Раскройся мне

Было раннее утро, когда в дверь к Дилану ОʼБрайену кто-то настойчиво постучал. Июньское солнце только-только просыпалось, робко преподнося утреннему Нью-Йорку свои теплые воздушные лучи. Совсем незаметно пробирался тусклый свет сквозь плотные шторы, боясь разбудить своим появлением хозяина дома. Город постепенно оживал, вливаясь в жизнь больших мегаполисов. За окном уже были слышны первые разговоры людей, которые уже вовсю торопились на работу; звуки выхлопных газов из вечно куда-то спешащих машин и тихое чириканье мелкой сошки, которая решила переночевать на выступе в стене высокой многоэтажки. Странно, что эти звуки, не разбудили чуткого парня раньше, которому порой достаточно малейшего шороха, чтобы проснуться. Резко проснувшись от глухого звука, который молниеносно разнеся по квартире, словно раскат грома в тихий летний день, Дилан вскочил с кровати и схватил первую попавшуюся одежду: растянутые спортивные штаны и какую-то старую нелепую футболку с ужасно цветным принтом. Наскоро надев на себя майку, он кое-как допрыгал до прихожей, пытаясь одной ногой попасть в запутавшуюся штанину. Остановившись у большого зеркала в прихожей, он задержался возле него, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Брюнет рукой зачесал растрепанные после крепкого сна волосы, которые торчали в разные стороны, напоминая солому на огородном пугале, и потер глаза, хотел было постучать себя по щекам, чтобы согнать сонливость, но вовремя остановился: — Черт, все еще никак не привыкну, — выругался он вслух, подушечками пальцев проходясь по шраму, который остался после операции. Он уже не болит, как в первые дни, лишь иногда дает о себе знать, когда, как сейчас, ненароком его заденешь. Было мучительно долго привыкать к этому уродству на своем лице, по-другому Дилан его никак не мог назвать, было омерзительно противно смотреть в зеркало и видеть там человека из рассказа Конан Дойль «Человек со шрамом». Многие говорили, что он преувеличивает, но как переубедить человека, если он уже все решил для себя? Дилан точно решил для себя: «Не выйду на улицу, пока эта дрянь не пройдет, сколько угодно дней, недель, месяцев, да пусть года, но с этим я публично не появлюсь». Согласитесь, когда мы внушаем себе что-то в голову, это уже не выбросить от туда: кто как бы не старался помочь нам справиться со своим дерьмом. Мы уже все решили и в чужих советах не нуждаемся. А может и зря, да кто его знает? Все манипуляции по приведению себя в порядок не заняли и больше минуты, как в дверь постучали повторно: настойчивее и громче, разнося по квартире неприятный звук какого-то скрежета. Оглянувшись еще раз в зеркало, нет, ну, а вдруг там родители приехали или, не дай Боже, Бриттани наконец-то вспомнила, что у нее есть парень. В последнее ему как-то с трудом верилось. Их последняя встреча была не самой приятной; это было свидание, которое хочешь скорее забыть и не вспоминать о нем никогда. Как только Дилан схватился за входную ручку, чтобы открыть дверь, стук повторился: — Да Господи Иисусе, открываю я, открываю, хватит стучать, соседей разбудите, — раздраженно сказал Дилан, пытаясь сонными глазами разглядеть, где же эта чертова дырка, куда вставлять ключ. Справившись с неподатливым замком, он натянул приветливую улыбку и открыл дверь: — Здрааа… — хотел было сказать ОʼБрайен, но тут же осекся. — Томас? — Дилан потер глаза, может это видение? Он еще спит и ему снится такой приятный сон? — Привет, Дил! Что ты так уставился как будто привидение увидел? — с веселой улыбкой отозвался Сангстер. — Кстати, почему твой звонок выдран?— поинтересовался Томас, проходя в дом. — Я со злости его выдрал. Первое время, как только меня выписали из больницы, каждый второй считал своим долгом придти ко мне и поинтересоваться моим здоровьем. Надоели они мне все, вот и выдрал его. Ни минуты покоя от них не было, — рассказывал Дилан, пока Томас искал, куда пристроить дорожную сумку. Когда он отыскал подходящую тумбочку в прихожей, то сразу же поставил на нее ручную кладь и начал раздеваться. — Но… Томми, ты приехал, приехал ради меня? — не веря в происходящее, спросил ОʼБрайен. — Дилан, что за глупые вопросы, — Томас развернулся лицом к брюнету и одарил того по-настоящему летней улыбкой. — У меня еще одна очень радостная новость: у меня новый проект. — Ваау, рад за тебя, — Дилан похлопал друга по плечу. — Спасибо. Это сериал и он будет сниматься здесь — в штатах, — Томас стянул кеды, снял кожаную куртку и повесил на крючок, после чего вновь повернулся к ОʼБрайену лицом. — Так и будем в прихожей стоять? — поинтересовался Том. — Прости, — Дилан ближе подошел к парню и обнял его чуть выше талии, носом утыкаясь в бледную кожу на шее. Он положил свои ладони на лопатки, пододвигая как можно ближе к себе блондина. — Я так понимаю ты дома один? Где же Бриттани, я тааак по ней соскучился, — протянул Том с издёвкой в голосе. — Там же где и Белла, Томас, — ответил Дилан, крепче