Точка невозврата

— Ты хотел поговорить? Марат медленно открыл глаза и приподнялся на локтях. Если бы он не так хорошо знал внезапного гостя, его голос, а так же его манеру появляться очень тихо и незаметно, то наверняка вздрогнул бы от испуга и неожиданности. Но этого не произошло, даже не смотря на то, что блондин находился в состоянии легкой дремы и точно знал, что, засыпая, он был в номере один. Эдмунд сидел в кресле, и, учитывая компактность комнаты, Корчемный легко мог дотянуться рукой до его колена, особенно зная его привычку спать на самом краю кровати. Басист чуть сонно улыбнулся, смотря на человека, который даже дверь ключом (а у них всегда были ключи\карточки от номеров друг друга) смог открыть так неслышно, что легкий сон не прервался. — Привет. Да, хотел. На какое-то время Марат замолчал, судя по всему о чем-то размышляя, но скоро чуть приподнял подушку и сел, облокотившись спиной об изголовье кровати. Шклярский молчал, но одними глазами следил из-под очков за каждым движением бас-гитариста. Не ускользнуло от его взгляда и то, что тот чуть нахмурился, буквально на секунду отведя взгляд в сторону. Маэстро догадывался, нет, он знал, что разговор будет не о том, как прошел концерт, и не о том, чем кормят в кафе в соседнем здании. Если его басист прямо просил о чем-то поговорить, значит, у него на душе было неспокойно, и Эдмунд был готов к любому разговору. — Помнишь, ты говорил, что мы можем говорить друг другу о любых своих переживаниях? Что это нормальная и даже важная составляющая отношений, — начал блондин. Шклярский молча кивнул, не собираясь перебивать партнера. Тот, в свою очередь, снова помедлил с пару секунд, смотря прямо перед собой, и продолжил: — Я… понимаешь, моя голова подсказывает, что это неправильно, все, что между нами происходит. Мое сердце, напротив, говорит, что это единственное, что в моей жизни правильно, что ошибкой было именно то, что происходило со мной долгие годы до встречи с тобой, а не то, что есть сейчас. И я слушаю сердце, я верю ему. А… ты? К чему ты ближе, Эд? Голос Корчемного звучал чуть хриплым от сна, но разум был совершенно ясен и чист, как и светлые голубые глаза, взгляд которых теперь уже был направлен на Маэстро. Возможно, басист уже давно носил в уме эти слова, но все равно каждое из них звучало осторожно, почти боязливо. — Точка невозврата, — коротко ответил Эдмунд после достаточно продолжительного молчания. — Что? — непонимающе переспросил блондин, в очередной раз убеждаясь, что даже если ты продумал почти все варианты ответа, Шклярский все равно скажет что-то совершенно другое. — Точка невозврата, Марат. Для меня уже слишком поздно метаться меж огней сознания и сердца. Ты сам прекрасно знаешь, что я всегда слушаю свой разум. Эдмунд на несколько секунд замолк, смотря на реакцию партнера. Блондин пытался выглядеть максимально спокойным и отрешенным, но Маэстро читал его, как открытую книгу: беспокойство, некая напряженность, страх, что будет потом… Все читалось в ясных глазах, в едва заметных жестах. — Но мое сердце стучит, не дает забыть о том, что оно есть. И ты не даешь забыть об этом. С тобой я ни к чему не ближе, я полностью отдан сердцу. Точка невозврата, я прошел ее. Для меня нет пути назад, — легкая улыбка тронула тонкие губы Шклярского. Марат смотрел прямо в глаза Эдмунда, которые были достаточно хорошо видны сквозь полупрозрачные линзы очков. Бас-гитарист медленно встал с кровати, после чего так же медленно опустился на колени перед креслом, где сидел Шклярский, ни на секунду не прерывая зрительный контакт. — Мне кажется… — тихо заговорил Марат, переплетая пальцы их левых рук, — только что я и сам прошел ее. Окончательно. Эдмунд ничего не ответил, лишь легко прикоснулся пальцами свободной руки к шелковистым светлым волосам именно в тот момент, когда бас-гитарист мягко опустил голову на его колени.