Северус Снейп
Что за дом притих, Погружён во мрак, На семи лихих Продувных ветрах, Всеми окнами Обратясь в овраг, А воротами — На проезжий тракт? В.С. Высоцкий
Я аппарировала в тень от трубы заброшенной ткацкой фабрики, когда ещё не начало темнеть. Трубу выбрала ориентиром просто потому, что на многие кварталы вокруг не нашлось ничего примечательнее. Но это никак не облегчило мне поиски. Ещё битый час пришлось кружить по узким заснеженным переулкам, похожим друг на друга до полной неотличимости. Домá в переулках тоже казались бесчисленными отражениями одного и того же дóма — старого, унылого, заброшенного, никогда не знавшего лучших времён. Забитые окна, ржавые таблички с неразличимыми надписями... И ни души. К концу моих бессмысленных блужданий улицы представлялись мне какими-то призраками улиц. Их бесконечный кирпичный лабиринт создавал ощущение кладбища. Если б не замёрзшие уши и не противный запах, который раздражал всё сильнее, я бы вообще решила, что заснула над очередной статьёй про магэкологию и мысленно продолжаю искать выход из словесного тупика. Тупик. Очень тихо, пока никто не слышит, я помянула исподнее Мерлина, вернулась, прошла через очередной узкий и тёмный проулок и выбралась к источнику запаха — мутной речке с замусоренными берегами. Готовый материал для статьи о спасении окружающей среды. Я обречённо вздохнула, поправив на плече сумку. Здесь город кончался, за речкой не было никакого жилья — только свалка, слегка припорошенная снегом. Я бы ни на секунду не задержалась на этом богом забытом берегу, если б не повторяющийся металлический звук, доносившийся от кромки воды. Может, там есть жизнь? Придерживая сумку, я протиснулась через дыру в ржавой ограде и спустилась по скользкому откосу, под конец едва не свалившись в воду. Источник звука тут же перестал быть загадкой, но моё появление не прервало монотонного дребезжания. Мальчишка лет восьми или девяти продолжал сосредоточенно кидать камушками в консервную банку и уделял этому куда больше внимания, чем появлению посторонней взлохмаченной ведьмы. Впрочем, откуда ему было знать, что я ведьма? — Привет! — моя радость могла показаться неестественной, но я уже не рассчитывала кого-нибудь встретить. — Ты здесь живёшь, да? Ребёнок поднял на меня глаза, не переставая бросать камушки, сощурился и ответил после непродолжительной паузы: — Ага. Прямо тут. Сплю вон под тем кузовом. Он не обернулся, но, видимо, знал по памяти, что чуть дальше в берег врос остов перевёрнутого автомобиля. Мальчик наверняка был уверен, что сочинил удачную шутку. На самом деле, глядя на него, легко можно было поверить, что да — тут он и живёт. Судя по перепачканной одежде явно с чужого плеча и простуженному виду. А вдруг он и впрямь не шутил? Рон сказал бы, что меня опять повело. Со мной всегда так, я знаю. Меня постоянно тянет кого-нибудь спасать. Вязать для эльфов совершенно ненужные им шапочки, строчить никому не интересные статьи про защиту природы... Теперь вот — отмывать чумазых детей. Это, наверное, война так на меня повлияла. Но мальчишка, понятно, знать не знал ни про какую войну, глядел на меня насмешливо и самодовольно. Ясно, всё-таки пошутил. Всё равно его не мешало бы вымыть и подстричь. И куда родители смотрят? Или в этом странном измерении всё, не как у людей? Честное слово, мне кажется, тут даже время течёт иначе. Прямо, как вода в канаве — медленно и по кругу. Дзынь! — очередной камушек точно приземляется в банку, и я спрашиваю спокойно, как положено взрослой: — А ты не знаешь, как найти улицу Прядильщиков? Я ведь действительно взрослая. Я — корреспондент «Ежедневного Пророка». Уж два года как. После войны наше издательство сильно расширилось, дела пошли в гору, и теперь мне доверяют разные ответственные проекты. Вроде борьбы за магэкологию или вот этой командировки. Я тут по работе, между прочим, и не стану связываться с маленьким нахальным хулиганом. Дзынь... Покрытые цыпками руки мальчишки уже покраснели от холода, но он набирает новую горсть битого кирпича и отходит ещё на пару шагов от банки. — Улица Прядильщиков? — хмыкает он несколько озадаченно. — Паучий тупик, что ли? — Наверное... — неуверенно отвечаю я. — И что вы там забыли? — в его голосе звучит искреннее удивление, но взгляд по-прежнему выражает лишь настороженную неприязнь. «Волчонок», — думаю я почему-то, изучая его цепкие, без тени улыбки глаза. У реки за спиной мальчика точно такой