О бесконечном человеколюбии господина Англии

      Еще в Глазго Англия отчитал кока за бессмысленную попытку протащить на судно портовую девку, но похоть кока была куда сильнее страха и здравого смысла, потому на стоянке у мыса Доброй Надежды вскрылось наличие в трюме некой Мэри, которая проникла на борт, вырядившись в мужскую одежду, и впредь на палубе почти не появлялась. Зная скотскую натуру кока, Англия мог удивляться лишь мотивам девицы, но после короткой беседы с ней он понял, что та невменяема и едва ли способна на логическое мышление. Поначалу он хотел высадить сумасшедшую, но за нее вступился юнга, напуганный открывавшимися перед девушкой печальными перспективами. "Идите к дьяволу!" - в сердцах отмахнулся Англия, и Мэри осталась.       Долгое время она не доставляла хлопот, только раз была стычка у двух матросов, не поделивших с ней ночь, однако уже около берегов Тасмании внезапно выяснилось, что Мэри глубоко беременна, но едва ли это осознает. Болезнь ее разума чрезвычайно обострилась от долгой качки и худой пищи. На судне не оказалось доктора, способного принять роды, так как мистер Пиллз слег от странной лихорадки в Сингапуре, и там же был оставлен, чтобы вернуться на родину ближайшим рейсом, если Господь даст ему достаточно времени.       Как бы то ни было, Мэри разродилась во время стоянки у берегов Новой Зеландии, когда грязнолицый мальчишка, которого Англия называл просто - Маори - пребывал на судне с визитом. Вопли безумной роженицы привлекли его внимание, и он, прежде не отличавшийся усидчивостью и твердостью внимания, весь ушел в слух, долго ерзал на стуле и бормотал непереводимую тарабарщину на своем языке. Как только его оставили без присмотра, он не замедлил сбежать. Маори искали до глубокой ночи. С берега сотня дикарских глаз наблюдала за тем, как снуют по палубе суетливые огоньки. Еще на закате юнга нашел новорожденного завернутым в мешок и брошенным в бочку с ромом. У младенца было вырвано сердце, и от зрелища этого юнга сам едва не лишился рассудка. Он знал, что Мэри родила мертвого ребенка и сама находится между жизнью и смертью, но рваная дыра в крохотной грудной клетке произвела на него сильнейшее впечатление.       На рассвете Маори самолично появился в капитанской каюте. Руки, грудь и подбородок его были покрыты засохшими кровавыми разводами, но взгляд светился безмятежным спокойствием. Увидев раннего гостя, Англия мучительно выдохнул и приказал помощнику согреть воды. А после разразился самой отчаянной руганью, на какую только был способен, от чего рот Маори растянулся в зловещей улыбке. Чан с водой подготовили быстро, и гостю было приказано немедленно смыть с себя человеческую кровь. Маори забрался внутрь и долго водил мочалом по телу без всякого результата, покуда Англия не взял дело в свои руки. Он до красноты натер смуглую спину и не без удивления заметил, что долгое время принимал за загар вековую грязь. Умытый Маори стал походить на европейца, он вдруг сделался бледным, и легкий румянец заиграл на его угрюмом лице.       - Я привез тебе подарок, - сообщил Англия, когда вид гостя его перестал вгонять в тревогу. Маори не проявил особого интереса к подарку, его сильнее занимали побелевшие руки. Выждав немного времени, Англия открыл тяжелый сундук и вытащил из него сверток.       - Это хороший костюм, - сказал он, разворачивая ткань. - Такие сейчас носят в Европе.       Маори оторвался от созерцания рук на миг, но взгляд его сохранил отстраненное равнодушие.       - В таком костюме ты сможешь встречать важных гостей.       - Богов? - спросил Маори, встрепенувшись.       От вопроса Англия скривился, словно проглотил кислую ягоду или ступил в глубокую лужу. Посылаемые им в течение долгих годов миссии не имели громкого успеха. Среди аборигенов были и те, кто обратился, и те, кто просто проявил к чудным бледнолицым посланцам интерес, который, как выяснялось с горечью позже, носил гастрономический характер. Но даже спустя десятилетия местные боги имели достаточно силы для сопротивления.       - Посмотри! - Англия схватил Маори за руку, от чего тот словно превратился в камень. - Твоя кожа стала такой же, как и моя. Твои мерзкие рисунки на теле пропали еще в прошлом году. Не значит ли это, ваши боги приняли новую власть?       - Шаман не сказал, что боги приняли такое решение, - проговорил Маори. - Это значит, что они такого решения не принимали.       "Проклятые шаманы!" - Англия в гневе сжал руку гостя, чтобы мысли не вырвались наружу новым потоком брани. - "До чего суеверный народ... Непроходимая тьма! Что толку изводить воду на подобного невежду?"       - Но разве ты не видишь, что твои боги принуждают тебя к жестокости? - сильнейшим усилием воли Англия внушил своему голосу мягкость. - Они заставили тебя вырвать у младенца сердце...       - Младенец был мертв. Его душа принесла бы много бед всем нам. А теперь его душа принадлежит мне. Я сделал добро.       Возражать Маори было трудно, в сравнении с ним даже безумная Мэри казалась оплотом рационального начала. Потому Англия решил уйти от спора и высказать более земные переживания:       - Я слышал, что в твой дом приезжал господин Франция. Так ли это?       - Да, он был у меня в гостях и вел себя очень уважительно. Думаю, он хороший человек.       - Он делал тебе подарки?       - Он подарил мне много красивых бус.       - Я говорил тебе, что бусы не ценятся в мире. Мои подарки намного полезнее и дороже.       - Твои подарки убивают моих людей. Ты даешь оружие моим вождям и сеешь между ними раздор. Господин Франция сказал, что ты ждешь, когда мой народ сам себя погубит, и тогда ты сможешь занять мои земли.       - Но ведь ты умный парень и умеешь отличать выдумки господина Франции от правды, - Англия ласково улыбнулся и пригладил ладонью непослушные кудри Маори.       - Мне кажется, что вы оба не совсем честны со мною. Поэтому боги молчат про вас. Вы, верно, и им затуманили головы.       Ничто не злило Англию сильнее, чем упоминания об языческих богах. Пальцы его сами сжали в пучок темные волосы на макушке Маори. Гость только ахнул и отчаянно вцепился ногтями в руку мучителя. В своих попытках защититься он всякий раз превращался в напуганного зверька и будто бы переставал помнить о чем-то, кроме зубов и когтей. Англии не составило труда отбросить Маори в сторону, а злобный взгляд его надежно пригвоздил мальчишку к полу.       - Пускай боги решают, кто из нас прав, - процедил Англия, отходя к порогу. - Ты выйдешь из этой каюты в одежде, которую тебе принес я или не выйдешь вовсе. Если твой бесовской отец сжалится над тобой, пусть сам является ко мне со всей своей армией.       Не дожидаюсь ответа, Англия вышел прочь и запер двери на замок. Маори замер в углу, от страшных слов немой ужас исказил его лицо. Он прежде знал, что самопровозглашенный хозяин жесток, что мало на свете вещей, способных его напугать, но даже ему не следовало бросать вызов богам. Долгое время просидел Маори в оцепенении, а после впился зубами в запястье и, едва сдержав стон, прокусил кожу . Кровь тут же хлынула из раны. Не помня себя, Маори испачкал в крови указательный палец и начертал на стене искривленную линию - символ небесного отца. После приступил к самой отчаянной в своей жизни молитве. Под потолком каюты находилось крохотное оконце, сквозь которое не смог бы пробраться даже ребенок, однако весь день лишь оно служило источником света, и Маори старался, чтобы солнечный луч, проникавший сквозь него и разбитый надвое тонкой рамой, падал именно на символ небесного отца. Когда луч уходил, Маори наносил себе свежие раны и рисовал новые символы, покуда от этого болезненного ритуала ему не сделалось дурно. Последнюю линию он так и не сумел довести до конца. От измождения Маори потерял равновесие и свалился на пол, ударившись виском о чан с водой. Непроницаемая чернота заволокла его взгляд, и, не чувствуя более ничего, он провалился в бессознательный сон.       Долго ли длилось беспамятство, Маори сказать не мог. Он очнулся, когда в оконце уже было темно, и в первый миг решил, что настала ночь, и нужно лишь подождать, когда на смену солнечному свету придет лунный, но громкий же раскат грома развеял его заблуждение. Гремело так, что обивочные доски в стенах шли мелкой дрожью. Маори поборол телесную слабость и, качаясь, добрался до угла. Он не мог понять, от чего именно его мотает из стороны в сторону. Крылась ли причина в головокружении, или же дело было в нарастающем снаружи шторме - колени Маори предательски подгибались. Нетвердой походкой он прошел к столу и после нескольких неудачных попыток взобрался на него, однако при первой же высокой волне, подхватившей судно снизу, опрокинулся на спину. От боли в затылке перед глазами заплясали яркие искры. Маори не сумел сразу подняться и некоторое время еще лежал, глядя на раскачивающийся под потолком подсвечник и вслушиваясь в скрип досок, прогибающихся под тяжелым напором океана.       