обнимая хрупкое тело юноши и вдыхая запахи любимого человека. — В далеком прошлом? — задался, скорее всего, риторическим вопросом Томас. Отвечая на теплые и приятные прикосновения Дилана, Сангстер положил свои руки ниже талии брюнета, запуская свои ладони в задние карманы спортивных штанов. Он подался на два шага вперед, чтобы объятия были еще крепче, и чтобы между их телами не было и миллиметра свободно пространства. — Томас, почему от тебя пахнет женскими духами? — ОʼБрайен не удержался и чихнул, успев вовремя прикрыть лицо руками. — А ты что, ревнуешь? — рассмеялся Томас, но заметив серьезное лицо парня, решил разъяснить, в чем дело: — В самолете рядом со мной сидела женщина, от которой на весь салон воняло, именно это слово другого не подберешь, сладкими дешевыми духами, я еле долетел. Ужас, мы там все задыхались просто, — Томас притворно закатил глаза и прогнулся телом назад. — Дилан, — приняв свое прежнее положение, начал разговор Томас, — как у тебя дела? — Сангстер немного отстранился от таких теплых и родных объятий, что сразу без крепких и сильных рук стало как-то даже прохладно; немного поежившись от неприятных ощущений, он прильнул обратно к горячему телу и только крепче сжал кожу на ягодицах ОʼБрайена через тонкую ткань спортивок. — Хорошо, — задыхаясь от переизбытка чувств, отозвался Дилан. — Стало еще лучше, когда ты приехал, — прошептал парень в губы Томаса, увлекая того в нежный поцелуй. Обведя влажным языком контур приоткрытого рта и проходясь языком по кромке зубов, ОʼБрайен углубил поцелуй. Их языки переплетались в жарком танце ночного огня, когда языки пламени вольно разгуливают в потемках бездонной ночи. Руки Дилана гуляют по телу Томаса, словно в шальном танце дикого пламени, когда свое тепло хочется дарить окружающим, в данном случае, конкретно одному человеку. Хочется, чтобы его тело никогда не мерзло без любимых рук, поэтому хочется прямо сейчас отдать все до последней капли, все свое тепло, чтобы в одиноком Лондоне Томас не чувствовал себя, как степной ветер, никому не нужный и такой одинокий в поисках пристанища. Тело паренька подрагивало от таких напористых и буквально сминающих в пылком жаре возбуждения прикосновений ОʼБрайена. Руки Томаса — полная противоположность сжигающим объятиям Дилана. Они немного прохладные, если не сказать вечно холодные. Они как ножи, с самым острым лезвием, режут своим холодком по горячей коже брюнета, оставляя невидимые глубокие порезы, доходящие до самого сердца, разбавляют гамму пылающих чувств внутри. Не дают сгореть. Придают баланс взбунтовавшимся фантазиям. Отрезвляют затуманенный возбуждением мозг. Словно резкая пощечина, которая возвращает в реальный мир. Можно придумать массу сравнений, но для одного человека эти руки всегда будут самыми теплыми и родными. Когда Дилан пропускает сквозь свои пальцы тонкие пальцы Томаса и целует костяшки, им обоим кажется, что нет в этом мире ничего дороже этих моментов. Моментов, когда они могут наплевать на весь мир и побыть вдвоем. Пусть не долго, не так, как им бы этого хотелось обоим, но они ценят это время, каждую минуту, секунду. Чтобы потом вспоминать и ощущать на своих руках поцелуи любовника. — Ди… — задыхаясь, Томас отстранился от поцелуя. Он худощавыми пальцами обвел контур рта, убирая влагу после поцелуя. После такого жаркого и до боли в ребрах родного поцелуя, которого так не хватает в сером одиноком Лондоне, у парня начинает замирать сердце. Томасу становится трудно дышать. Словно это был не поцелуй, а новая доза наркотиков, которая будоражит кровь, сжигает все клетки, разнося по телу блаженство; от этого забываешь, как дышать, хочешь в этот миг только забыться, отдаться в руки любимого человека, который тебе заменяет этот наркотик и предаться этому кайфу вдвоем. Это своего рода зависимость. Полная привязанность к человеку. К человеку, от которого напрочь сносит крышу; по которому начинается ломка, когда ты сидишь в полном одиночестве в пустеющей квартире в центре города, где за окном слышны лишь мерзкие голоса незнакомых людей. Тебя начинает колотить от этого поглощающего одиночества, оно окутывает тебя с головой, тебе хочется кричать, нет, просто выть без любимого человека. И тебе остается лишь вспоминать, те минуты, те секунды, которые ты провел с родным человеком. Вспоминать невинные поцелуи, оставленные на плече, щеке, костяшках твоих рук; вспоминать те мимолетные взгляды, которые задерживаются на твоих глазах; вспоминать вечера, которые вы провели вместе, просто разглядывая фотоальбом со старыми фотографиями. — Томас, я скучал по тебе, — ОʼБрайен вновь тянется к сладким губам, словно мотылек к огню. Он знает, что этот огонь не причинит ему боль, страдания, как это было с другими. Его хрупкие крылышки ранены, подбиты, но сейчас в его жизни появился человек, который поможет своим светом исцелиться ему, поможет придти в норму. Никто не обещает, что этот путь к исцелению будет простым. Мы живем не в