***
Но не прошло. На следующий день Джон кажется ей ещё более вымученным, и когда Санса снова касается его лба (и Джон снова вздрагивает, что вызывает её искреннее недоумение), он остаётся таким же горячим. «Ещё хуже, чем в прошлый раз», — думает она. На третий день он не появляется на завтраке, и, когда Санса замечает мейстера Тарли, спешащего к ней, она чувствует то, чего не чувствовала уже так давно. Страх. Он в железные тиски сжимает её сердце и скручивает желудок. Она подходит к мейстеру, старательно пытаясь скрыть волнение за маской спокойствия. — Что-то не так? — Спрашивает она, но мейстер Тарли качает головой. — Нет. Хотя да, миледи… Дело в том, что Джон… Лорд Старк болен. Он скоро выздоровеет. — Добавляет он быстро и, не удержавшись, хватает её за руку и ободряюще сжимает хрупкую девичью ладонь в своей. И Санса задаётся вопросом. Каким же должно быть её выражение лица, раз мейстер, всегда боявшийся её (несмотря на то, что он служил дому Старков уже около десяти лет), хватает её за руку и тепло ей улыбается. — Но сейчас ему нужен покой. Санса медленно кивает. — Его настиг тот же недуг, что и мальчиков? — Спрашивает она, и мейстер кивает в согласии. — Взрослым переносить эту болезнь сложнее, чем детям. Умирают от неё крайне редко. — Редко? — Переспрашивает Санса, и леденящее душу чувство снова поднимается у неё в груди. — Это может погубить человека? — Стариков или слабоумных. — Утверждает мейстер. — Но Джон не является ни тем, ни другим. Он не старик и не слабоумен. Но это не останавливает её, и она, обогнув мужчину, устремляется в покои мужа.***
Они спали в раздельных покоях всё это время. Кроме тех ночей, когда Джон приходил к ней, чтобы зачать детей. Прошли годы, и она снова оказывается в его комнате, которая прежде принадлежала отцу, а сейчас - её супругу. Она удивлена; всё её нутро охватывает странное чувство. Эти покои кажутся ей настолько родными, насколько и чужими одновременно. Джон лежит в постели: тёплые меха сдвинуты к бёдрам, торс полностью оголён. Санса касается его руки. Раскалённая кожа чуть ли не обжигает её ладонь. — Боги, да он горит... — Выдыхает она и другой рукой осторожно дотрагивается до его лица. Он издаёт тихий звук, похожий на стон, и сильнее жмётся к её ладони. Его глаза закрыты, лицо расслаблено, и Санса недоумевает от осознания того, как сильно он сейчас напоминает ей Эймона. Эта мысль обескураживает её, в то время как она ласково поглаживает его лицо, обводит контур скул. Он снова издаёт непонятный звук. Санса качает головой, будто избавляясь от нахлынувшего наваждения, и отходит от кровати. Конечно он напоминает ей её сыновей. Он же их отец в конце концов, и нет ничего удивительного в том, что она испытывает такую нежность по отношению к нему. — Ему нужна вода, — говорит она мейстеру, хотя он и так это знает, — и тряпочки для компрессов. Скажите кому-нибудь пойти на улицу и собрать снега, пожалуйста. Она берёт ближайший стул, двигает его к кровати и садится. Мейстер Тарли часто моргает и, запинаясь, отвечает. — Ми…миледи, я буду только рад позаботиться о нём. Вам не нужно затруднять себя… — Это долг жены, мейстер Тарли. — перебивает она. — Я преклоняюсь перед вашими безграничными знаниями, но это уже женская работа. Мейстер не отвечает. Он лишь торопливо выбегает из комнаты, спеша исполнить её просьбу. Санса наклоняется к Джону и заботливо касается его лба. Она запускает пальцы в его кудрявые волосы цвета воронова крыла, такие же шелковистые, как и у Мейкара. Его ресницы вздрагивают, и он открывает глаза. Джон морщит лоб, пытаясь сфокусировать взгляд на девушке, сидящей рядом. — Санса? — В недоумении спрашивает он, и его голос срывается на хрип. — Глупенький, — отвечает она, и тон её голоса выравнивается, — ты должен был соблюдать постельный режим. Он прочищает горло и вздыхает. — Твои руки... они ледяные.. — И неудивительно. — Отвечает она, а её пальцы снова путаются в тёмных волосах мужа, и она отбрасывает несколько прядей назад. — Ты жарче печки, Джон. Его глаза медленно закрываются, и он снова тяжело вздыхает. — Мне нравится. — Тихо бормочет он и к её искреннему удивлению добавляет. — Это приятно… когда ты трогаешь меня… Ты никогда не прикасаешься ко мне... Последние слова Джон проглатывает. Его рассудок затуманивается. Санса вдруг выпрямляется и виновато отдёргивает руку назад. Она может поклясться, что до сих пор чувствует тепло его кожи на своей ладони, и это кажется ей…необычным. — Болезнь затуманила ваш рассудок. — Быстро говорит она. — Иначе как вы могли забыть, что у нас трое сыновей, милорд? Эта фраза прозвучала грубее, чем предполагалось. Снова прячась за привычными формальностями, Санса помогает себе подавить неизвестное чувство, возникшее внутри. Он пытается побороть сон и качает головой: — Нет, — отвечает Джон низким голосом. — Это другое. Ты позволяла мне трогать себя лишь потому, что ты моя жена, и это твой долг. Ты хорошая жена, Санса, хорошая… Джон снова впадает в забытье. Слова застывают на его губах.***
