О вреде чтения

Лето 1995 года. <empty-line> На пятом этаже госпиталя Святого Мунго Корнелиус Фадж и как официальное лицо бывал нечасто, а уж с частным визитом — по пальцам можно было пересчитать. Но здесь, в отделении, где лечили недуги от заклятий, сейчас находилась мадам Амбридж — бессменный заместитель действующего Министра Магии. Новое заклинание "Комрос Надзириоса", разработанное в недрах Отдела тайн, предполагало ударение на последний слог "Надзириоса", а маги, с первого курса Хогвартса приучающиеся ставить ударение на "Левиосе", часто путались. Именно неправильная вербализация нового наговора и повлекла за собой не самые приятные последствия для немолодой волшебницы. Но как только она почувствовала себя немного лучше, то сразу же со всем недолеченным пылом принялась за работу. — Министр! — над башнями книг торчал только чёрный бант заместителя, а стола практически не было видно из-под завала свитков. Затертые углы школьных учебников скромно выглядывали из-за стопки пергамента, а с ближайшей глянцевой обложки министру во все свои тридцать два фарфоровых зуба лучезарно улыбалась нестареющая Селестина Уорбек. — Я получил твою сову, Долорес, — приподнял в приветствии неизменный котелок действующий Министр магии, но получилось, как будто он обращался к любимой певице миссис Фадж. — В чём же заключалась такая срочность твоего вызова? — Корнелиус! — Амбридж поднялась из-за стола, но лучше видно её не стало. — Корнелиус, я обнаружила, что современная литература несёт угрозу для нашего общества. И эту волну подхватила и с энтузиазмом проводит в жизнь магическая пресса. Вот, полюбуйся! Я специально подчеркнула… кхе-кхе… сомнительные места. Фадж взял протянутое типографское издание из сероватой бумаги очень низкого качества. На раскрытой странице в статье «Десять волшебных свойств слив-цеппелинов» розовыми чернилами было обведено несколько абзацев. «… Неспелый плод отличается от спелого плотно сжатой щелкой между двух тесно прижатых друг к другу половинок…» Так и есть, на обложке прыгающие буковки складывались в название — «Придира». — Долли, дорогая, но «Придира» — это совсем несерьезно, — позволил себе фыркнуть министр. — Уважаемые волшебники брезгуют читать такого рода сомнительные опусы. — Но это, — прокомментировала его заместитель, а ныне пациентка Святого Мунго, — встречается не только в «Придире», но и в других публикациях. Например, рецепты из «Ведьмополитена» с колдографиями. Амбридж пролистала тот самый журнал с негаснущей звездой британской эстрады и раскрыла на кулинарной колонке, где редактор предлагал изготовить котлокексы по подробной инструкции в картинках. — Сейчас я зачитаю некоторые подписи к картинкам весьма скабрезного содержания. Например, «украсьте котлокексы взбитыми сливками так, чтобы получившиеся пирамидки задирались острыми кончиками вверх», — она продолжила с придыханием, — а если и этого недостаточно, то тут ещё имеется «украсьте вершинки котлокексов ягодками». На недоуменный взгляд министра Амбридж показала картинку, где изображалось пирожное с весьма аппетитной крупной земляничиной сверху. — Неужели ты не замечаешь? — удивилась Амбридж. — Здесь же практически нарисована женская грудь! А описания?! Все эти «ягодки», «задирающиеся кончики» и тому подобное. Это же самое настоящее изображение женских органов! Более того, в следующем номере содержится рецепт некоего цыпленка табака с подробными описаниями развратной позы, в которую необходимо тушку разложить и прижать сверху! А ведь «Ведьмополитен» читают, в основном, молодые девушки и девочки, не достигшие совершеннолетия! — Даже «Ежедневный Пророк» не избежал порочного веяния, частенько употребляет такие скабрезности как «член», «соприкосновение», «проникновение», описывая работу Визенгамота и Аврората, — продолжала возмущаться Амбридж. — Я отложила несколько экземпляров, где размещается реклама новой пекарни в Косом переулке. Знаешь, как звучит их рекламный слоган? — Э-э, что-то вроде «Попробуйте наши новые пирожки»? — Хуже. «Зацени наш с вишней пирожок»! — торжественно провозгласила волшебница, выжидающе глядя на своего начальника. — Долли, тебе не кажется, что ты пытаешься искать кошку в тёмной комнате? — попробовал было успокоить собеседницу Фадж. — Нет, Корнелиус, — твёрдо возразила Долорес, — это ты не понимаешь всю глубину греховности этого заявления. Более распутно звучало бы только «Ткни своей палочкой в наш пирожок»! Но это ещё не всё. Вот очерк о поминальном обеде в честь Финеаса Блэка, которые устраивали в Малфой-меноре. Я зачитаю самые-самые возмутительные места: «выпирающие косточки дичи», «такие вялые стручки, как у Малфоев»… — Но позволь, Долорес, в тот раз у Малфоев действительно обед превзошел все худшие опасения — и птица была худосочной, и фасоль, правда, была немного заветренной. — Но