1
– Съела мышка творожок, принялась за пирожок… Ам, и нету! Риган смеется. Подло воспользовавшись этим, Горайон всовывает ей в рот ложку с кашей. Риган издает низкий возмущенный звук, ложка вылетает изо рта, забрызгивая кашей бороду Горайона. – Клянусь, дитя, когда-нибудь я вставлю тебе в рот распорку! Горайон все-таки выполнил свою угрозу? Челюсти свело судорогой, язык онемел, зубы обнажились в мучительном оскале над пересохшей глоткой. Но Горайон никогда бы не отобрал у нее свет, как бы она ни капризничала. Темно… Так темно… Ну хоть лучик света… Скоро она забудет все, кроме темноты. Когда-то она ощущала холодок металлических прутьев клетки, шероховатость одеяла, горячий соленый вкус варева, которым ее кормили. Она знала, что клетка круглая, четыре шага от стенки до стенки, одеяло соткано из шерсти, а горячая мерзость – куриный бульон. Теперь уже нет ни звуков, ни запахов, ни красок – тьма сожрала их: ам, и нету! Съела мышка творожок… А что такое творожок? Больше всего она боится забыть слова. Тогда между ней и темнотой не останется никакой преграды. И она с усилием шевелит языком и губами, раз за разом неслышно повторяя: – Солнце, небо, стена, тарелка, курица, мышь… Съела мышка творожок… Я мышка… Я Риган Хаумфли… Риган, Риган, Риган! Беззвучный плач. Беззвучный смех. – …девочке стало жалко собаку, и она взяла ее домой. А это была не собака, а злой вервольф. И когда в доме девочки потушили свет и легли спать… У него волчья морда вместо лица. Не благородная голова лесного зверя, а гниющий череп бешеной твари. Под свалявшейся шерстью сквозит кость, личинки копошатся в пустых глазницах, черный распухший язык вывалился из пасти. Риган закрывает глаза. Руки дрожат, и она сжимает их в кулаки, стискивая в правой ладони кленовое семечко. Маленький талисман. Единственная память о мире вещей и красок. Она хочет стать маленькой, как это семечко. Может, тогда волк не увидит ее в темноте? Но темнота – союзник хищников. Риган может сколько угодно вопить, кататься по полу и биться о прутья, но все бесполезно. Для того чтобы делать с ней то, что он хочет, волку не надо заходить в клетку. Он приносит с собой боль. Маленькие, тщательно рассчитанные порции страданий. Что сегодня – огонь? Холод? Может быть, кислоту? Или серебряные ножи? Перед глазами все утонет в красной дымке, голос сорвется от крика, но на теле не останется следов. Почти не останется. – Нет, пожалуйста, пожалуйста… – всхлипывает она. – Ну же, дитя Баала! Такой огромный потенциал! Такой потенциал пропадает! – говорит волк, и в его голосе слышится разочарование. Он говорит много; Он любит поговорить, когда превращает ее внутренности в жидкий огонь или по одному ломает хрупкие заледеневшие пальцы. – Покажи свою силу! Давай! Какая ты дурочка… Ты даже не понимаешь, на что способна?! Риган не слушает. Зажмурившись, прикусив до крови губу, она продолжает мысленно твердить: “Облако, дерево, река…”2
…Небо низкое и темно-красное. Оно состоит из… облаков? Облака белые и пушистые. Совсем не похоже. Тогда – это кирпичи. Кирпичное небо. Нет, небо твердым не бывает. Это потолок. Точнее, свод, кирпичный свод. Очень низкий – можно видеть даже серые полоски раствора между кирпичами. Видеть? Счастье ослепило Риган… на очень короткий миг. Это очередная штучка волка. Волки любят играть с маленькими девочками, прежде чем съесть их, когда погаснет свет. – Ри? – Над ней склонилось бледное опухшее лицо. – Ри, ты очнулась? Ри, ну пожалуйста, скажи хоть что-нибудь! – Ты… кто? – Эту короткую фразу удалось выговорить далеко не с первой попытки. – Что он с тобой сделал, Ри? Это же я, Имоэн! Мы жили в Кэндлкипе, и там было столько книг, что за всю жизнь не перечитаешь, и роскошные клумбы, и пруд с рыбками, и я одну поймала, и еще я брала без спроса твои платья, а ты злилась… Ри, пожалуйста, не смотри на меня так! Ты же помнишь меня, правда? Опираясь на локоть, Риган неловко приподнялась и села. Только сейчас она поняла, что ее голова до того покоилась не на полу, а на коленях Имоэн. Имоэн… Хитрый взгляд искоса, дерзкий взгляд. “Ты не скажешь Горайону, что я лазила в подземелье, потому что сегодня полезешь туда со мной”. Имоэн, к которой в рот однажды залетела смешинка, да так и не вылетела… А что с тобой сделали, Имми? Глаза потухли, кожа пожелтела, на голове вместо волос грязная щетина… – Конечно, я сердилась, – все тем же сиплым чужим голосом сказала Риган. – И до сих пор сержусь за то голубое платье. Я надела его всего раз до того, как ты посадила на лиф огромное пятно от клубники. Имоэн посмотрела на нее во все глаза и неуверенно хихикнула. Слабый, жалкий звук, тень прежнего смеха Имоэн – но хоть что-то… – В виде сердца, ага. Согласись, в моей неловкости есть определенный стиль? С помощью Имоэн Риган поднялась на ноги. Колени тряслись, живот болел зверски, но в остальном все было сносно. Риган огляделась по сторонам. Они стояли посередине длинного