сказке, где по одному взмаху доброй феи исполняются все наши заветные мечты. Как точно было подмечено: «Добро пожаловать в реальную жизнь: она довольна паршива, но ты справишься», что ж, спасибо Моника, за такие слова, они сейчас, как раз к месту пришлись. Дорога к своему счастью, исцелению от прошлых ран всегда сложна, сколько не в физическом плане, а в психологическом и моральном. Всегда тяжело выкинуть прошлое из головы, но освободившись от этого балласта, ты расправляешь свои обгорелые крылышки, готовые нести тебя через бурю, навстречу к своему спокойствию и умиротворению. — Дилан, прошу не уходить от ответа, — поцеловав брюнета в губы, Томас буквально с силой тащил ОʼБрайена в гостиную, слыша за своей спиной его тяжелый вздох. Сангстер прекрасно понимал, что Дилан устал от этого всего: от вечных расспросов, косых и настырных глаз, которые то и дело норовят разглядеть его. Парень просто хочет скорей вернуться к своей любимой работе, но есть что-то в его глазах, что Томас никак не может прочесть. Теряясь в догадках, он решает выяснить, что гложет Дилана изнутри, почему вечно золотой хмель в его глазах, сейчас больше напоминает потухший в ночи костер. — Томас, о чем ты? Я же говорю у меня все хорошо. Я иду на поправку. Шрам почти зажил, — причитал ОʼБрайен, нехотя плетясь за Томасом. — Его и не видно практически, посмотри, — брюнет дернул за руку Тома, прижимая его хрупкое тело, как можно ближе к своему. — О чем ты еще хочешь поговорить? — прошептал Дилан в губы Сангстера, теплым дыханием опаляя кожу юноши. — Дилан, — Томас вырвался из цепких объятий партнера. Он сложил руки на груди и серьезно посмотрел в затуманенные белой дымкой глаза Дилана. — Мне-то не ври. Кому угодно, но не мне, — блондин показал пальцем на диван, приказывая этим жестом сесть Дилану на него. Брюнет недовольно фыркнул, отклоняясь телом назад, но, увидев серьезный и полный решимости взгляд Томаса, который пойдет до конца, чтобы выяснить в чем дело, передумал и покорно уселся на белый кожаный диван. Том победно прыснул, и на лице заиграла победоносная хитрая улыбка. — Так бы сразу, детка, — сказал Сангстер, удобнее устраиваясь на коленях брюнета. Он разместил руки по обе стороны от головы, зарываясь одной пятерней в мягкие волосы Дилана, пропуская сквозь пальцы его пряди волос, словно почувствовал вновь обретенную близость к родному счастью. Томас удобнее согнул ноги, обвивая ими поясницу Дилана, прижимаясь своим, уже успевшим продрогнуть телом, как можно плотнее. Дилан обнял блондина, размещая свои руки чуть выше поясницы, скрестив пальцы в замок, некий защитный жест.  — Так о чем ты хотел поговорить, Томми? — специально переспросил Дилан, пытаясь хоть как-то уйти от неприятного разговора. — Ты знаешь о чем, — ответил Томас, всем телом прижимаясь к напряженному телу брюнета. — Ну, если ты так и дальше будешь елозить своей задницей, навряд ли мы о чем сумеем поговорить. Эти действия меня очень возбуждают, — с сарказмом в голосе ответил Дилан, поиграв своими бровями и не снимая с лица веселую улыбку. Его руки переместились на ягодицы Томаса; ладони накрыли их, жадно сминая кожу сквозь плотную ткань джинс. Он по-хозяйски огладил ягодицы и запустил ладони в задние карманы штанов, усаживаясь более удобно для дальнейшего разговора. Его глаза лихорадочно блуждают по выгнувшемуся телу блондина, который невольно поддался на приятные ласки парня. ОʼБрайен пользуется ситуацией, заныривает ладонями под край задравшейся футболки и большими пальцами оглаживает трепещущее тело юноши, изредка надавливая ими на позвонки юноши, но при этом разнося по телу молнии удовольствия. Словно электрический ток, они пробуждают в Томасе заряды блаженства, расходящегося, как мелкие змейки, по всем нервным окончаниям парня. — Так … — у Томаса сбивается дыхание от столь приятных и нежных манипуляций Дилана. Его тело пробирает небольшой озноб, вызванный невесомыми прикосновениями партнера, от которых по всему телу разбегается приятная дрожь, и выступают мурашки. — Так, все хватит, — блондин выныривает из моря удовольствия, в котором чуть не утонул, поддавшись мгновению соблазна. — Томас, ты такой бука, я же соскучился по тебе, — сказал ОʼБрайен, вновь утыкаясь носом в белоснежную кожу на любимой шее. Он провел по ней языком, где уже собрался целый рой мелких мурашек, собирая пот, который начал выступать от жарких объятий Дилана; на языке появляется приятный горько-солоноватый вкус, который как вихрь разносит по всему телу парня непередаваемые ощущения наслаждения. — Ты уже не такой холодный, как был буквально пару минут назад. Мои объятия на тебя так действуют? Может, мне продолжить дальше? — не переставал парень, сминая тело Томаса в своих жарких объятиях, всеми силами пытаясь насытиться телом любимого человека, которого так давно не видел, по которому так сильно скучал все эти дни. — Остановись, хватит, — прервал Томас неуместную болтовню юноши. — Хватит увиливать, или ты