публикации в прессе, уважаемый Министр, это только половина беды. Мы, к сожалению, уже упустили воспитательный момент и контроль над образовательным процессом и теперь можем лишь догадываться, какие нравы царят в школе. Недавно мне в руки совершенно случайно попало письмо одного из учеников, и я настаиваю, чтобы ты прочёл его. На хорошей пергаментной бумаге содержалось практически целое эссе на двенадцать дюймов, написанное старательно-округлым почерком студента-четверокурсника: <empty-line> «Грег, Мне нужна твоя помощь! Меня, похоже, прокляли неизвестным заклятием или наслали порчу. С тех самых пор, когда я увидел как Полоумная… (ты знал, что её зовут вовсе не Полоумная, а Луна?!) …как Луна держит здоровенную латунную дверную ручку в Большом зале маленькими ладошками... Я увидел её. С тех самых пор я не могу нормально дышать — в горле стоит ком. Я потерял покой — всё время представляю, как она смешно поджимает пальчики, когда ступает крошечными босыми ступнями по холодной плитке. Я её вижу и понимаю, что нет в ней ничего… такого… необычного. Разве что подчеркнутая хрупкость, почти полная беспомощность и беззащитность. У неё длинные ножки и ручки, тонкие изящные запястья и лодыжки. Я точно видел, что все её косточки и ребрышки выпирают сквозь тонкую кожу так, что их можно с легкостью пересчитать. И у меня сердце замирает от нежности к этому чуду.* Хочется во что бы то ни стало уберечь ее от любых невзгод. Что угодно, лишь бы с ней ничего не случилось.* Хочется взять её и спрятать, спрятать в безопасное и темное убежище, окружить заботой и быть рядом с ней. Когда-то мне казалось, что самое надежное место — это моя комната в доме; а потом, помнишь, мы целый день искали Драко, когда он спрятался в подземельях своего поместья? Но я всё время вспоминаю то место, где с ней всё будет в порядке и ничего не случится. Единственное, я боюсь, потому что она выглядит так хрупко и, одновременно, так очаровательно, словно любое неосторожное движение может сломать и уничтожить ее, и это станет величайшей потерей для меня*. С другой стороны, ей всего тринадцать — какие тёмные проклятия она может знать в своём Райвенкло? Но тогда почему в школе я и трёх слов связать не могу? Я спросил отца о порче, он выслушал, и как всегда, в своей солдафонской манере посмеялся надо мной: — Это весна, Маугли! Года через три-четыре перегорит, — сказал мне он и уже серьезно добавил: — А не перегорит, то так тому и быть. Я понимаю, военные действия в Бирме в течение семи лет не прошли для него бесследно, но всем подколам есть предел — за ужином он подлил мне в питьё кошачьих успокаивающих капель. Декан всё же не зря ест свой хлеб, мяту с чабрецом я унюхал и пить зелье не стал. Грег, заклинаю тебя — сделай же что-нибудь, Твой друг, Винс» <empty-line> — Долли, я не думаю… — Как же, ученики ночами разгуливают по школе, показывают друг другу свои прелести, обучение волшебству у нас теперь носит эротический характер, с соответствующими растлевающими последствиями... Теперь ты понимаешь, что Хогвартс превратился в цитадель разврата и порока?! А всё Дамблдор, который воспитывает молодое поколение волшебников не в уважении к Министерству и Министру, а превращает школу в вертеп! Мы не можем допустить, чтобы на наших детей, на наше, не побоюсь этого слова, будущее оказывалось подобное воздействие! С этим надо бороться — выжигать каленым железом, изгонять иностранную заразу, которая отравляет наше подрастающее поколение! Фадж вышел из палаты мадам Амбридж в замешательстве. В то же время перед его мысленным взором открывались заманчивые перспективы. Оставалось только надеяться, что квалифицированные специалисты Мунго вылечат его заместительницу от побочного действия заклятия «Комрос Надзириоса», выразившееся в ханжеском искажении реальности. И тогда правая рука Министра снова встанет в строй, в такой сложный для карьеры ее шефа период помощь Долорес будет весьма своевременна. Однако выявленные, а иногда и высосанные из пальца Амбридж, факты хоть официально и не являются нарушением закона, но тем не менее дают повод Министерству взять под контроль прессу магической Британии. И Хогвартс. Навести там порядок, используя для этого все доступные средства. Твердой рукой и железным пером. Надо показать Дамблдору, кто, всё-таки, на Острове власть. Корнелиус Освальд Фадж, кавалер Ордена Мерлина за самую стремительную карьеру, уходил в закат. Впереди его ждали великие дела! — Как вам вот это: «Прогресс ради прогресса поощрять не следует»? Или еще: «Искореняя то, чему нет места в нашей жизни»? — Ну, и что это означает? — нетерпеливо спросил Рон. — А я тебе скажу, что означает, — сказала Гермиона зловеще. — Означает то, что Министерство вмешивается в дела Хогвартса. Глава 11. Новая песня Распределяющей шляпы. "Гарри Поттер и Орден Феникса"