узкого помещения без окон. Вдоль стен, как солдаты на параде, в два ряда тянулись круглые металлические клетки. (Риган вздрогнула). Некоторые были повалены, другие закоптились. Пятна копоти покрывали и стены. Слабо пахло серой, плесенью и дымом, но все запахи перекрывал густой, жирный, застарелый смрад мертвечины. Желудок забился в настоящих конвульсиях. Риган согнулась пополам, и ее вырвало какой-то зеленой жидкостью. – Ри? - Со мной все хорошо, – не очень внятно произнесла Риган, не сразу рискнув разогнуться. – Просто… избавляюсь от некоторых воспоминаний. – Она еще раз, внимательнее, осмотрела разрушения в комнате. – Что тут произошло? – Все, что я увидела – это огненный шар, который летел мне в голову. Но он все-таки рванул в стороне, и взрывом просто покорежило мою клетку. Гореть тут нечему, но столько дыма было… Я думала, мы задохнемся… Хорошо, он быстро рассеялся, но голова болит просто ужас как… Пошли скорей отсюда, Ри. Не знаю, что здесь творится, но это наверняка наш единственный шанс сбежать отсюда.3
Они миновали по крайней мере дюжину одинаковых длинных комнат, и нигде не встретили ничего живого. В обычном понимании слова. Почти в каждой клетке лежало чье-нибудь тело, и порой оно шевелилось или издавало звуки. В память винтом врезался подвешенный в петле эльфийский череп на позвоночном столбе, бившийся о прутья клетки. Кость негромко похрустывала, по черепу бежали трещинки. Но хуже клеток были аквариумы: поверхность воды внезапно взбаламучивалась, к стеклу приникало искаженное лицо и начинало кричать. Тут же вопль подхватывали другие обитатели прозрачных цистерн, и воздух звенел от бессвязной мольбы, жалоб и угроз. Риган рвало через каждые два шага, Имоэн сжимала виски, словно пытаясь раздавить свою бедную голову. Но если мозг Риган, похоже, очищался вместе с желудком, то Имоэн становилось только хуже. Остановившись рядом с одним из экспонатов, она оживленно, даже весело принялась рассказывать: – Вот этого он сделал на моих глазах. Пилой разрезал на две половинки – как грушу, ты подумай! – Имми, пойдем, – Риган слегка тряхнула Имоэн за плечо. Никакого эффекта. – У него очень острые ножи… кость режут, как масло… даже не больно, правда… – Имоэн, хватит! – Он режет и плачет, представляешь? А потом приходит сюда, смотрит на них и снова плачет. Представляешь: ЭТА ПАСКУДА ПЛАЧЕТ! ЭТА ДРЯНЬ, ЭТО ДЕРЬМО – ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, ЕМУ НАС ЖАЛКО! Дойдя до самой высокой ноты, голос Имоэн оборвался. И в наступившей тишине, когда нервы Риган были напряжены до предела, еле слышный полустон-полушепот за спиной едва не доконал ее. – Джонелет… Вскрикнув не своим голосом, Риган обернулась. Она увидела еще один аквариум – непривычно большой, заполненный не мутно-желтой, а ярко-голубой жидкостью. В растворе плавало даже не тело, а тень: что-то совершенно черное, плоское, очертаниями напоминающее силуэт человека. И все же напряженный, полный муки голос исходил именно от него. – Не Джонелет…ты… слуга… Хозяина? Это были первые осмысленные слова, услышанные Риган от обитателя “зверинца”. Тяжело дыша, с колотящимся сердцем, Риган подошла к аквариуму и прижалась щекой к прохладному стеклу. Как же это существо разговаривало? Чем мыслило? – Слуга… Хозяина? – повторил голос. – Нет… не слуга…– с усилием продолжало создание. – Тогда… пленники?.. Достаточно… целые… чтобы сбежать… Значит… Хозяин… ушел?.. Я ждал… я знал… – Кто ты такой? – Риган лихорадочно обшаривала взглядом гладкие стенки аквариума. В голове мелькнула дикая мысль: вдруг это существо поднимет тревогу? Вызовет своего хозяина? Надо разбить аквариум, заставить голос заткнуться… – Я? Риелев… Его слуга… наставник… может быть, друг?.. Да, друг… Он хотел… спасти меня… излечить… вернуть мне молодость… Но он не смог… И потому… ему пришлось забыть… меня. О Джонелет… Джонелет… – У вас с Джонелетом довольно интересные представления о дружбе, – заметила Риган. – Он не хотел… Он был молод… Все мы, когда молоды… думаем… что сможем… – Мы должны уходить, – сказала Риган после паузы. – Я… ну, могу что-нибудь сделать для тебя? – Убей меня. – Что?! – Риган была потрясена настолько, словно не она всего только что всерьез обдумывала убийство Риелева. – Внизу… справа… батарея… немного выделяется… по цвету… Вытащи… И все… Я устал… Хозяин не вернется… Я жил… чтобы он верил… что сможет… Теперь… смысла… нет… Пожалуйста… Зажмурившись и закусив губу, Риган дернула батарею. Она отошла неожиданно легко, с громким чпокающим звуком. Далеко не сразу Риган решилась открыть глаза. Жидкость в аквариуме вспенилась и потемнела. Силуэт Риелева какое-то время еще колыхался среди пузырьков воздуха, а затем растаял и серым осадком опустился на дно. Риган отвела взгляд. Имоэн смотрела на нее во все глаза – лицо белое, как театральная маска ужаса. – Это бедное существо, – произнесла она, запинаясь, – оно ведь теперь счастливо, правда? А как мы, как мы можем жить после того, что он сделал с нами? Нет-нет, ничего не говори. Я сумасшедшая, я знаю. Просто… просто пойдем… Едва ли не бегом она кинулась к выходу из комнаты. Риган последовала за ней. Стараясь не открывать глаз, до крови вонзаясь ногтями в ладони, она отчаянно молилась всем богам, которые пожелали бы ее услышать. Подземелье, полное мертвецов, располагало к благочестию.4
