие мысли. Так что спустя несколько часов Цукишима застаёт Акааши в весьма растрёпанных чувствах. – Давно здесь? Акааши поднимает взгляд от книги, взятой в кафе. С Цукишимой они не виделись около года, хотя и продолжали периодически созваниваться по скайпу, и сейчас Акааши и вправду удивлён. Кажется, Цукишима стал ещё больше, и дело не в росте, а в плечах, в торсе; он кажется почти огромным, и Акааши вскидывает брови. – Ого. Цукишима фыркает, улыбаясь, присаживается напротив. – Да я решил дождаться тебя после того, как проводил Бокуто на тренировку, просто… что-то не захотел идти обратно к нему. Ничего? – Да, только придётся заехать ко мне, оставить там форму и переодеться. С Цукишимой у них немного странные, хотя и вправду дружеские отношения. Они чувствуют себя друг с другом уютно, даже когда молчат, поэтому по пути в квартиру Цукишимы они перебрасываются всего несколькими фразами. – Я дома, – бросает Цукишима в коридоре. – Цукки! – Акааши еле успевает рассмотреть парня примерно своего роста, как он тут же исчезает за углом. У него короткие тёмные волосы, и это все, что Акааши успевает заметить. – Тадаши? – Простите за вторжение, – Акааши смущён, хотя и сам не понимает, почему. Он остаётся стоять в коридоре, когда Цукишима уходит вслед за своим соседом, и слышит их негромкий разговор. – Извини, хотел сюрприз сделать, раньше освободился с работы, я не знал, что ты с другом. – Ничего. – Он из университета? – Нет, – Цукишима появляется в коридоре вместе с парнем, и Акааши наконец узнает его – пинч-сервер Карасуно. – Простите за вторжение, – повторяет Акааши, кланяясь, до сих пор думая, что такого смущающего в том, что сосед привёл друга. – Добро пожаловать, Акааши-сан! – Ямагучи улыбается, узнав его. К груди он прижимает что-то меховое и изредка шевелящееся. – Я его зову Куми, – пока Цукишима переодевается, Ямагучи показывает меховой комок, оказавшийся кроликом. Он запирает его в большую клетку и присаживается, Акааши опускается рядом. – Хотел назвать Усаги Цукино, но Цукки воспротивился. Хотя ему нравится сёдзэ. Но, видимо, Сейлор Мун это исключение. Ямагучи хихикает, немного хитро улыбается Акааши, прикрывая рот ладошкой. – Никаких сплетен, – Цукишима закрывает дверь шкафа, застегивая манжеты рубашки. Ямагучи поднимается и распрямляет ему воротник, разглаживает ткань на плечах. Движения обыденные, как будто повторяющиеся изо дня в день, Цукишима даже не смущается, хотя стоят они близко-близко. То, как смотрит снизу вверх Ямагучи, то как они встречаются взглядами. «А ещё Цукишима называет его по имени, а ведь такого не было в старшей школе» – думает Акааши. Они оборачиваются синхронно, и Акааши извиняется, понимая, что смотрел на них неприлично долго и пристально. Обед с Цукишимой проходит примерно так же, как обычно, он даже не заговаривает о том, что их связывает с Ямагучи, как будто ничего не произошло и ничего Акааши не видел. «Странный день» – думает Акааши на пороге квартиры Бокуто. Произнося приветствие, он замечает незнакомую пару обуви и вспоминает, что на сегодня странности вряд ли закончатся – у Бокуто в гостях Куроо. Они приветствуют его, подавая голоса, из комнаты слышатся звуки выстрелов, а ещё требования Куроо не тормозить на поворотах. – Мы заказали пиццу, – Бокуто не смотрит на Акааши, пододвигая коробку к краю журнального столика. – Я не голоден, спасибо, – Акааши присаживается на диван, наблюдая за игрой, и уже открывает рот, чтобы поинтересоваться геймплеем, но Куроо восторженно кричит, и вопрос отпадает. Куроо косится на него, Акааши кажется, что