Санса рада приходу мейстера, который отвлекает её от тревожных мыслей. Они прикладывают холодные компрессы ко лбу Джона и заставляют его много пить. Он впадает в беспокойный сон, и мейстер предлагает ей сесть подле него. — Ему уже немного лучше. — Сообщает мейстер Тарли, когда дотрагивается до лба больного. Но Санса лишь качает головой и присаживается на стул. — Я останусь, — заверяет она его, — Я позову за вами, если понадобится. Он уходит, а Санса продолжает сидеть у кровати, неуверенная в том, что следует делать дальше. Джон крепко спит. Его грудь равномерно поднимается и опускается вниз. Она хочет взять его за руку, как обычно делала с детьми, когда им нездоровилось. Но Джон - взрослый мужчина, и, несомненно, ему не нужна её забота. Он ведь не дитя. Нет, лучше уж она просто посидит здесь и подождёт, пока он проснётся. «Ты никогда не прикасаешься ко мне». Правда ли это? Она вспоминает те моменты, когда он приходил к ней и любил её. Всплывшие в голове картинки вгоняют её в краску. Джон часто исполнял свой супружеский долг. Он делал это не из-за прихоти или желания. Он делал это, потому что знал, что она хотела большую семью. После того как родился Эймон, он задал ей один вопрос. Он спросил её, хотела ли она того, чтобы он прекратил посещать её покои. Но она посоветовала ему не строить из себя дурака. Санса хотела родить много детей. Она хотела, чтобы Винтерфелл переполняли детские звонкие голоса, способные заглушить отголоски её прошлого. Она прикасалась к нему тогда. Она уверена. Она даже помнит, каково это было: ощущать его гладкий мускулистый торс под своими ладонями, думая о том, что Джон больше не тот худощавый мальчуган, каким был в детстве. А потом она закрывала глаза, желая забыть мальчика-Джона, который когда-то был её братом, потому что она не могла позволить брату делать те вещи, которые делал с ней Джон. Она не могла позволить. Не могла… Так что да, она трогала Джона, когда он приходил к ней глубокими ночами. Но она никогда не держала его за руку, никогда не гладила его плечи, когда он, уставший от дневной рутины, проверял счета, никогда не смотрела на него с любовью, когда он приезжал с охоты с мальчиками. И все эти тысячи моментов, мимолётных и, казалось бы, незначительных прикосновений, которые имеют место быть в обычном счастливом браке. Всего этого у них не было... Глаза Сансы внимательно изучают лицо Джона. Когда-то она замечала в нём лишь своего отца. Сейчас же у них есть сыновья. И она опечалена тем, что осознала всё это только сейчас. Наклонившись, она дотронулась до его лица. Пробежалась кончиками пальцев по зажившим рубцам возле глаза. Она не знала, как он получил этот шрам. Не знала она и как он получил десяток остальных шрамов, искажавших его кожу. Но у неё тоже есть шрамы. Джон никогда не спрашивал о них. Для них обоих настоящее было важнее прошлого. Они не хотели вспоминать о своём прошлом по бесконечному ряду причин. Но сейчас, когда её пальцы скользят по зажившему рубцу на его коже, она задаётся этим вопросом. А затем представляет, как мозолистые пальцы Джона скользят по длинным шрамам на её спине в той же манере, и заливается краской, осознав, о чём она думает. Её пальцы оставляют висок мужчины и скользят выше. К волосам. Она отбрасывает непослушные липкие пряди с его лба, и Джон тихо стонет, прижимаясь обжигающим лбом к прохладной ладони жены. Он почти всё время кажется ей таким стойким, её муж. Таким невозмутимым и бесстрастным. В его молчаливой силе она находит покой. Но видя его таким беспомощным сейчас, она лишь улыбается. Его беззащитность пробуждает в ней нежность, которая, как ей казалось, давно умерла... С его волос её руки перемещаются ниже. Она дотрагивается до его челюсти. Щетина приятно покалывает пальцы. Затем ниже. Длинные пальцы пробегаются по его шее и останавливаются там, где ровно бьётся пульс. Его грудь покрылась испариной. Девушка прикладывает ладонь к тому месту, где бьётся его сердце. Санса задумывается о том, какой была бы его реакция, если бы она трогала его так же, но только если бы он был в сознании. Возможно, ей бы это понравилось. Положив руки на колени, Санса откидывается на спинку кресла и думает о своих чувствах, беспорядочно смешанных внутри. Она настойчиво твердит себе, что чувствует это только потому, что он болен. Он просто напоминает ей мальчиков… Но когда он просыпается и шепчет её имя, она, несмотря на всё, льнёт к нему и, не думая, хватает за руку. — Я здесь, — полушёпотом говорит она. Джон открывает глаза, и Санса крепко переплетает его пальцы со своими. — Я здесь.