Очевидно, светозарному Латандеру и справедливому Тиру сегодня было не до угодивших в беду девиц. Зато у кого-то из архидьявольских обитателей Бездны определенно выдался свободный день. – Бу, смотри, твоя Леди Хомка и Белочка! Бу, скажи: “Привет!” – Тригонометрия! Мгновенно узнав второй голос, резкий и пронзительный, словно крик чайки, Риган тут же возжелала оказаться где-нибудь подальше. Сие место могло оказаться весьма холодным и одиноким… или, возможно, жарким и многолюдным… Во всяком случае, весьма и весьма отдаленным от Джахейры. "Тригонометрия" – ужасное имя, которое могут дать только ученые монахи в Кэндлкипе, и Риган всю жизнь отчаянно надеялась, что в его стенах это имя и останется, но нет: Джахейра упорно не желала его сокращать и употребляла при всяком удобном случае. Русоволосая друида сидела в клетке, скрестив ноги, и взирала на Имоэн и Риган с истинно королевским бесстрастием. Соседство с дохлым гоблином ничуть ее не смущало. Высокий бритоголовый мужчина из клетки напротив что-то громко, весело и неразборчиво кричал симпатичному хомячку на своем правом плече. – Минск! – взвизгнула Имоэн, бросаясь к мужчине. – Мистрис Джахейра, – обреченно сказала Риган, подходя к друиде. – Не могу сказать, что рада вас видеть. Не думаю, что я вообще была бы рада видеть кого-нибудь из знакомых в этом месте… – Тригонометрия, я ценю твои хорошие манеры, – оборвала ее друида, – но сейчас я больше оценила бы открытую дверь моей клетки… и клетки этого человека тоже, – неохотно добавила она. Имоэн критическим взглядом окинула замки, ощупала их ловкими пальцами. – Похоже, тут нужен магический ключ, – произнесла она наконец. – Если бы при мне были мои инструменты, я могла бы попытаться… Но без них я не смогу шнурки на ботинках завязать, имейся они у меня. Джахейра поджала губы. Она не терпела нарушений логики ни в жизни, ни в разговоре. – Нас приходил кормить какой-то грязный дуэргар в сопровождении земляного голема. Оба представляли собой весьма жалкое зрелище. Дуэргар носил на поясе ключ. Они приходили оттуда. В последнее время я слышала с той стороны только вопли и звон оружия… Вы обе еще дети, но вам придется рискнуть. “А с чего ты решила, что я вообще собираюсь тебя освобождать?” – так и вертелось на языке у Риган, но разумеется, так и не слетело. Она знала, что не оставит Джахейру в клетке. И Джахейра тоже это знала. – Рискнуть? – взревел Минск. – Дети будут рисковать? Вы посмотрите, как гневно топорщатся усы Бу! Бу не согласен! Бу возмущен! Бу уже в ярости! – Советую вам успокоить ваше животное, сударь, – от тона Джахейры ломило зубы, как от глотка ледяной воды. – Животное? Ррах! Ты злая колдунья, жестокая женщина! Бу не животное! Он гигантский космический хомяк! Оскорбляя Бу, ты оскорбляешь Минска! Распалившись, бритоголовый рейнджер все сильнее дергал прутья своей клетки. На самой высокой ноте – и самом патетическом заявлении – прутья разъехались в стороны, словно сделанные из сырой глины. Несколько мгновений Минск изумленно смотрел на дело рук своих – а затем расплылся в широкой улыбке. – Молодец, Минск! – захлопала в ладоши Имоэн. – А теперь… еще раз, еще раз – освободи Джахейру. Улыбка Минска стала растерянной. – Минск не сможет, Белочка. – Минск, но ты же только что… – Бу говорит, что Минск открыл дверь потому, что сильно разгневался на женщину. Женщина умная, женщина знала, что в гневе Минск сокрушит все преграды! (Джахейра негромко, но выразительно хмыкнула). А теперь Минск успокоился. Руки Минска сильные, они свернут шею врагу, разобьют кирпичи этой стены – но не сладят с зачарованными прутьями! – Прискорбно, но ожидаемо, – прервала его Джахейра. – Надеюсь, теперь вы сможете потратить время на поиски ключа?5
Следующая дверь вывела их в низкий темный коридор со множеством дверей. Покойницкая вонь лаборатории сменилась запахом жилья и канализации – не самый приятный аромат, если признаться, но обнадеживающий своей обыденностью. То здесь, то там на полу валялись трупы – но не жертв неких кошмарных экспериментов, а участников недавней весьма жаркой стычки. Среди тушек гоблинов, мефитов и дуэргаров беглецы насчитали три человеческих тела в длинных балахонах. С брезгливой гримасой Имоэн обшарила трупы дуэргаров и две земляные кучки (все, что осталось от големов) и покачала головой. – Ничего похожего на ключ или магическую ножовку. Придется пошарить по комнатам, я думаю, – она бледно улыбнулась. – Мое любимое занятие… С трупов они подобрали оружие (в огромной ручище Минска