мне все рассказываешь или я собираю вещи и ухожу, — на повышенном тоне сказал Том, но чуть позже осекся и продолжил чуть мягче: — Я же вижу, что с тобой что-то не так. Раскройся мне хоть раз, прошу, — почти с мольбой в голосе, заговорил Сангстер. — Том, ты же знаешь, я не люблю все эти психоанализы, мне и больницы хватило, — резко ответил Дилан, отстраняясь от лица любовника. — Я тебе ни какой-нибудь инертный психоаналитик, к которому приходят со своими проблемами, Дилан, я твой друг! Друг, который, черт тебя возьми, видит, что тебя что-то волнует! — так же на повышенном тоне отозвался Томас. Он убрал руки с шеи Дилана и положил их себе на ноги, удобнее устраивая на коленках. — Просто друг? — прошептал ОʼБрайен так тихо, что было слышно только ему. — Так что? — отозвался Томас, видя все еще не решительный взгляд парня. — Понимаешь, друг, — Дилан делает специальный акцент на последнем слове, чтобы хоть как-то кольнуть блондина. — Сложившаяся ситуация очень странная, — сказал ОʼБрайен, складывая свои руки на груди. — Что ты имеешь в виду? — шепотом отозвался Том, боясь спугнуть столь нерешительно начавшееся откровение. — Конечно, я сам ужасно перепугался, когда попал в эту аварию. Думал, уйду в мир иной так и не затусив с Анжелиной Джоли. И не сказав на последок важные слова людям, которых я люблю, — Дилан задержал свой взгляд на Томасе, который с серьезным лицом уставился в одну точку на кожаном диване. Брюнет вновь переместил одну руку за спину блондина, нежно погладив ее, вкладывая в это прикосновения всю любовь и нежность. От одной мысли, что не успей он сказать этому человеку важные слова, на сердце стало как-то тяжело. Словно какая-то черная дымка окутала его, не давая прорваться к свету любви. — Но я жив, слава Богу, — Томас покивал головой в знак согласия, не отводя задумчивый взгляд от дивана. — Я хрен знает, сколько провалялся в больнице, теперь просиживаю штаны дома. — Так это хорошо. Хорошо, что дома. Значит, ты идешь на поправку, — Том оторвался от неповторимого вида дивана и перевел взгляд на Дилана, задерживая его на кофейных глазах парня. — Да, хорошо. Дома и правда лучше. Я наконец-то выспался. Сколько я нормально не спал? Года три-четыре? А может быть и больше. У меня теперь нет этих жутких синяков и мешков под глазами, а то я раньше напоминал какого-то зомби, восставшего в полночь. Сейчас же я чувствую прилив сил от того что отдыхаю дома. Я даже в весе набрал почти пять килограммов. Теперь старые вещи сидят идеально, а то раньше болтались, как лохмотья на пугале, — прыснул Дилан в конце. — Отличное сравнение, — хихикнул Томас в ответ, — по тебе и в правду видно, что небольшой перерыв пошел тебе на пользу. — Только я боюсь, что этот перерыв затянется надолго, — сказал Дилан, откидывая голову на спинку дивана. — В смысле? — недоуменно спросил Томас, впервые не знавший что сказать, видя полное отчаяние в глазах партнера. — Врачи сами еще не знают, сколько я просижу дома, и когда наступит полное выздоровление. Ты знаешь, чем может вылиться такой длительный перерыв? — выгнув бровь, спросил Дилан, пытаясь в глазах Томаса найти ответы на волнующие его вопросы. — Дилан, не говори ерунды! — ответил Том, выгибаясь всем телом назад. Он хочет спрятать свои глаза, ибо знает, что врать они совсем не умеют. — По-твоему это ерунда? — вскипел Дилан. — Это, друг мой, не ерунда! Эта зараза мне спать спокойно не дает по ночам, — он приложил два пальца к виску и немного постучал. — Она так глубоко засела, что одна единственная мысль не дает мне покоя. Сколько я уже не появлялся на публике? — брюнет сжал бледную кожу на спине юноши (наверняка после такого проявления злости останутся синяки). — Так ты боишься, что тебя забудут? Забудут, как актера? По-моему ты себе накручиваешь, Дилан, — Сангстер поелозился на месте, неприятные ощущения молниеносно разнеслись по всему телу парня. Он вцепился своими ладонями в руки Дилана, взглядом прося прекратить делать ему больно, и немного ослабить хватку. — Накручиваю? Да сколько угодно можно привести примеров актеров — одной роли, — парировал брюнет. — Что ты несешь? Какая одна роль? — Томас уперся одной рукой в диван, немного нависая над парнем, не сводя с него серьезный взгляд. — Пф, Томас, ты сам-то будь честен! Кого угодно спроси: «По какой роли Вам запомнился Дилан ОʼБрайен?» все ответят «Волчонок»! — он убрал руку Томаса и положил ее себе на талию, убирая тем самым невидимый барьер между ними. — Дилан! Это полная ерунда! Что ты так прицепился к актерской карьере? Ты же сам говорил, что можешь ее бросить ради семьи, например? — с вопросительной ноткой в голосе, сказал Томас. — Это было … — Дилану стало тяжело дышать от столь неприятного разговора, словно его внезапно накрыло тяжелое и неприятное воспоминание, — это было до того, как я снялся в «большом» кино. Теперь я понимаю, что кино мое все. Не просто часть меня, понимаешь? Я полностью в это погружен и не хочу без этого жить или