он недоволен, но они никогда не были в особенном восторге друг от друга. Акааши внутренне напрягается, складывая руки на груди. – Как Цукишима? – Куроо смотрит на него с прищуром, пожевывая пиццу с холодным чаем, приготовленным Акааши. Бокуто так и продолжает избегать прямого взгляда на Акааши. Теперь ощущение, что Куроо полностью владеет вниманием Бокуто ещё острее. – Ничего. Нормально всё. Бокуто с ним в одной команде играет, спрашивай у него. – Но у вас-то другие отношения. Может, какие сплетни появились? Или Цукки так и остался шестнадцатилетним занудой, несмотря на изменившийся биологический возраст? Перед глазами случайно мелькает сцена с разглаживанием воротника, но об этом Акааши точно не собирается рассказывать. Особенно Куроо. Или особенно Бокуто. Куроо засиживается у них… у Бокуто в гостях допоздна, и Акааши даже прикладывается к банке пива, потому что раздражение на Куроо растет в арифметической прогрессии с каждым часом. Акааши впервые чувствует себя третьим лишним с этими двумя, а всё из-за того, что Бокуто почти не смотрит на него и относится почти пренебрежительно весь день. Хочется ударить то ли Куроо, то ли Бокуто, то ли себя. Акааши слышит, как Куроо уходит, когда сам уже лежит на футоне. Бокуто и Куроо негромко прощаются, Бокуто заходит в комнату, и Акааши замирает, слушая, как тот раскладывает футон. По звукам легко можно угадать, что именно сейчас делает Бокуто, и когда он начинает раздеваться, Акааши крепко зажмуривается, пытаясь не представлять всё в красках. Но это не помогает. Он слышит шорох футболки, он точно знает, что Бокуто снимает её, подцепив руками на спине и немного согнувшись, так, что его мышцы на животе несильно сжимаются. Акааши видит это так чётко, даже вспоминает о родинке на рёбрах и почти ощущает под пальцами нежную бархатистую кожу. Звон бляшки ремня – втянутый живот и появившиеся бедренные косточки, сами бёдра, как будто состоящие из стальных жгутов, напрягшиеся мышцы, беззащитные колени, голень и рельефные икры, и, наконец, лодыжки. Картина складывается как паззл, и теперь у Акааши под веками опять почти обнаженный Бокуто, которого он, казалось бы, уже давно выгнал из своих мыслей. Кого он обманывает. – Хэй, Акааши, – тянет Бокуто. Притворяться спящим дальше не имеет смысла, потому что Бокуто не постесняется растрясти его, если ему нужно поговорить. Поэтому Акааши поворачивается к нему лицом. – Ты до сих пор сердишься на меня за утро? Ты таким раздраженным был весь вечер, я думал, что тебя развеет Куроо, но, видать, он сделал только хуже. Ну слушай, это просто, такое утро было, идеальное, и мне даже показалось, что я до сих пор сплю, думал, вот, сейчас точно стоит поцеловать, и Куроо потом сказал, что да, всё правильно, я понимаю, что мы это столько раз обсуждали, но просто иногда хочется, неужели тебе нет? Бокуто падает лицом в подушку и спустя полминуты поворачивается к Акааши. – Иногда я начинаю думать, что ты меня совсем не... – Бокуто вздыхает, боясь произнести, у него, наверное, такое же ощущение, как у Акааши, что если они назовут вещи своими именами, то иллюзия спадет, и жить станет ещё сложнее. – Но в тоже время, может, так и нужно? Я опять запутался. Бокуто честно признаётся в этом, а Акааши до сих пор убеждает себя, что он точно знает, что делать. Сцена с Ямагучи и Цукишимой почему-то опять появляется у него в голове. – Бокуто-сан. Мне тоже сложно. Честно. И я сердился на тебя, но не за утро, а… просто ревновал к Куроо. Весь вечер думал, насколько вы близки, слушал ваши разговоры об общих новых знакомых и