короткий меч гоблина казался не больше ножичка для чистки яблок) и, вооруженные помимо мечей чувством ложной уверенности, разделились. Риган обыскала маленькую караулку, затем пыльную кладовку, под потолок набитую ящиками с непонятным черным порошком. Самой интересной находкой оказался давно и безнадежно дохлый паук с кулак размером. Поэтому, открывая третью дверь, Риган оказалась совершенно не подготовленной к представшему перед ней зрелищу. За дверью был сад. Несколько десятков экзотических деревьев и растений цвели в небольшой пещере, заполняя воздух сладким благоуханием. Прекрасная, но в чем-то и мрачная картина, ибо в саду стояли та же мертвая тишина и полумрак, что и в остальном подземелье. Но Риган, очарованная садом, этого не заметила. Кровь ее далеких предков, эльфов, заговорила в ней с особой силой, и Риган спустилась в сад, по-детски радуясь тому, как трава холодит ее натруженные ступни. В центре сада журчал маленький фонтанчик; Риган с наслаждением напилась, а затем и умылась прохладной чистой водой. Вытирая губы и оглядываясь, она заметила в дальней стене пещеры очертания двери, нет, лучше сказать – портала. Не магического (к сожалению), но весьма помпезного входа куда-то. В личные покои Хозяина? Джонелета? Риган стало не по себе. Она внезапно подумала, что не стоило отходить от Имоэн и Минска… что лучше потихоньку уйти из сада и прикрыть за собой дверь… и что совсем неплохо бы посмотреть, куда ведет этот портал и нет ли за ним чего-нибудь полезного. (Последняя мысль заставила Риган на минутку задуматься о том, нет ли среди ее предков вдобавок и вездесущих халфлингов.) Пока она еще обдумывала эту мысль, ноги сами несли ее к порталу. Запас удивлений на этот день еще не был исчерпан: портал вел в в удивительную комнату. Под стать саду, она была прекрасна – и производила столь же гнетущее впечатление. О том, что это спальня молодой привлекательной женщины, свидетельствовали бесчисленные безделушки, вазы с живыми цветами и кокетливый туалетный столик с большим зеркалом. На застеленной атласными простынями кровати лежал кружевной пеньюар, заложенная закладкой книжка стихов, казалось, все еще дожидалась хозяйку. Но комната была давно заброшена. Цветы увяли, мебель запылилась, ящички и шкатулки, раскрытые и выпотрошенные, валялись на ковре. Риган подобрала одну из шкатулок: узорчатая резная крышка и стенки не толще ногтя, явно эльфийская работа… и в это время поняла, что не одна в комнате. Шкатулка упала на ковер. Помимо перепуганной физиономии Риган зеркало отразило желтое, скуластое, расплывшееся в улыбке лицо. – Привет, малышка! – сказало оно с сильным восточным акцентом. Длинноногий, длиннорукий человек, продолжая улыбаться, протянул вперед руки, показывая, что в них ничего нет… кроме длинного жемчужного ожерелья. Мужчина поглядел на него, конфузливо улыбнулся и засунул за пазуху. – Эй, девочка, тебе не стоит меня бояться! Йошимо никогда не причинял вреда детям. Все это время Риган, не сводя глаз со странного человека и выставив перед собой дубинку, пятилась назад, пока между ней и мужчиной не оказалась золоченая арфа. Эта преграда показалась девушке весьма достойной. – Я не девочка. Мне двадцать один год! – сказала она с неуместной гордостью. – Что вы здесь делаете? Кто вы такой? Он с улыбкой развел руками. – Странный вопрос. Граблю, что ж еще? Я ведь Йошимо. Тот самый Йошимо. Ты же наверняка слышала обо мне? Риган помотала головой. Дубинку она не опускала. – Ох, – мужчина выглядел непритворно разочарованным. – Ты, наверное, шутишь. Ну как же… Йошимо! Йошимо из Кара-Тура!.. И правда не знаешь? Хотя, после того, что случилось со мной, я вряд ли достоин своей славы. На удивление глупая история. Представляешь, я снимаю славную комнатку в “Медной короне”… Все честь по чести, как порядочный человек! Засыпаю в хорошей постели, а просыпаюсь – ты представь себе! – в какой-то птичьей клетке. Мимо меня какие-то рясники гоняют всяких тварей, потом твари гоняют их. Кобольды тявкают, гоблины визжат, рясники орут, а у меня голова трещит, поскольку накануне я, уж извини за такие слова, порядочно наклюкался… И Йошимо принялся потешать Риган историей о том, как выбрался из клетки, как долго бродил по подземелью, встречая всяких тварей, как наткнулся на эту комнату и решил заняться привычным обыденным делом – грабежом, потому как оно, мило пояснил Йошимо, “помогает мне успокоиться и хладнокровно обдумать ситуацию”… – Но тебя же не было в комнате, когда я вошла, – возразила Риган. Вор только усмехнулся и взмахнул рукой; глаза Риган невольно проследили за этим движением, а когда она вновь опустила взгляд, Йошимо нигде не было видно. – Немного умения, капелька везения – и никакого колдовства, – небрежно проронил вор, появляясь на том же месте. Риган неуверенно улыбнулась. Имоэн постигала воровское искусство, пока со свойственной ей непоследовательностью не принялась за изучение магии. Она тоже не раз демонстрировала подруге трюк с исчезновением – но, разумеется, в куда более топорном исполнении. Гневные вопли за спиной привлекли их внимание. Друзья заметили отсутствие Риган, и теперь спешили к ней через сад. Минск грозно размахивал своим крошечным мечиком и все порывался издать боевой клич, но Имоэн его останавливала. Ни тени беспокойства не появилось на лице Йошимо. Повернувшись к разъяренному берсерку и маленькой маговоровке, он отвесил грациозный поклон и улыбнулся. – Приветствую! Я – Йошимо. Тот самый Йошимо. Вы, конечно же, слышали обо мне?6