хоть как-то существовать. — Так какого хрена ты тогда раскисаешь? У тебя скоро съемки начнутся в новом фильме, скоро все встанет на свои места. Ты будешь спать раз в неделю, при этом напоминая сушеную воблу. Ты вновь будешь сниматься в этом сериале, но давай посмотри правде в глаза, тебе уже давно пора валить из него, раз тебе так понравилось сниматься в «большом» кино, что ты ничего другого не хочешь в этой жизни. К такой жизни ты привык, когда нет ни единой секунды свободной? — не скрывая своего раздражения, запричитал Томас. — Да, Томми, именно к такому ритму я и привык за последние пять лет. Только я боюсь, что как прежде уже не будет, — понурив голову, сказал Дилан. — Почему не будет? — недоуменно спросил Томас. — Ты это видишь? — брюнет со всей злости ткнул в шрам на своем лице, после чего негромко зашипел и вернул руки обратно на поясницу Сангстера. — След все равно останется. — Через некоторое время здесь и следа не останется, — с любовью провел рукой Томас по месту, где остался еле заметный шрам; наклонился и поцеловал Дилана в щеку, в место чуть выше царапины, оставшейся после операции, проведя языком по еле чувствующимся рубцам на коже, вкладывая в этот сентиментальный жест всю нежность; ему хотелось зализать это место, так, чтобы его любовник не зацикливался на такой ерунде. — Вот увидишь, скоро заживет, — прошептал Томас на ушко Дилану. — Дилан, у тебя сейчас просто депрессия, на фоне того, что ты сидишь дома — без дела. Но я еще раз скажу: отдых идет тебе на пользу. Посмотри на себя, ты выглядишь отдохнувшим, от тебя веет свежестью. Во всем надо искать свои плюсы. Шрамы же украшают мужчину, верно? — с теплотой в глазах Томас посмотрел на Дилана и так же ярко улыбнулся. — Я могу тебе посоветовать только одно: забей на мнение окружающих. Кто тебя любит по-настоящему, останется с тобой до последнего. Даже если ты решишь не возвращаться в кино, а будешь озвучивать мультики, — хихикнул Томас, всем телом откидываясь назад, он чувствовал себя комфортно и защищено в цепких и крепких объятиях Дилана, поэтому мог позволить себе такую вольность, немного пошалить на руках любимого. — Преданные поклонники все равно останутся с тобой. Подумаешь, отсеются пару десятков фанаток, которые тебя любят за смазливое личико, — вновь Томас задержал проницательный взгляд на ОʼБрайене пытаясь передать ему надежду на счастливое будущее, — за твои родинки на щеках, некоторые из которых, кстати, исчезли после операции. Но у тебя останутся верные поклонники, друзья, твоя семья, которая тебя поддержит в любой момент твоей жизни. Ты просто сильно зациклился на себе. Ты и не заметишь, как пролетят эти два месяца, и ты вновь вернешься к любимой работе, к этой рутине, без которой ты жить не можешь! — договорил последнюю фразу Томас, уже когда его голова удобно расположилась на плече брюнета, а руки уже давно отправились в свободное плавание по телу паренька. — Знаешь Томас, возможно, ты и прав. В любом случае близкие люди всегда останутся со мной. Только и ты пойми, как много для меня значит моя профессия, — Дилан склонил голову и положил ее на светлую макушку Тома. — Тебе просто надо было с кем-нибудь поговорить. Выплеснуть все то, что тебя беспокоило. Надеюсь, мой психоанализ тебе помог, — рассмеялся Томас, представая перед лицом брюнета. — Да, Томми, ты выбрал определенно не ту профессию, — рассмеялся парень и поцеловал блондина в нос, от чего Томас зажмурился и лишь в ответ успел поцеловать подбородок ОʼБрайена. — Пф, я совмещаю в себе многие качества, детка, — подмигнул Сангстер и показал язык. — Я хочу, чтобы ты совместил в себе еще одну роль, — с загадочной улыбкой сказал Дилан. — И что ты мне предлагаешь сделать в этот раз? — не скрывая своего любопытства, спросил блондин. — Сколько мы с тобой вот так встречаемся? Года два? Я устал от этих кратковременных встреч. Устал думать, что однажды ты не придешь. Что в один прекрасный день ты плюнешь и скажешь, что тебе это все надоело, все эти наши редкие свидания. Мне было больно смотреть на фотографии, где ты появлялся с этой девушкой на каком-нибудь мероприятии. Устал ревновать. У меня сейчас в жизни все кувырком идет и единственный лучик надежды — это ты Томас. Ты сказал, что моя семья меня поддержит. Я в этом не сомневаюсь. Но я хочу, чтобы ты тоже был ее частью. Хватит нам самих себя обманывать, что мы встречаемся только ради удовольствия. Это переросло во что-то большее, в то, что выльется, я надеюсь, в большую любовь. Что скажешь, Томми? Ты готов стать официально моим бой-френдом? — спросил Дилан, не сдерживая счастливую улыбку. — Неожиданно, — только это и смог вымолвить Томас. — Дилан, ты уверен, что тебе это надо? Ты думаешь, мы справимся? — удивленно спросил Сангстер. — Томми, хей, детка, — Дилан положил свои руки на плечи блондина и немного встряхнул, приводя того в чувства. — Ты только что помог мне справиться с депрессией, в которой я, между прочим, находился вот уже