Часть 1
1 июля 2016 г. в 03:01
Примечания:
Разрешается всё кроме лезвия гильотины на шее автора.
Когда Демулен впервые пожимает руку Робеспьера, то невольно сразу проникается к этому человеку уважением. Соглашается со многими его взглядами, проникается республиканским духом Максимилиана.
«Мы — друзья».
Думает Камиль, следуя за Робеспьером, когда тот вступает в революцию с гордо поднятой головой. Демулен понимает: народ за ним пойдёт. Но свой путь Камиль избирает другим, отдалившись от Максимилиана.
«Мы — друзья».
Думает Камиль, отправляя Робеспьеру письмо с приглашением на свою свадьбу. Тот, на удивление, приезжает и провожает своего друга горящими глазами — Максимилиан счастлив за него. Они не обмолвились и парой фраз. По-прежнему друзья, потому что понимают друг друга почти безмолвно.
«Мы — друзья».
Думает Камиль, надевая сюртук и стараясь выходить из комнаты не оборачиваясь. Он не помнит, как друзья стали любовниками и почему это случилось. Демулен не знает, как это закончится и думать об этом не хочет. И не хочет думать, что в Робеспьера он почти влюблён, дверь хлопает за его спиной и умиротворённое лицо мужчины теперь остаётся за куском дерева.
«Мы — друзья».
Думает Камиль, когда Максимилиан просит его остаться на «ещё немного», которое растягивается до самого рассвета в объятиях якобинца. Демулен теряется в собственных размышлениях и в том, почему их до сих пор не застали вместе. Он спит беспокойно. И на рассвете его будет стук. Стук лезвия гильотины.
«Мы — друзья».
Думает Камиль, когда сидит на скамье, будучи осуждённым и над ним вершится трибунал. А может они уже и вовсе не друзья. Он и не помнит, чтобы в последнее время они ими были. Нет, Робеспьер, кажется, больше вовсе не его друг. Революция отняла у него товарища. Или Демулен сделал это сам?
«Мы — друзья».
Повторяет Камиль, как мантру, поднимаясь на эшафот. Нет, они вовсе не друзья. Демулен умирает с именем кажется любимой супруги на устах, забыв к чертям своего друга.
— Мы — друзья.
Робеспьер произносит это одними губами и отворачивается от окна, удушив в себе сочувствие к Камилю. Он сам виноват. Только прикосновения чужих пальцев к плечам всё ещё фантомными видениями мутят разум во снах, а в голове звенит пронзительно громко произнесённое имя. Не его имя.