Никакое колдунство не в силах противостоять ловкости человеческих рук. Риган в очередной раз убедилась в этом, наблюдая, как длинные пальцы Йошимо превращают обычную шпильку в хитроумный инструмент, способный противостоять любому замку. Имоэн вздохнула – с очевидной завистью. Ее воровским навыкам всегда будет далеко до умений этого эксцентричного вора. Похоже, она почти жалела, что некогда решила направить свои таланты в более мирное (как она считала) русло магии. Джахейра вышла из клетки, словно королева из золотой кареты, и едва удостоила своего освободителя взглядом. По ее поджатым губам ясно читался приговор: “Вор. Болтун. Забраковать!” Джахейра не любила воров, болтунов, да и мужчин вообще – за исключением своего кроткого мужа Халида. Воспоминание о Халиде неожиданно кольнуло сердце. Зачахший в тени энергичной супруги Халид казался порой слабовольным тюфяком, но его преданность Джахейре не вызывала сомнений; он скорее бы умер, чем оставил жену по доброй воле. Умер?.. – Мистрис Джахейра, а где же ваш муж? Где… где Халид? – Не знаю, – спокойно ответила друида, но теперь Риган видела, ценой какого напряжения дается ей невозмутимый тон. – После своего пленения я ни разу не видела его. Надеюсь, что ему повезло больше, чем мне, и он ждет нас во Вратах Балдура... Уверенности в этом заявлении не было ни на грош.7
Часы шли, а маленькая группка все плутала в подземелье, которое становилось опаснее с каждым шагом. Сначала им досаждали гоблины: мелкие твари удивительно метко били из луков, и только призванные Джахейрой ползучие растения спасали отряд от уничтожения. Тот же прием друида применила против группки дуэргаров, повстречавшейся в темном коридоре. Гномы хрипели и барахтались в зеленых кольцах, а в это время Йошимо хладнокровно перерезал дуэргарам глотки. Грязная работа – и Джахейра строго-настрого запретила Риган и Имоэн в ней участвовать. Другая комната оказалась битком набита клетками, полными мефитов. Стоило беглецам переступить порог, как клетки распахнулись, и десятки вредных существ вырвались на свободу. Незабываемое ощущение: маленькая крылатая бестия впивается тебе когтями в голову, вырывает волосы, тянется к глазам… Отбрасываешь ее – и тут же в лицо брызжет струя пахучей жидкости. Если повезет – от нее только закашляешься и вытрешь заслезившиеся глаза. Не повезет – она выведет тебя из строя всерьез и надолго. …Поначалу Риган подумала, что с Джахейрой именно это и произошло. Прекратив наносить врагам удары, друида замерла, схватившись за горло, и словно не осознавала,что мефиты облепили ее верещащей тучей. Не пошевелилась она и после того, как последний мефит мертвым свалился на пол. – Сильно ей досталось, – беспечно прокомментировал Йошимо. – Очнется не раньше, чем через час. Никто не хочет скрасить ожидание, в картишки перекинуться – у меня с собой есть? И, как ни странно, только Минск догадался проследить за направлением неподвижного взгляда Джахейры. Горестный вопль великана заставил всех вздрогнуть. – Злой человек убил ведьму Минска! И храбрый полуэльф пал здесь! Минск и Бу горюют вместе с тобой, добрая женщина! Но Минск отомстит! Минск отомстит за свою ведьму и за твоего мужа, только скажи, женщина! Но Джахейра не отвечала. В ее глазах набухали слезы, но по лицу текла только кровь из многочисленных порезов и ссадин. Под клетками на полу лежали два тела, порядочно загаженные мефитами. Трупы как трупы – уже привычное зрелище за сегодняшний день. То, что одно из них принадлежало женщине, можно было определить только по остаткам длинных темных волос: лицо и торс представляли собой месиво из крови и костей. Мужчина пострадал меньше – и Риган без труда узнала знакомые тонкие черты… – Ха… Халид? – губы Джахейры едва шевелились, будто прихваченные морозцем. Судорожным движением сдернув с себя плащ, она покрыла им тело и принялась бездумно разглаживать складки. – Значит, ты говоришь, что скорбишь вместе со мной, Минск? – не оборачиваясь, произнесла Джахейра. – Да что можешь знать об утратах ты, идиот, гримаса природы? Вся твоя любовь, все твои страхи и помыслы сосредоточены на рыжем комке пуха, который ты таскаешь на плече. Не смеши меня. – Бу говорит, что ты не права, – серьезно заметил Минск. – Бу уверен, что руки Минска порой опережают его разум, но сердце Минска… – Замолчи. Уйди. Оставь