думал, как вам повезло жить в одном городе, и я завидовал Куроо. Акааши молчит некоторое время, а потом, смотря Бокуто прямо в глаза, спрашивает: – Почему всё так? Бокуто отрывает голову от подушки, Акааши видит его поблескивающие в темноте глаза. – О чём ты? – Я имею в виду, в прошлые разы же было спокойнее, мы же просто общались, на самом деле по-дружески, почему в этот раз ты… – А как же тот раз, когда ты впервые выпил пива и полез ко мне на футон обжиматься? Молчание. – Это крайне исключительный случай, – Акааши пытается произнести фразу как можно холоднее, но на Бокуто это не действует, он хихикает вполголоса, и Акааши ощутимо тыкает его в живот. – Охохо, – Бокуто кряхтит, распаляясь на тему несправедливого отношения, и Акааши просит вернуться к теме разговора. – Ну. Просто я в эти полгода рассказал всё Куроо… – Что?! – Совсем всё, мне было тяжело, я как всегда запутался, а мне нужна была поддержка, и я тогда начал думать: а кто бы мне мог помочь, а кто бы меня выслушал? Я сразу подумал о маме, но она сразу отпала, потом я подумал о Конохе, но мы всегда были всего лишь друзьями, а с Куроо мы настоящие друзья, ну, то есть не то чтобы я хотел приуменьшить дружбу с Конохой, но дружба с Куроо немного другая. Я и подумал, ну вот предположим, что Куроо скажет, что это фу, отвратительно, что как так можно, то значит, это точно отвратительно и как так можно, и я бы точно отказался. Потому что Куроо бы не стал делать ничего плохого, потому что он ну как бы любит меня, он может косячить, конечно, но это не со зла. И знаешь, что? Он нормально отнёсся. Он сказал, что понимает и одновременно не понимает, но всё же больше понимает, потому что у нас всегда с тобой были странные отношения, но это я ему рассказал только о том, что я к тебе испытываю, а потом рассказал, что мы с тобой решили. И тогда он тоже запутался. Бокуто сопит носом, но явно готовится сказать что-то ещё. – И теперь я думаю: так может, и вправду перевести наши отношения в другое русло? Куроо знает меня каких-то семь лет, а мама все двадцать два года. Так неужели она не примет то, что мне нравишься ты? – Она будет ждать, что мы расстанемся, и не могу поверить, что мы опять об этом говорим. – Просто… Акааши! Ну… – Дружить намного проще долгие годы. – Мне очень сложно дружить с тобой, – гнусавит Бокуто. – Я очень хочу дружить, но всё-таки это немного сложно. Иногда хочется прикоснуться к тебе по-другому. Куда ты? Бокуто садится на футоне, сгоняя дрему, наблюдает, как Акааши натягивает джинсы. – Прогуляться до ближайшего круглосуточного. Либо куплю лимонад в автомате. Бокуто одевается вместе с ним, жалуясь на дурацкий ритм жизни Акааши и на то, что нормальные люди в это время спят. Он рассказывает о том, насколько сокращается жизнь, если не спать ночью, и какие фазы сна происходят с ним именно в это время, и как они важны для физического здоровья. Периодически Бокуто зевает, а Акааши негромко фыркает, потому что ворчит Бокуто слишком забавно, чтобы воспринимать его всерьёз. Каждый берет себе газировку, и они идут в ближайший двор на детскую площадку. Акааши не рискует садиться с засыпающим Бокуто на качель, поэтому они сидят на скамейке, и Бокуто клюёт носом, всё ниже наклоняясь и проливая половину газировки на свои кроссовки. Акааши смеётся и придерживает его за плечо. *** – Подъём! Акааши приоткрывает глаза, часы показывают восемь – ужасная рань. – Тебе же не нужно идти на тренировку, – он бурчит, накрываясь одеялом поплотнее, но Бокуто стягивает его, открывая тело Акааши прохладному утреннему воздуху в квартире. – Но