ебитесь потише

найтивыход — ебитесь потише

никита не знает, как позволил этому случиться снова. он возвращался в киев со вторым местом и пустотой в сердце, растоптанный и все еще влюбленный по уши, запивающий приевшейся пепси ком в горле и пожар в трахее. живой мертвец в пыльном вагоне, плацкарт трещит в стуке колёс и отзвуках музыки из его наушниках, транслирующих в мозг слайд-шоу лучших моментов под аккомпанемент треков макса, захламляющих его идеальный плейлист и идеальную память. киев встречает холодом промеж прокуренных донельзя легких, но этими смоляными обрубками гораздо легче дышать без запаха макса, окончательно выветрившегося из его носа и с его футболки. жаль, из головы его так легко нельзя выветрить. ничего не изменилось, это старый скрипящий винил бесконечного круга. и орлова заебала эта центрифуга. но он снова кидается в гущу этой карусели урагана катрины, сталкиваясь снова с бутылочным стеклом глаз макса, в которых кипит инквизиция. они надираются до беспамятства во владивостоке, целуются оголодало и дико, абсент разбивается о дешевый паркет пока макс трахает никиту прямо на полу по-собачьи. нестерович вдалбливает никиту в подоконник, никита цепляется за уже испещренную его короткими ногтями шатающуюся спинку кровати и выгибается навстречу распаляющим шлепкам. внутри никиты — магма, парад планет и распятие христа. максим выжигает поцелуями клеймо в виде числа зверя, стягивает ребра орлова толстым ремнем и оглаживает черной кожей его член. он задыхается в оргазме и рвет горло французским картавым «р» сплевывая на подушку громкое «нестерович». макс залезает в сердце, толкаясь между легкими и вырывая с корнем ребра, заливая грудину бетоном. никита пылает бензиновыми всплесками и дрожит от опиато-подобного выброса эндорфинов. утром никита просыпается один — вот романтика, блять. макс на балконе, звонит кате, ублюдок, и скуривает его сигареты. никита наматывает второй слой скотча на ножку кровати, дрожащей в эпилептическом припадке и скрипящей деревянным матом. макс дрочит на катин низкий голос, пока никита в душе слизывает с кафеля свою соль и вытаскивает из слива замызганное сердце. это традиция: никита шипит от пенящейся боли, начинающейся под ключицами, закрываясь в ванной, а макс выламывает дверь, вот мудак. селфхарм идёт в пизду, когда мы вместе, — думает никита, пытаясь работать в полную силу с зияющей дырой меж грудными мышцами. он замазывает тональником лиловое зарево синяков и винный разлив опухших укусов. макс обнимает катю со спины и утыкается носом в ее рыжую макушку. никита чувствует себя грязной шлюхой. они обтрахали все ГЛАВКИНО, занимаясь сексом в каждом уголке комнат друг друга, на балконе, в гримерке, ночью в репетиционном зале, в ванной пануфника на общей бухаловке, когда антон вырубился после бутылки водки. нестерович выцеловывает бесконечные ноги, прежде чем закинуть их себе на плечи и вбиваться в податливое тело. внутри никиты — осколки ребер, терракты, ядерная война и фейерверки, у никиты поперек горла — ремень, а поперек сердца — максим., а у максима в сердце — катя, которую он сейчас втрахивает в постель, еще пахнущую орловским парфюмом. никита стирает с острых скул слезы цвета только разбадяженного самогона, стирает худые колени, моля мойр не убивать в нем любовь, которая, блять, дается свыше, и, собирая слова с пола, скулит: — ебитесь потише. никита слышит катин низкий альт, выстанывающий гласные в кириллице. в его комнате хаос, но сейчас орлову похуй, что скажет митя. из шкафа вывалены все шмотки в попытке выкинуть оттуда вещи макса. рядом — разбитая ваза, которую они столкнули вчера, вылизывая рты друг друга. никита собирает осколки голыми руками, стирая ладони в кровь. еще вчера нестерович засовывал язык в его горло, а сегодня — в катю, дышащую так часто и шумно, будто рожает, блять. лучшее сравнение, орлов, — думает никита, вспоминая, что катя теперь нестерович, а макс — новоиспеченный муженек, решивший, видимо, прямо сейчас заделать ей детей. кровать в комнате по соседству срывается с пола в постапокалиптической истерике, сердце орлова превращается в инферно, когда он слышит хриплые стоны макса, чей голос бархатом скользит меж тонких стен, и хочет выпилиться нахуй. он перекатывает во рту набор звуков, толкается языком о нёбо, шипит — «ебитесь потише». ладонь всю залило жижей из тканей и плазмы, запястья покрылись багровой корочкой, он слизывает железо с фаланг, пальцы трясутся, как у паркинсониста, когда жесткие подушечки пальцев, царапая экран, выдалбливают на клавиатуре «ебитесь потише». звук десятков приходящих друг за другом смс смешиваются в какофонии с сонорикой укороченной по вкусу молодоженов камасутры. орлов вспоминает, как максим хватает за горло, впиваясь пальцами в алебастровую кожу, и тает парафиновой свечкой. он гаснет серебряным прахом мотылька, сунувшегося в камин, когда в голове проносятся картинки их жаркого секса. вот макс облизывает дергающийся кадык и линию нижней челюсти, вот никита горбится, чтобы дотянуться до пряных от ликёра губ нестеровича, седлая его бедра, максу по душе поза наездника, и он втискивает пальцы меж торчащих бледных ребер, пока вколачивается в никиту в вертикальном положении. пошел ты нахуй, сука, — выплевывает никита, сотрясаясь от саднящей боли в солнечном сплетении. добро пожаловать в его личный ад.