меня. Иначе я… Халид, Халид… – склонившись над трупом, Джахейра неразборчиво забормотала по-эльфийски, так что Риган едва могла разобрать отдельные слова заупокойной молитвы. – Мистрис Джахейра, но мы ведь можем взять тело с собой. Я не смогу оживить Халида, но священники в храме… – предложила Риган, но про себя подумала, что не хотела бы воскресать без пальцев и ушей, да еще с обмотанными вокруг шеи кишками. Кажется, Джахейра тоже подумала об этом. – Не смейся надо мной, дитя. Разве не видишь, в каком состоянии тело? Оно осквернено! – Но можно попытаться, хуже все равно… – Замолчи! Ты… ты просто глупый ребенок, – Джахейра взяла себя в руки. – Надеешься, что боги всегда припасут для тебя чудо. У меня есть… способность взывать к павшим товарищам. Если они отзовутся, то не все потеряно. Но сейчас я не слышу отклика, тело Халида просто пустая оболочка. Только богам известно, как он страдал перед смертью… – Он не страдал, – сказала Имоэн. – Что? – Он не страдал. – К своему ужасу, Риган увидела на лице подруги то же странное выражение, как и в минуту смерти Риелева. – Я это видела. Халид был уже мертв, когда тот человек стал резать его тело. Может быть, умер от ран… или попросил Сильвануса забрать его душу, когда понял… что его ждет… Хорошая смерть, – Имоэн улыбнулась. Улыбка Имоэн живо напомнила Риган оскал волка из ее кошмаров. И не только ей – даже Джахейре на миг изменило обычное самообладание. Она инстинктивно отпрянула от Имоэн. – О чем ты говоришь? Что с тобой, девочка? – резко спросила друида, но на ее лице читалось столь непривычная для нее растерянность. – Что с ней сделали? – потребовала она ответа у всех присутствующих, но кто ей мог ответить?8
Казавшееся бесконечным подземелье закончилось, уступив место ближайшему другу и малой родине всех приключенцев – канализации. Выдержанные ароматы дурманили головы; осклизлые стены живописно сочились влагой; а о том, что хлюпало, чавкало и нежно журчало под ногами, беглецы и вовсе старались не думать. Общему унынию не поддавался только Йошимо: ему не о чем было печалиться, не о ком скорбеть, а к маленьким жизненным трудностям он, видимо, привык относиться философски. Несмотря на человеческое происхождение Йошимо, зрение у него было как у кошки: он мог остановиться, чтобы восхититься мастерством каменной кладки или выудить золотую монетку из грязной жижи. Но чаще, скучая в обществе молчаливых спутников, он уносился вперед, на разведку. Порой из темноты доносилось его невнятное бурчание, а порой – звук падения в воду чего-то тяжелого, и группа проходила мимо очередного трупа в рясе с капюшоном. – Ты не воин, маленький ворюга! - возмущался Минск. – Ты убиваешь не в честном бою, а подло бьешь исподтишка! Йошимо только улыбался в усы. – Каждый сражается как может, дружище. А эти господа не преминули бы угостить меня кинжалом или чем похуже в спину, если б заметили… Уж я-то знаю этих плащников… И, ничего не объясняя, он вновь исчезал. Но как-то раз Йошимо вернулся из разведки без обычной улыбки. – За поворотом налево лестница, - произнес он приглушенным голосом, – и сверху пробивается свет. Но… не только свет. Наверху шумят и вопят, как во время хорошей драчки. Да вы и сами слышите. В самом деле – многоголосое эхо металось по низким сводам. На таком расстоянии звуки казались далекими и безобидными, но стоило подойти поближе… – Я бы предложил поискать другой выход. Не очень-то хочется получить по голове, едва испив долгожданный глоток свободы… – Ни в коем случае! – заявила Джахейра. – Имоэн надо вывести на свежий воздух, иначе мы просто потеряем ее. Тригонометрия тоже едва держится на ногах. Нам придется, – она поудобнее перехватила подобранный где-то посох, – рискнуть. – Дело врагов – подставлять задницы, дело Минска и Бу – их пинать! – отозвался великан. Шум битвы становился все громче, и, что самое неприятное, его сопровождал не звон оружия, а раскаты мощной боевой магии. Едва заметное дрожание пола превратилось в дрожь всего коллектора; с потолка срывались кирпичи, трещины прорезали стены. Беглецы прибавили шагу, потом перешли на бег. Под градом кирпичной крошки они карабкались вверх по вибрирующей лестнице…9
Щелкнул рычажок, и потайная панель отъехала в сторону. Ходом давно не пользовались, ржавые ролики визжали, но троих, что протиснулись в комнату, это ничуть не обеспокоило. Неестественно длинные и тонкие, молча стояли они, глядя перед собой. Смотреть, собственно, было не на что. Кирпичные стены со следами копоти, низкий потолок, множество железных клеток, подходящих для содержания крупных зверей или среднего размера гуманоидов. Некоторые открыты, другие заперты, на полу разлагались или тлели останки их квартирантов. Вонь от них перешибала запах гари. Не обменявшись ни словом, троица двинулась дальше. Волшебный фонарик плыл над их головами. Они миновали не меньше дюжины длинных, душных, темных залов. Некоторые были заставлены