ведь утро лучшая часть дня, эй, давай вставай, я приготовил блинчики, такие пышные и толстые, и джем взял в магазине, и твой любимый чай заварил. Акааши? Бокуто треплет его за плечо и на несколько ладов произносит его имя. Жаворонки абсолютно безжалостны к совам. Акааши всё-таки поднимается, ежась от зябкого воздуха, и Бокуто накидывает на плечи огромный голубой махровый халат, Акааши закутывается в него и послушно следует на кухню. – Иди умойся, так сон быстрее пройдёт. Наверняка эта теория придумана какими-то чиновниками, наживающимися на воде, думает Акааши, плеская себе в лицо прохладную воду. Капли бегут по локтям, оставляя темные пятна на рукавах халата. Блинчики возвышаются высокой стопкой на тарелке, рядом тарелка с мёдом и вишнёвым мармеладом – всё, что касается любимой еды Акааши, Бокуто помнит как таблицу умножения. Крепко заваренный зеленый чай и два онигири на тарелке. Бокуто мурлычет песню себе под нос и не сдерживает улыбку, хотя он никогда и не умел. Утро и вправду отличное, мягкий солнечный свет начинает заполнять маленькую кухню, Бокуто наклоняет голову вбок, выгибая свою красивую шею. Акааши очень хочется пройтись по ней языком, и Бокуто поднимает взгляд, смотрит прямо в глаза и что-то говорит, и Акааши даже не сразу понимает, о чём он. Приходится просить повторить. – Сегодня не так жарко, можно было бы покататься на велосипедах, съесть по мороженому, пройтись по магазинам. Пообедаем вместе. После обеда Куроо позвал нас на вечеринку, ну мы у него поторчим, а потом поедем все вместе. – После обеда я обещал зайти к Цукишиме, но думаю, что я успею присоединиться. Бокуто кивает, стекает немного по стулу, оказываясь почти в лежачем положении – ноги его упираются в стену, а макушка в кухонный гарнитур. Акааши опять удивляется, насколько квартира мала. Пока Бокуто одевается, Акааши набирает смс Цукишиме с вопросом, можно ли к нему приехать после двух, и, получив утвердительный ответ, вздыхает. Они идут на утренний сеанс в кинотеатр, где Акааши благополучно засыпает и чувствует прикосновение к своим волосам сквозь сон, то ли рукой, то ли губами, Акааши так и не может понять. Они полдня проводят в торговом центре, Акааши покупает новую туалетную воду для Бокуто – почти такую же, как в прошлый раз, – и у Бокуто разливается краска по скулам, он пытается выпросить у Акааши, что ему подарить в свою очередь, но Акааши молчит, потому что и сам не может придумать. Напряжение между ними растет с каждой секундой, Акааши даже подглядывает без особого зазрения совести за переодевающимся Бокуто в примерочной, скользит взглядом по его торсу, всё выше и выше, пока не натыкается на взгляд Бокуто в зеркале. У Акааши ощущение, что у него сердце пропустило удар, и он думает, каково будет, если Бокуто прямо сейчас схватит его за руку и затянет за шторку, где они будут жарко целоваться, и Акааши, наконец, узнает каково это – прижаться к нему бедрами и целовать настолько откровенно, насколько позволит умение. Акааши захлопывает шторку и с трудом вспоминает, что они говорили о дружбе и любви, о расставаниях, сейчас это кажется такой несущественной мелочью, ведь Бокуто здесь, он сводит его с ума, он любит его, и даже разговор с Цукишимой ему больше не кажется такой необходимостью. Обед проходит в звонкой тишине, Акааши даже чудится запах озона в воздухе над их столиком. У Бокуто ужасно серьёзный и жадный взгляд, он чувствует его на коже, а ещё их колени опять соприкасаются под столом и никто не спешит отодвинуть. Акааши хочется накрыть ладонью руку Бокуто, а ещё он почему-то