несколько месяцев. Ты вдохнул в меня новую жизнь. Я уверен, если ты был бы со мной, подобного и не случилось вовсе. Ты боишься, что мы не справимся? Это нормально, Томми, все боятся, когда начинают новые отношения. Будут взлеты и падения, но нам же хорошо друг с другом. Мы понимаем с полуслова, да нам только взгляда достаточно, чтобы понять, в чем дело. Прошу, ответь мне: ты согласен? Странная эта вещь судьба. Сегодня она преподносит тебе падение. Дно, из которого, кажется, нет выхода. Ты в одиночку строишь планы, стратегию, ищешь мельчайшие пути разрешения той неурядицы, которая творится в твоей жизни. Иногда эти пути выигрышные, иногда провальные. Всегда трудно одному преодолевать этот тернистый путь, как бы ты не старался всегда все начинается сначала, по тому же старому сценарию, как заезженная пластинка, гоняет одну мелодию по кругу. Намного проще, когда судьба подбрасывает тебе спасательный круг в виде человека. Человек, который видит твою ситуацию с другой стороны, который поможет тебе советом, делом. Подскажет, как проще и безопаснее найти выход из лабиринта своих запутавшихся мыслей. Не зря говорят: «Свет в конце тоннеля», может, этим светом и является человек, который ведет тебя петлявой тропинкой на свет?.. - Согласен ли я? Раз ты готов преодолевать все трудности вместе и не сбежишь при первом ударе судьбы, то я согласен, Дилан, - весело отозвался Томас на вопрос О’Брайена. - Теперь-то можно тебя поцеловать? – прошептал брюнет, мягко касаясь губ Тома. - Мо…, - не успел договорить Сангстер, как Дилан увлек его в поцелуй. Его губы сминали суховатые и обветренные губы Томаса, иногда проходясь влажным языком по нижней губе паренька. Руки, находившиеся на пояснице блондина, поднимались выше, задирая края футболки и оголяя белоснежное тело парня. Ладони оглаживали спину, тотчас разнося по телу Томаса приятную дрожь сладкой неги. Он чувствовал себя более чем комфортно в теплых объятиях своего любовника. Руки Дилана были повсюду: они с трепетом оглаживали поясницу, молниеносно перемещаясь на позвонки; он с нажимом, ребром ладони, провел по позвонкам, заставляя тело Томаса прогнуться в лопатках, голова невольно откинулась назад, прерывая медлительный поцелуй, губы сложились в идеальную о, а через пару секунд послышался первый ели слышный стон, больше напоминающий мычание. Томас вцепился своими длинными тонкими пальцами в плечи Дилана, сжимая через тонкую ткань футболки кожу и оставляя на ней красные следы после своих рук. Он склонил свою голову на бок, открывая брюнету шикарный вид на свою шею. Том всем телом двинулся вперед, плотнее прижимаясь к горячему телу своего парня; он крепче сжал ноги за поясницей, больно впиваясь пятками в спину, разнося по всему телу волны болезненных ощущений; его ладони утопали в черных, как смоль волосах парня, пропуская сквозь пальцы шелковистые, немного вьющиеся пряди. Ели заметными поцелуями Дилан спустился ниже: поцеловав нижнюю губу, провел по ней языком; спустился ниже на подбородок и позволил себе такую шалость, как прикусить краешек подбородка, тут же зализывая место укуса; он обвел языком контур острых скул, с каждой секундой спускаясь все ниже и ниже, при этом не отводя взгляда от своего парня сквозь пушистые ресницы. Он задрал края футболки и одним резким движением стянул ее с трепещущего тела Томаса. Перед ним предстал поистине чарующий вид, который завораживал своим волшебством, на это хотелось смотреть вечно, не упуская ни малейшего изъяна на этом теле, хотя навряд ли они там имелись. Дилан никогда не считал тело Томаса тощим, скорее жилистым: небольшой пресс, сильные руки, ключицы, которые так грубо выпирали, что хотелось их целовать целую вечность, немного прикусывать, зализывать и оставлять на них красные отметены, как бы помечая этого паренька, доказывая, что он принадлежит только ему. Ему и ни кому больше. Томас содрогнулся всем телом от сквозняка, который витал в комнате. То́му так не хотелось прерывать зрительный контакт, который установился, когда Дилан медленно снимал с него футболку, но стало уже не просто зябко, а холодно, поэтому он всем телом прижался к брюнету, перенося свои руки ему на живот. Он огладил кожу, чувствуя медленную дрожь, которая пробрала О’Брайена, стоило только блондину, пальцами коснуться сосков и не больно ущипнуть их, вызывая из уст Дилана стоны удовольствия. Том огладил широкую грудь, на которой редко пробирались черные волоски, впиваясь острыми ноготками в чувствительную кожу на груди. Подняв футболку выше, он помог своему парню избавиться от лишней детали одежды. Его взгляд напоминал молнии, когда перед взором блондина открылся обнаженный верх Дилана. Взгляд молодого парня метался от родинки к родинке, пытаясь соединить их в незамысловатый рисунок, пытаясь вспомнить каково это, когда тело любимого человека принадлежит только ему. - Господи, какой же ты красивый, - прошептал Томас, сцеловывая с губ О’Брайена тихие стоны. Сангстер рукой провел