клетками, другие – аквариумами. В отличие от первого помещения, здесь кое-что изредка издавало звуки и копошилось за прутьями или стеклом, но молчаливые визитеры ни разу не остановились. Немного замедлили шаг они только в зале, где в цистернах с молочного цвета жидкостью плавали мертвые обнаженные эльфийки, похожие как близнецы. Сложены они были роскошно, но черты их лиц казались смазанными. Дальше пошла анфилада жилых помещений; последние выглядели богато, при них имелись даже библиотека и маленький сад. Здесь тоже не нашлось ничего интересного для визитеров. Гудящий портал перебросил троицу на уровень выше, где снова повеяло покойницким духом лаборатории. Здесь валялось куда больше свежих трупов, в основном тушки гоблинов и мефитов, но посетители тщательно осмотрели только человеческие тела. Особенно их заинтересовал труп молодого полуэльфа. Совсем недавно кто-то попытался привести его в порядок: вытер помет с лица, закрыл глаза и завернул тело в потрепанный зеленый плащ. Этот плащ был передан из рук в руки, пока все трое не рассмотрели его, а особенно медную брошку у ворота. Неожиданно послышался низкий гул, по лаборатории словно прошла дрожь, с потолка посыпались известка и камешки. Визитеры с трудом удержались на ногах, но у них не вырвалось даже испуганного восклицания. Один наклонился, прикоснулся кончиками длинных пальцев к руке полуэльфа, и спустя секунду в комнате не было ни странной троицы, ни мертвеца.10
Десятью минутами позже своих предшественников из той же потайной двери вывалились еще двое. Поначалу они были так же молчаливы, как и первые, но один из них, совсем молодой, вдруг вышел из роли бесшумной тени. Он даже откинул капюшон легкого темного плаща. – Воняет хуже, чем в подвале дядюшки Арана, – фыркнул он, брезгливо рассматривая останки, но второй оборвал его: – Закрой-ка рот и ищи лучше девок! – Девок, мой несдержанный друг, лучше искать у “Пяти графинов”, – равнодушно поправил юноша, ничуть не впечатленный окриком. – Какой смысл рыться в этой падали? Их тут нет. Даже чокнутый маг не зарежет курочек, которые несут ему золотые яйца. – Не будь ты последним живым племянником Арана, я бы вытянул твой язык на пять футов изо рта, “друг”. Здесь побывал не только маг, – старший мужчина указал на следы узких маленьких ног в золе. – Твари опередили нас. И все по твоей милости! Мы должны были прийти сюда еще час назад! – И превратились бы в кучки жирного пепла, как и все дураки, которые вздумали прорываться сюда, – отмахнулся молодой человек. – Здешние охранные заклинания направлены на тех, кто пытается сюда войти, а не на тех, кто выходит. Сумасшедший ублюдок очень уверен в своих силах. Эта дверь стоила того, чтобы потратить время на ее поиски. Пошли. Подземелье большое, а девчонкам приходится с боем прорываться к выходу. Уверен, наши тварюшки тоже опоздали, – он указал на кусок проволоки, торчавший из замка поваленной клетки. – Они бы не стали взламывать дверь. Отзвуки далекого взрыва настигли их возле портала. Старший рванулся было в него, но спутник удержал его. – Не стоит. План меняется. – Что? – изумленно оглянулся на него мужчина, и в этот же момент лезвие кинжала разрезало ему шею. Он еще зажимал руками горло и давился собственной кровью, когда юноша сбросил плащ, прыгнул в портал и рысью припустил через темные помещения. Убийца выскочил в осклизлые ходы городской канализации, когда подземелье стало рушиться.11
Сначала Риган ощутила только свет. Море, океан света и воздуха, в котором можно было захлебнуться. Перед глазами все поплыло, мгновенно выступили слезы. Отчаянным рывком выдернув тело из канализационного люка, она повалилась на живот, счастливо смеясь. Все прошло, все закончилось, они живы, они вырвались… А потом она почувствовала его присутствие. Он навис над ней – Хозяин, Джонелет – темный силуэт в царстве ярких размытых пятен. А потом он произнес слово или два, послышался страшный грохот, и Риган вдруг оторвалась от земли. Ее отбросило на огромную кучу щебня. Удар был такой силы, что внутренности едва не поменялись местами, но Риган тут же вскочила. Как ни странно, боль привела ее в чувство, и даже… некоторым образом… вдохновила. Отовсюду слышались вопли и стоны; ничего было не разглядеть в густом облаке известковой пыли, но Риган безошибочно направилась к своему тюремщику. В прежней позе он стоял среди обломков, из ушей сочилась кровь, но вместе с тем он казался расслабленным и удовлетворенным, как никогда. Возле его ног, слепо царапая пальцами камни, извивался мужчина в обрывках черной кожаной куртки. Прискучив этим зрелищем, маг придавил мужчину ногой – словно змее хребет перебил. А потом поднял глаза и улыбнулся. Впервые она увидела то, что скрывалось под волчьей мордой. В какой-то степени это было человеческое лицо – возможно, даже привлекательное когда-то. Его портили только набухшие на лице вены, синие, толстые, как веревки. – Так