опять думает о его бёдрах. Бокуто протягивает Акааши небольшой пакет с чудесной фарфоровой миниатюрой Муми-семейства, Акааши улыбается, не удерживаясь от восторженного смешка. – Муми-папа, муми-мама… А ведь сама Янссон была лесбиянкой, почему она не придумала однополые муми-семьи? Спустя полсекунды они заливаются хохотом, Акааши уверен, что у них обоих истерика от перенапряжения. Дверь открывает Ямагучи, и они опять кланяются друг другу как-то неловко. – Цукки вышел, но ты проходи, я приготовил чай. – Ох, зря я, наверное, пришел. Столько раз чуть не передумал, – Ямагучи приподнимает бровь и Акааши сам удивляется, насколько легко оказывается спросить у этого парня: – Вы с Цукишимой вместе? Ямагучи заливается краской, даже не пытается уйти от ответа и утвердительно кивает. Рассказывает, что всё началось в старшей школе, что они долгое время встречались и вот только семь месяцев назад съехались. – Ты… нормально к этому? Акааши кивает. – Если честно, я хотел спросить об этом Цукишиму, но не был уверен, как он отреагирует. Ямагучи удивленно вскинул брови. – Он о тебе очень хорошо отзывается, так что думаю, что можешь говорить с ним на любые темы. *** – Так ты и не спрашивал. – Какой-то подобный ответ я и ожидал, – Акааши растрёпывает свои волосы пятерней, Цукишима пожимает плечами. – А как родные отнеслись? – Ямагучи это придало сил поступать в Токио, у меня мама и брат отнеслись терпимо. Без восторга, конечно, но терпимо. – А нет такого, что они как будто ждут, что вы расстанетесь? Тебя это не тяготит? Цукишима пожимает плечами, лицо у него равнодушное, почти, тень раздражения мелькает. И почему-то Акааши уверен, что раздражение это на фантомные образы разговоров с родными. – Я пытаюсь как можно скорее прекратить эти разговоры. Не всегда удается. Я им и сказал о наших отношениях только потому, что не хотел, чтобы они задавали дурацких вопросов насчет девочек в универе. – А мои родители узнали от Цукишимы-сан. Пришлось переезжать в Токио как можно скорее, а я хотел подготовиться к экзаменам в Мияги. Акааши замирает, ему как будто обухом по голове дает осознание, какой же он трус. – Акааши-сан? – Ямагучи выводит его из своих мыслей, мило улыбается, подливая чай. – Просто в мыслях не укладывается, – Акааши трёт переносицу и кусает коротко свои губы. – Что-то случилось? – Нет, просто чувствую себя ужасным идиотом. И как меня люди терпят? – Акааши задаёт этот вопрос, но имеет в виду только одного конкретного человека. Ямагучи начинает заверять Акааши, что он замечательный и что ну какой же он идиот, так яро защищая Акааши от самого себя. Акааши смущается и хочет, чтобы он перестал, а Цукишима, глядя на Ямагучи, нежно улыбается. – Просто я очень сглупил, правда, ужасная глупость. Я так боялся расстаться с человеком, что предпочел с ним дружбу. И сейчас, когда я смотрю на вас, мне это кажется полным бредом. – Так вы с Бокуто-сан не встречаетесь? – ошарашенно произносит Ямагучи. – С Бокуто? – вскидывает брови Цукишима. – Продолжай в том же духе. Особенно, если он до сих пор дружит с Куроо. Наняться нянькой к какому-нибудь человеку на всю жизнь ещё тот подаро… Что вы смеётесь? – Ах, Тадаши, я не ем брокколи, приготовь что-нибудь без них, ах, Тадаши, постирай футболку, сейчас началась передача про палеозойскую эру, ах, Тадаши, купи пуддинг, мне лень выходить из квартиры. Акааши начинает по-настоящему смеяться, а Ямагучи смотрит на Цукишиму с уже хорошо знакомой хитрецой, а второй заливается краской и пуще прежнего напоминает себя пятнадцатилетнего. – Н-неправда. – Я могу перечислять