же цвет — очень тёмный, полностью скрывающий дно. — Хочу навестить друга, — отвечаю я, чтоб не вдаваться в подробности. Мальчик не так уж мал и должен понимать неуместность своего вопроса. Он усмехается почти издевательски и с наслаждением заявляет мне: — Врёте. Там никто, кроме нас, не живёт! — Так ты живёшь на улице Прядильщиков? — я радостно хватаюсь за соломинку. — Ну не здесь же! — огрызается ребёнок. Для него, определённо, важно подчеркнуть разницу. — А вы и поверили? Вон туда идите, где труба — видите? — он указывает грязным пальцем то направление, откуда я явилась. — Тупик кончается прямо у стены. Я бормочу слова искренней благодарности и начинаю заново искать глазами трубу. Дзынь! — ещё один осколок кирпича падает в банку за моей спиной. — Эй! А заплатить не судьба?! — окликает меня осипший детский голос. Я краснею, хоть и понимаю, что услуга не стоит денег. Копаюсь в карманах куртки в надежде, что там завалялась хоть какая-то маггловская мелочь. Нахожу всего несколько монет и отдаю их местному жителю. Он презрительно фыркает, но деньги забирает, и мне хочется дать ему что-нибудь ещё. Шарф, хотя бы. Но это ведь будет глупо? — Как тебя зовут? — спрашиваю я почему-то. — А вам-то что? Действительно. Я не могу объяснить и поэтому по-взрослому качаю головой: — А твои родители знают, чем ты занимаешься вместо школы? Мальчишка отступает и скалится в невесёлой усмешке. Наверное, решил, что я какой-нибудь представитель соцзащиты и поэтому ищу его улицу. Или он так реагирует на малейшую угрозу? Мне становится стыдно. Сама не знаю, почему. И чтобы не краснеть дальше перед этим безрадостным ребёнком, я начинаю карабкаться обратно на берег. Конечно, падаю, конечно, пачкаю куртку и сумку. И, конечно, мне вслед несётся не по-детски холодный и хриплый смех и набор слов, смысл которых я понимаю лишь приблизительно, хотя сама росла среди магглов и всю жизнь дружила с мальчишками. Я разматываю шарф, вешаю его на покривившуюся ограду и выбираюсь обратно на скользкую разбитую мостовую. Смех больше не слышен, но равномерное «дзынь» сопровождает меня до поворота за угол. Я размышляю об этой встрече всю оставшуюся дорогу. Мне не по себе, как будто призрака встретила. Нет, не так. В магическом мире призраки — обычное дело, я их давно не боюсь и не путаю с живыми людьми. Я увидела ребёнка, запертого в призрачном мире — такое объяснение точнее. Что здесь ждёт этого мальчика? Кто из него вырастет? Кто может из него вырасти в этих мёртвых местах? Вот бы он оказался волшебником — мог бы поехать в Хогвартс! А то совсем пропадёт. Нехорошо, конечно, так говорить — это обычный район обычного города, пусть вымирающий, но и тут люди живут! И тут у ребёнка может быть любящая семья, и тёплая комната, и щенок с мокрым носом и мохнатыми лапами. Но почему-то мне кажется, что ничего этого нет — иначе вокруг не ощущалась бы атмосфера кладбища. Мне бы думать о предстоящей трудной работе и первом впечатлении, которое произведу. Но работать я умею, а впечатление будет далеко не первым. Так что я упорно думаю о щенках. Возможно, потому что у меня был щенок, а его сбила машина. Возможно, потому что я совсем недавно собиралась выйти замуж и, конечно, родить ребёнка. С добрыми весёлыми глазами. А ребёнку завести щенка. С мокрым носом. У меня нос тоже мокрый. Я не плачу — просто устала и, похоже, простудилась. Сейчас бы сесть к камину и выпить чего-нибудь горячего. Лучше бодроперцового... Уже стемнело, а фонари горят только на перекрёстке позади меня, и я не сомневаюсь, что потрачу ещё час, стучась не в те двери. Но в этот момент в окне последней развалюхи, льнущей к забору фабрики, я замечаю свет. Свет! О счастье! Я уже была здесь, но в первый раз вообще не заметила этот дом! Если верить моему безымянному помощнику, это либо его жилище, либо... то, что нужно. На всякий случай я достаю платок, вытираю нос, приглаживаю волосы и поправляю сумку на плече. Стучу в дверь и — о чудо! — мне открывают. Не прошло и двух часов! Я так счастлива, что в первый момент не могу произнести ни слова. У меня даже возникает порыв броситься на шею хозяину дома, такой же импульсивный, как желание подарить шарф случайному мальчишке. Но в этот раз я себя сдерживаю, просто стою и радостно улыбаюсь. Я ведь почти уже поверила, что его не существует, что придётся возвращаться ни с чем. Как это было бы обидно и как здорово, что он всё-таки есть! Он — это Северус Снейп.