все-таки я был прав, дочь Баала? – произнес он, чуть гнусавя. – Боль – ключ ко всему? Он протянул руки – и Риган пошла ему навстречу. Но пошла по своей воле, спокойно и чуть скучающе улыбаясь. Она не боялась – бояться следовало ему. Потому что, когда они будут рядом, она зубами вырвет у него горло. Это будет не труднее, чем отщипнуть кусочек булки. Но маленькая фигурка метнулась между ними. – Больше ты никому не причинишь боли! – выкрикнула Имоэн. С кончиков ее пальцев с шипением сорвались сгустки магической энергии. Они прожгли две дырочки в кожаном жилете мага – да и только. – Какая мощь! – скривился Хозяин. – Но все-таки я прав… Надо сосредоточиться на боли… Щелчок пальцами – и Имоэн с криком забилась в его волчьих объятиях. Риган рванулась на помощь, но ее вновь сбило с ног: на этот раз потоком ветра от завихрившегося, как огромный водоворот, магического портала. Они раскрывались повсюду, и волшебники в знакомых темных рясах окружали «коллегу» тесным кольцом. – Несанкционированное применение магической энергии в черте города. Вы арестованы, – произнес механический голос. Маг только рассмеялся и отшвырнул от себя Имоэн. Вспышка – двое волшебников рассыпались горстками сверкающей пыли. Вспышка – еще один повалился на землю пылающим скелетом. Вспышка… Но механический голос раз за разом продолжал повторять заученную фразу, а из порталов выходили все новые и новые рясники. Похоже, сдерживать их натиск магу становилось все труднее… Во всяком случае... – Сдаюсь, – бросил он сквозь зубы, и тут же был окутан гудящим матовым коконом. – Но учтите, у девчонки тоже нет лицензии! Мгновенно Имоэн окутал такой же кокон. – Не надо! – закричала Риган. – Как вы можете сравнивать: он убийца, а она пыталась… – Закон равен для всех, все равны перед законом, – изрек бесстрастный голос. Снова по площади пронеслось маленькое торнадо: порталы захлопывались один за другим. Волшебники и их пленники исчезли. – Тригонометрия! – Друида налетела на нее, немилосердно впилась пальцами в плечи. – Ты в порядке? Отвечай! Быстро! – кажется, она была в состоянии убить за отрицательный ответ. Риган поспешно кивнула. Джахейра впилась в нее недоверчивым взглядом, а затем неожиданно провела ладонью по ее щеке. – Ты только потерпи немножко, девочка. Я… я не смогу помочь тебе сейчас. О том, куда ушли целительные силы Джахейры, Риган догадалась тут же: с громоподобным рыком Минск восстал из кучи щебня. Камешки скатывались с него, словно вода с гуся. – Злые колдуны забрали добрую ведьму Имоэн! Минск и Бу не потерпят такой несправедливости! Торжествуй, Бу! Скоро ты полакомишься глазами врагов! Несмотря на столь бравое заявление, великана сильно шатало. Его лицо было все иссечено, бритый скальп пересекал толстый свежий рубец. Хромая и охая, откуда-то из-за Минска вынырнул Йошимо, сильно помятый, но почти невредимый. Его усы по-кошачьи встопорщились, когда он обежал взглядом поле недавней битвы. Мраморная колоннада – колонны переломлены аккурат посередине. Груды камня и кирпича. Обломки дерева и обрывки пестрой ткани. И повсюду – люди. Одни лежат и стонут. Другие мечутся и зовут кого-то. Третьи роются в обломках. А четвертым уже ничем не поможешь. – Кажется, нам пора рвать отсюда когти, – подвел итог Йошимо. Как ни странно, Джахейра с ним согласилась. И более того – они с вором вдруг стали понимать друг друга без слов. Друида подняла растопыренную пятерню – Йошимо подмигнул и пошевелил пальцами – Джахейра сдержанно кивнула. – Обопрись-ка на меня, Тригонометрия. Скоро ты сможешь отдохнуть. Улизнуть с площади удалось незамеченными: в общей суматохе стражники даже не пытались кого-то задерживать или опрашивать. Часть народа валом валила поглазеть на место событий, а другая, унося в руках свое и чужое добро, спешила оттуда убраться. Над головами плыли ревущие дети и клетки с переполошенной живностью. Мелькали встревоженные, искаженные болью, испуганные и любопытные лица – смуглые, широкоскулые, темноглазые. Речь вокруг звучала непривычно: даже крича и ругаясь, люди гортанно, нараспев, произносили слова всеобщего языка. – Где мы? – прокричала Риган на ухо Джахейре, но ответил ей Йошимо: – Где? В царстве роскоши, золотых монет, пороков и самодовольных душонок – одним словом, в Аскатле! – В Аскатле?! – потрясенно повторила Риган. Толпа пронесла их под высокими белыми воротами и множеством тоненьких ручейков растеклась по улицам и переулкам. Риган и компания, как ракушки на отмели, остались в одиночестве стоять под сенью огромного мраморного амфитеатра. В ослепительно синем южном небе золотом горели купола и шпили многочисленных башен. Их желтоватые, украшенные лепкой стены бросали на мостовую резкие черные тени. Воздух пах морем, пряностями и розами – эти повсюду цвели среди колонн и статуй, вмести с ароматом, кажется, источая и одуряющий зной. Аскатла – это Амн. Амн – это Юг. Юг – это сотни и сотни миль от Врат Балдура.