до бесконечности, – звучит это с угрозой, и Акааши, наконец, понимает, кого напоминает ему Ямагучи – сеттера-третьегодку из Карасуно. Забавно, как отражаются люди в других. – На самом деле это скорее Бокуто нянчится со мной в последнее время… в общем, это равноценный обмен. – Пойдешь петь ему серенады под окно? – Нет, у нас вечеринка, так что просто надену своё самое сексуальное платье, – Цукишима фыркает, Акааши внезапно чувствует ужасную лёгкость в их отношениях тоже. Как будто они замалчивали постоянно самое главное. Акааши достаточно скоро уходит, почту Ямагучи он тоже вбивает себе в телефон. Жизнь в один миг стала невесомой, простой и понятной. Хотя Куроо может её усложнить. Он открывает дверь, на нём ужасный пиджак, весь в красных пайетках. Бровь сама скептически приподнимается от этого зрелища. – А что за вечеринка? – На заброшенном складе, почувствуем себя богемой, – Бокуто двигает бровями, на нём футболка Куроо и это очевидно по тому, как она обтягивает бицепсы. Акааши жадно сглатывает. – Снимай мою футболку, она ж на тебе треснет скоро! – А вдруг меня не пустят? Что если клетчатые рубашки для них слишком ужасны? И они с позором выгоняют всех людей в таком прикиде? – Позор! – восклицает Куроо, указывая пальцем на Бокуто, и тот кидает в него диванной подушкой. Куроо не обращает внимания на снаряд и выжидательно смотрит на Акааши. – Позор! – вторит ему Акааши, указывая уже на Куроо. – Эй, что за дела, чем тебе мой костюм не угодил? – Ты косплеишь лесной пожар? – Куроо не стесняясь зажимает голову Акааши рукой в подмышке и треплет ему волосы. – Вы уже успешно накидались, я посмотрю, – Акааши, наконец, выворачивается из захвата Куроо и пытается восстановить мир и гармонию на своей голове. – Маргариту? – Куроо протягивает кувшин от блендера с болтающимся на дне льдом и очень малой долей жидкости. Акааши хмурится. – Зачем вы покрошили иностранку в блендере? – Бокуто и Куроо смеются, что точно указывает на хороший градус питья, а потом Куроо рассказывает, что в составе коктейля. Акааши вообще не любит алкоголь, но сегодня такой день, что он соглашается. Маргарита кислая и быстро ударяет в голову, самые несмешные шутки Куроо и Бокуто становятся вершиной юмора. Акааши очень быстро устаёт от своего смеха и разминает щёки. Столько он не смеялся, сколько за последние сутки, наверное, перевыполнил норму на год. – Хотя знаешь, оставайся в этой футболке, она так тебя обтягивает, что может снимешь пару девочек на вечеринке. Акааши не настолько пьян, чтобы не увидеть, как Куроо краем глаза косит в его сторону, проверяя реакцию. Акааши не хочется играть по правилам Куроо, но он хмурится и не успевает надеть равнодушную маску. Бокуто тоже смотрит на Акааши, почти испуганно хлопает глазами. – Дануне, – и переодевается прямо при них. Акааши жаль расставаться с той футболкой, зато опять голый торс Бокуто перед его глазами. Куроо хмыкает так, будто познал суть Вселенной. Вечеринка оказывается ужасной. Шумной, с кучей народа, у Акааши сразу начинает болеть голова, да и Бокуто, кажется, не так рад, предвкушение было приятнее. Куроо змейкой проходит между людей, здороваясь со всеми, и Акааши со мстительным удовольствием отмечает, что он не очень популярен у девушек. Куроо растворяется в толпе, и они с Бокуто остаются одни. Если не считать ещё пару сотен людей, набившихся в это заброшенное здание. – Пойдем посмотрим, что тут есть? Бокуто его не слышит, пожимает плечами, наклоняется ухом к нему, Акааши отмахивается и просто берёт его за руку и ведет сквозь толпу. Мельком он замечает