от шеи любовника до пупка, задерживаясь у груди, немного играясь с бусинами на груди, сжимая их пальцами и затем оглаживая теплой ладонью. Рука медленно скользит ниже, задерживаясь у резинки спортивных штанов. Чувствуя возбуждение любовника, Томас ладонью проводит по выпирающему члену и слегка надавливает, вырывая негромкие стоны у любовника; он медленно запускает руку под резинку боксеров, ласково оглаживая возбужденную плоть. - Хватит дразнить, ты и так уже два часа елозишься на нем, - пожаловался Дилан, когда Сангстер вынул ладонь из штанов и направил ее за спину брюнета. Томас решил сменить позу: его ноги начали откровенно затекать, еще немного и он перестанет их чувствовать. Сангстер расплел свои ноги за спиной брюнета и подогнул лодыжки под себя, удобнее устраиваясь на своих ногах. Сейчас он оказавается немного выше Дилана и смотрит на него сверху-вниз. Эти глаза цвета виски одурманивают своей красотой, от них пьянеешь и теряешь рассудок. Вечно приоткрытый приглашающий рот, так и тянет срывать поцелуи, а эти руки, Господи, в них хочется просто раствориться, когда они оглаживают бока, спину, грудь, все тело Сангстера трепещет от этих прикосновений. Томас невольно подался пахом вперед, усаживаясь удобнее, наткнулся на возбужденную плоть брюнета. Дилан положил свои ладони на ягодицы блондина, плотнее прижимая область паха Томаса к своему члену. Том вновь подался вперед встречая ответное движение Дилана. Их тела трутся друг об друга; руки Сангстера расположились над головой брюнета по обе стороны, он нависал над ним, полностью контролируя ситуацию. Их тела уже горячи от возбуждения, которое волнами разносится на все части тела. Глаза закрыты. Дыхание сбивчивое. В тишине можно лишь услышать тяжелые вздохи, еле слышные стоны, которые вырываются из уст любовников, так похожие на любовные шорохи запоздалых путешественников, нарушающих общее запустевшее пространство ночи. Томас первый прекращает эти целомудренные ласки. Он медленно, поцелуями, спускается ниже: лоб, губы, подбородок, шея, ключицы, грудь, проводит языком от ложбинки у груди до пупка. Сангстер медленно сползает с дивана, вставая перед ним на колени. Блондин не отводит свой взор от Дилана. Тот в свою очередь откидывает голову назад и подается пахом вперед, стоило только Томасу положить на возбужденную плоть ладонь и сжать сквозь ткань налитой член, после чего ослабил хватку и медленно начал приласкать член пылким поглаживанием. Юноша непрерывно следит за реакцией своего партнера, ему нравится как брюнет живо реагирует на его примитивные ласки, нравится как его член подрагивает сквозь два слоя ткани от малейшего прикосновения. Томас ладонями берется за ягодицы Дилана и приподнимает его, снимая давно уже ненужную одежду. Он с восхищением смотрит на налитый кровью розовый член; пробегает пальцами по всему стволу, вызывая всхлипы предстоящего удовольствия у О’Брайена. Томас смотрит ему в глаза и берет его член, проходясь ладонью по всей длине вверх-вниз, оголяя головку, дуя на нее, вызывая дрожь во всем теле у любовника. Хищно улыбнувшись на свое ребячество, Сангстер вбирает член Дилана на половину, медленно посасывая его; проводя языком по головке, он убирает руку с возбужденного органа, кладет ее на бедра брюнета, впиваясь в кожу, после чего вбирает до основания член Дилана, так что черные паховые волоски неприятно щекотят нос. Томас делает головой вверх-вниз, все время проводя языком по всей длине ствола. Он вынимает член изо рта, облизывая его по кругу, словно это самая вкусная сладость на свете, немного шлепает языком по розовой головке члена, от чего из нее начинает сочиться горько-солоноватая смазка. Он пальцами пробегается по выпирающим венкам, обводя их контур, на возбужденной плоти и вновь вбирает орган, но уже до основания. Дилан подается бедрами вперед, пытаясь углубить процесс. Томас кладет свои ладони ему на тазобедренные кости, призывая увеличить темп. Сангстер втягивает щеки, так что во рту стало неимоверно тесно, и до дрожи в коленках жарко. Член Дилана начинает подрагивать, оповещая о скором финише. Руки О’Брайена находятся на голове Томаса. Он ладонями тонет в пшеничных волосах юноши, изредка вцепляясь в них мертвой хваткой, когда блондин в порыве страсти прикусывает член, отстраняя голову Сангстера от интимного занятия, давая тому передышать и вновь возвратиться к любимому занятию – доставлению удовольствия своему партнеру. Голова Дилана откинута на спинку дивана, а глаза прикрыты в легком блаженстве. Его руки иногда гуляют в свободном полете, поглаживая голову блондина, указывая в каком направлении двигаться парню. Член Томаса болезненно трется о ткань боксеров, хочется уже скорее высвободить его из этого заточения. Блондин оглаживает свой член свободной рукой, пытаясь хоть как-то снять боль, но от этого становится только хуже, он кладет руку на ногу Дилана, разводит свои ноги шире и толкается вперед, имитируя толчки при сексе. Дилан делает