Вспышка молнии озарила каюту , и тогда Маори двинулся вновь на штурм стола. На сей раз ему удалось взобраться на него почти без труда. Встав на носочки, он дотянулся до окна, и жуткая панорама неравного боя открылась перед ним: клипер уносило в открытое море, спокойная с утра водная гладь вся пошла волнами, и зеркальная равнина превратилась в беспокойный горный хребет, на вершинах которого, словно снежные шапки, пенились белые барашки. На небе не было ни единого просвета, плотная пелена вздувшихся туч покрывала его от края и до края, и только частые грозовые стрелы то вырывались из его недр совсем рядом, то стеной высыпались у горизонта.       Не найдя ничего подходящего, Маори выбил оконце рукой. Шквал соленых брызг тут же ударил ему в лицо, он зажмурился, вслепую очистил раму от осколков и просунул в отверстие голову.       - Отец Ранги! - крикнул он во весь голос, но порыв ветра унес зов вдаль, и даже сам Маори не сумел его расслышать. - Отец Ранги! Прошу, прости глупого господина Англию! Я пленник на его корабле. Твой гнев погубит и меня! Волна, налетевшая на борт, скрыла Маори на время, рот его наполнился солью, и острая боль пронзила горло. Но стоило воде отступить мальчишка вновь принялся звать небесного отца. Божество оставалось глухо к его мольбам. Корабль взлетал вверх и проваливался в бездну, волны обрушивались на него со всех сторон, и ледяной дождь непрерывным потоком лился с неба. Маори сидел в каюте и мог лишь догадываться о том, какой ад царит на палубе.       - Глупый господин Англия! - бормотал мальчишка, утирая слезы. - Отец Ранги сломает его корабль и погубит меня в наказание. Только бы им хватило ума принести крикливую женщину в жертву. Горе мне! Они не умеют приносить жертвы... Горе мне! Они не станут слушать моих советов...       Поток воды выломал раму в окне и смыл бумаги со стола. Маори закрыл лицо руками и продолжил свои причитания.       - Никто не будет меня слушать, горе мне... Глупые белые люди считают меня дикарем. Глупые белые люди...       Новая вспышка света выхватила из мрака сверток, и взгляд Маори замер на нем. Оглядевшись по сторонам, чтобы не услышать от стен внезапного осуждения, мальчишка осторожно подполз к одежде и на ощупь принялся ее разворачивать.       - Как же все это надеть?! - от собственной беспомощности Маори разразился новым плачем и принялся рвать на себе волосы. В нервном припадке он катался по полу, повинуясь силе корабельного крена: от стены к стене, ударяясь о ножки прикрученной мебели. В очередной раз встретившись лбом с кроватью, Маори вскочил на ноги, словно его посетило внезапное озарение. Воодушевленный, он высунулся в оконце и выкрикнул новые имена:       - Тангароа! Тафериматеа! Прошу вас! Усмирите гнев отца!       Ответом Маори была особенно высокая волна, что непременно означало отказ.       - Только бы в Англии было меньше упрямства, чем в отце...       Не видя более смысла в молитвах, Маори схватился за одежду. С легкостью он накинул льняную сорочку и битый час потратил на то, чтобы попасть ногами в брюки. Качка лишала его всякой опоры, он падал, поднимался, путался в рукавах и штанинах, дважды Маори перелетел через голову и один раз пробороздил пол носом. Отдельной проблемой встали мелкие пуговицы. Здесь следовало бы поклониться в ноги портному, не пожалевшему крепких ниток. Несмотря на всю неуклюжую силу Маори, швы выдержали. Пряжки и шнурки остались без внимания. Они показались мальчишке слишком сложными, и он не стал даже пытаться с ними совладать. К тому же, ювелирная работа осложнялась кромешной мглой. Наконец, Маори сунул ноги в туфли, поморщился, дав себе время привыкнуть к странному изгибу стопы, и встал во весь свой невеликий рост. Испытав немыслимые страдания, он резонно полагал, что теперь Англия не посмеет не прислушаться. Долго стучался Маори в дверь, надеясь быть услышанным, но на судне и без него хватало забот. Лишь чудом на крики и грохот обратил внимание юнга, но прежде прошли три четверти часа. Маори, однако, плохо понимал течение времени.       - Позови господина! - сквозь двери крикнул он.       - Не могу, - ответил юнга, припав к двери всем телом. - Он на палубе и не велел мне выходить.       - Тогда сорви замок!       - Он не велел...       - Сорви замок, и я помогу вам выбраться из шторма.       - Этот шторм сам напал на нас! Мы стояли в гавани...       - Клянусь честью, я вытащу нас всех из шторма!       Юнга никак не мог решиться. Он знал страшную силу, укрывшуюся в теле капитана, но больше прочего он страшился всепронзающего взгляда, после которого хотелось броситься за борт.       - Прошу тебя, сорви замок! - взмолился Маори. - Какое может быть от меня зло?       - Но ты вырвал сердце у ребенка!       Юнга ощутил , как холодок пробежал по его спине от собственных слов. Вновь страшная картина встала перед глазами. Увидев Маори впервые, он был несказанно рад, ведь на вид они были одного возраста и вполне могли бы сдружиться. Но кто мог предугадать, что под детским личиком скроется хищный зверь?       - Если бы это было мне посильно, то я рассказал бы тебе все, что знаю сам, - проговорил Маори. - Мертворожденных нельзя так просто оставлять, нужен особенный обряд, чтобы их души нашли покой. Но здесь, на корабле, я не мог его провести. Поэтому мне пришлось забрать его сердце.       - Капитан приказал нам затыкать уши, когда ты начинаешь нести ересь.       - Прости, что не могу вспомнить твоего имени...       Не успел Маори договорить, как в проход, где стоял юнга, хлынул поток воды. Подброшенная волной бочка с порохом пробила доски настила.       - Последняя мачта сломана! - крикнул кто-то.       - Теперь точно сдохнем, - ответили ему.       - Прошу, помоги мне выбраться! - взмолился Маори.       Юнга молчал, и узник капитанской каюты решил, что его смыло за борт. А вместе с ним не осталось и надежды на вызволение. Если юное сердце оказалось холодно к уговорам, то о других и думать нечего. Но едва успел Маори впасть в отчаянье, как дверь распахнулась. Юнга стоял в проходе, держа в руках связку ключей, тонкая полоска крови сбегала с его рассеченной переносицы.       - Капитан убьет меня, если мы выживем, - выдохнул он обреченно.       Ничего не сказав, Маори крепко обнял юнца и убежал прочь. ***       Шторм закончился так же внезапно, как и начался. Сначала стихла бурлящая вода, затем легкий ветер унес остатки рваных туч. Небо сделалось высоким и чистым. Израненный корабль стоял на мели у самого берега, а разрисованные дикари ликовали на песчаной кромке. От дорогой оснастки не осталось почти ничего, только серый кусок содранного паруса метался, словно знамя сдавшегося отряда, зацепившись за обломок бушприта. Англия смотрел на солнце, уходящее все дальше на запад, и странные вопросы роем клубились в его голове. Сохраняя внешнее хладнокровие, он приказал команде выстроиться в ряд и провел перекличку. Не хватало двоих. Англия прошелся вдоль шеренги и остановился в конце, около опустившего голову юнги.       - Ральф, ты в порядке? - спросил капитан, наклонившись. Юнга кивнул.       - Ральф, посмотри мне в глаза, - Англия приподнял подбородок мальчика. Не задавая больше вопросов, он знал, что юнга обзавелся тайным грешком, но на фоне разрушенного клипера любая детская провинность казалась пустяком, поэтому разговор отложили до лучших времен.       - Вижу, наши люди послали с берега лодку, - сказал Англия подошедшему помощнику. - Боюсь, нам придется провести на этой дикой земле чуть больше времени, чем планировалось. Надеюсь, Грэйстон успел обустроить свой гостевой дом...       Англия как будто хотел сказать еще что-то, но новая мысль внезапно захватила его, и он, оборвав себя на полувздохе, поспешно покинул палубу. Первым делом он проверил свою каюту. Как он и предполагал, она была пуста, и в ней царил разгром. Затем Англия нашел в столе сухую свечу и спустился в трюм, туда, где среди бочек с пряностями оставалась едва живая Мэри.       Слабое пламя выхватило из темноты сгорбленный силуэт ребенка. Женщина, распростерши руки. лежала на мешках и была непродвижна.       - Маори, - позвал Англия, и мальчишка отозвался. Он поднялся, держась за полки и встал так, чтобы в свете свечи был виден его европейский костюм. Маори, верно, думал, что так Англия будет вести разговор на равных.       - Мне пришлось принести твою женщину в жертву, - сказал мальчишка и вытянул вперед окровавленные руки. - Я старался быть уважительным к твоей одежде, но все равно запачкал ее.       Англия, обычно острый на язык, не нашел подходящих слов.       - Тебе следует попросить прощения у отца Ранги, - продолжил Маори. - Нужно принести какую-нибудь жертву. Я расскажу тебе, как совершить ноа.       - Я не собираюсь совершать твои богомерзкие ритуалы! - оборвал Англия.       - А если я соглашусь, чтобы твои жрецы помыли меня в реке, ты совершишь ноа?       - А что на это скажет твой Ранги?       - Я поговорю с ним, и он поймет меня.       - И сколько сердец тебе будет нужно съесть, чтобы договориться с ним?       Что-то мрачное скользнуло по лицу Маори. Он отпрянул в тень и будто бы оскорбился.       - Ты считаешь, что я ем людей как простую пищу? Ты считаешь, что все наши священные ритуалы создавались лишь для того, чтобы есть людей?       - Я живу на этом свете не один век, - проговорил Англия в ответ. - У моих ног лежат невообразимые по территории земли. Я видел столько, сколько простым смертным ни за что не увидеть за жизнь. Но поверь мне, мало на земле мест, где я встречал бы такое равнодушие к жестокости и такую жажду крови.       - Тебе не понять меня, - сказал Моари, дослушав. - Я кажусь тебе жестоким лишь потому, что убиваю голыми руками. От твоего оружия больше бед, но ты не чувствуешь жертву, поэтому не видишь собственной жестокости. Я не ел плоти твоей женщины, я лишь подготовил ее для наших прародителей. Теперь ее следует поместить в лоно матери земли.       - Уж не считаешь ли ты, что этой жертвой спас всех нас?       - Я знаю, что спас. Ты прогневал богов своими ужасными словами. Отец Ранги был зол, он наслал на твой корабль своего сына Тафериматеа. Господин Англия! - Маори вновь подался вперед и, помедлив мгновение, коснулся ладонью груди капитана. - Твой бог тоже учит любви, я понял это из рассказов твоих жрецов, но ты не следуешь его заветам. Ты умеешь любить лишь себя и потому всех стремишься обратить в себя. Я бы мог служить тебе, но не в моих силах верить в то, во что ты сам не веришь.       - Ты глупый ребенок! - Англия брезгливо отстранил от себя чужую руку. - Верно, кто-то другой внушил тебе эти слова, для твоего скудного ума они звучат слишком стройно. Франция...       - Господин Англия, знаешь ли ты, почему идет дождь? - не унимаясь, Маори хватался за одежду собеседника, и от пальцев его оставались кровавые пятна.       - Для подобных явлений есть наука...       - Европейская наука интересна, но на самом деле дождь идет потому, что отец-небо плачет по матери-земле, которой больше не может коснуться. Небо любит землю, и ему нестерпимо болезненна разлука...       Лицо Маори оказалось на свету, и Англия увидел, как по раскрасневшимся детским щекам текут слезы. Перед ним стоял самый обычный ребенок, неумело наряженный в хороший костюм, расцарапанный, будто после уличных игр. Ребенок, застрявший на пороге юности, наивный и искренний в своей несправедливости.       - Я назначу тебе строгого генерал-губернатора, и отныне он будет выслушивать весь твой первобытный бред, - сказал Англия. Он долго рассматривал Маори и никакими силами не мог повторно воскресить в себе отвращение. Англия и вправду видел многое и потому привык к снисхождению в мелочах. Вздохнув тяжело, он аккуратно завязал ленты на сорочке Маори, расправил ворот пиджака и просунул в петлю пропущенную пуговицу.       - Садись на ящик, - указал Англия, и мальчишка послушно опустился. - Вытяни ногу. Я покажу тебе, как застегиваются эти туфли. Матерь Божья! Как ты только ходил...       Англия поставил свечу на пол, Маори с интересом принялся наблюдать за процессом. Сначала капитан поменял туфли местами, осведомился об удобстве, а затем сделал что-то странное с застежкой.       - Повтори, - попросил Маори тихо.       И Англия повторил.       - Ты будешь настоящим джентльменом, - сказал он, когда вид ребенка его полностью устроил.       - Это почетное звание?       - Это самое почетное звание, Новая Зеландия.