обнимающиеся парочки, но почти останавливается только из-за двух целующихся парней. Бокуто присвистывает, это Акааши слышит даже сквозь музыку, и фыркает. Наконец они оказываются на маленьком мостике, соединяющим два здания на улице, музыка не так шумит, но зато мешаются разные стили, играющие на разных площадках, под их ногами ходят толпы людей, перебегающих от одного островка музыки к другому. Акааши просто целует Бокуто. Это оказывается и вправду так просто, а губы Бокуто как идеальный ключ к его губам, Бокуто смешливо произносит: «мне начинает нравиться эта вечеринка» и целует Акааши, приподнимая за бедра и усаживая на перила. – Оу, – Акааши оглядывается назад, а там что-то типа пропасти, метра три-четыре точно есть. – Эй, я с тобой. И опять поцелуй, и крепкие объятия. С вечеринки они сбегают через полчаса, и Акааши понимает, что все эти полчаса они только целовались. В прихожей они сносят сову – держатель для ключей, – Бокуто сжимает задницу Акааши так уверенно, как будто делает это каждый день, а Акааши удивляется своей чувствительности. Вообще от любого прикосновения Бокуто как будто бьет током, и тело содрогается и выгибается навстречу его губам и рукам, сам Акааши так же жадно рыщет по торсу Бокуто, и он именно такой под руками, как Акааши и представлял. Акааши включает небольшую лампу в комнате, а Бокуто тут же обнимает его сзади и кусает мягко и щекотно за шею. Стягивает его футболку, и Акааши не особенно волнует, что они сейчас будут делать. Да и потом. Оказывается, секс отлично вычищает мозг от дурацких мыслей. Нужно было это сделать раньше, и как он до этого без Бокуто жил – в основном именно такие мысли крутятся в уме Акааши. Они валятся на диван, переплетая ноги, Акааши трётся о бедро Бокуто, и тот выдает какой-то сдавленный стон. – Ты где этому научился? – Что? – непонимающе приоткрывает глаза Акааши. – В смысле ты такой сексуальный, просто охренеть, боже мой. Акааши стягивает футболку Бокуто через голову и вцепляется зубами в ключицу, тот всхлипывает, и это просто праздник для ушей Акааши. Джинсы они не снимают до конца, у Акааши вообще расстёгнута только ширинка, у Бокуто штаны приспущены, в неярком свете Акааши видит член Бокуто, и он стоит. Стоит на Акааши. Чёрт возьми, это так возбуждает, что Акааши клинит. Он гладит его живот, спускаясь ниже, а Бокуто без особых церемоний просто обхватывает член Акааши, размазывает выступившую смазку по всей длине ствола, и Акааши впервые за вечер подает голос. Стон получается низкий, и Акааши не узнает себя. Бокуто замирает, внимательно разглядывая его лицо, и Акааши проводит рукой уже по члену Бокуто. – Да, ты прав, это и вправду именно так хорошо, – постанывая, произносит он. Бокуто утыкается лбом в плечо Акааши, они дрочат друг другу в одном темпе, задыхаясь, но не переставая целоваться. Первым кончает Акааши, выгибаясь с тихим всхлипом, чувствуя такую сладкую судорогу по всему телу, Бокуто кончает следом, содрогаясь и ощутимо кусая Акааши за шею. – Ну всё, приговор подписан. Ты переезжаешь ко мне, – Бокуто натыкается на скептический взгляд Акааши. – Эээ, сразу, как закончишь университет? Акааши утвердительно кивает и нежно целует его в уголок губ. – Наше долго и счастливо начинается прямо сейчас? – Бокуто мурлычет ему прямо в губы. У Акааши нет никаких сил на то, чтобы произнести хоть слово, поэтому он просто кивает и нежно целует в губы. Он быстро проваливается в сон, чувствуя, как Бокуто накрывает их одеялом, и берёт его за руку. Нос Акааши утыкается в такой удобный изгиб шеи Бокуто. Всё будет хорошо.