финальные толчки и обильно кончает в рот Сангстера, разнося по квартире лишь постыдные громкие стоны. Томас прогладывает все до последней капли и не перестает посасывать член Дилана, пока тот не начинает обмякать у него во рту. Он вынимает орган изо рта, вытирает уголки рта, где скопилась слюна; встает и расстегивает ремень на своих штанах. Томас быстро справился с ненужной одеждой. Все это время Дилан не сводил с него взгляда, ему нравилось все: то, как парень сам себя раздевает, проходясь по коже своими руками; в меру медленно снимает штаны, боксеры, откидывая их в сторону - все это его чарует и завораживает. Сангстер берет свой член в ладонь, проходясь по всей длине вверх-вниз; хищно, так по заговорщически, улыбается и приказывает Дилану подняться с дивана: - Детка, вставай, - ласково шепнул он, протягивая руку. О’Брайен понимающе кивнул и протянул в ответ свою еще немного дрожащую после оргазма руку, блондин специально сильно дернул, чтобы тело парня сразу же прижалось к его. Том огладил бока юноши и пристально посмотрел ему в глаза, сказал: - Ты же знаешь, что сейчас будет? – шепнул он на ухо партнеру, прикусывая мочку. Тот кивнул ему в ответ. – Хорошо. Молодец, хороший мальчик, - зашептал Томас. – Поворачивайся, - приказал он. Дилан послушно повернулся, прижимаясь своей задницей к стояку Томаса. Блондин положил руки на плечи Дилана и надавил на них, жестом приказывая О’Брайену сесть обратно. Любовник подался вперед и устроился на диване на четвереньки, положив руки на спинку дивана. - Ты еще красивее сзади, Дил, - сказал Томас, поднося ко рту парня три пальца, запуская по очереди: сначала первый, потом второй и третий. Второй рукой парень ласкал, начавший возбуждаться член брюнета. Дилан обильно смачивал пальцы, засасывая их как можно глубже, так что длинные пальчики Томаса чувствовали глотку. - Ну все, хватит, - шепнул Том. – Ты слишком увлекся, - отозвался Сангстер и еле ощутимо шлепнул брюнета по ягодице. – Сейчас будет немного больно, но я помогу тебе с этим справиться, - Томас вновь тянется к возбужденной плоти своего парня; вынимает пальцы изо рта Дилана и тянет руку к тугому кольцу мышц, но сначала он коленом приказывает парню раздвинуть ноги, как можно шире. Когда тот выполняет все требования, Том пропускает первый палец на одну фалангу, давай любовнику привыкнуть к нему. Тело Дилана прогибается в лопатках, где между ними уже скопилась небольшая дорожка пота и из глотки брюнета доносится некое подобие шипения. - Шшии, малыш, - шепчет Томас на ухо партнеру, наваливаясь на него всем телом и вновь выпрямляясь, когда О’Брайен послушно кивнул. Он углубляет палец, добавляя к нему еще один и еще. Стенки обжигают своим теплом, а член Дилана вновь начинает наливаться кровью и возбуждаться. - Томми, прошу, - молит Дилан, когда уже сам начинает насаживаться на пальцы буквально по ладонь. – Я хочу тебя. Хочу внутри. Про… - не успевает договорить парень, задыхаясь от переизбытка чувств, когда Томас вынимает пальцы и образовавшуюся пустоту наполняет горячая плоть партнера. Томас входит медленно, с каждой секундой углубляясь все дальше. Он дает Дилану привыкнуть к своему члену и входит до основания – до шлепка кожи об кожу. Резкие и рваные толчки сменяются нежными и плавными движениями, с помощью их Сангстер дает ощутить брюнету всю гамму чувств и наслаждения. Он одной рукой берется за бок парня, впиваясь в смуглую кожу до синяков, второй продолжая ласкать член любовника. Ему немного неудобно, поэтому он вынужден одну ногу поставить на диван, меняя угол, находя ту самую точку, от которой тело Дилана начинает трясти, а из розовой головки начинает сочиться смазка. Томас, чувствуя вязкую жидкость, увеличивает темп, входя каждый раз до основания – до шлепка яиц об кожу. Он нависает над телом брюнета; убирает руку с бедра и кладет ее на ладонь своего парня, их пальцы переплетаются в крепкий замок, костяшки белеют от боли, с которой они сжимаю руки. От волны удовольствия Томас прикусывает волосы на макушке и тянет на себя, приказывая тем самым О’Брайену повернуть голову к нему. Слушаясь немого приказа, Дилан поворачивает голову и встречает новый поцелуй, хотя это трудно назвать таковым, кусание, стоны, схлипы и опять кусание, темп увеличивается, а руки предательски скользят с дивана, все тело начинает лихорадить, а коленки начинают трястись, все перемешивается, от волны накатившего оргазма в голове становится все затуманено: Томас кончает глубоко в Дилана, а брюнет изливается себе на живот, пачкая ладонь юноши. Потное тело Тома окончательно наваливается на сырого брюнета, тот в свою очередь в послеоргазменной неги не в силах выдержать ношу, валится на диван, успев перегруппироваться и лечь на бок, крепче прижимая к своей груди спину партнера. Их обоих еще лихорадит после секса, поэтому первые пять минут проходят в идеальной тишине, разбавляемой лишь громкими вздохами и выдохами. - Дилан, что это? – спросил Сангстер и в пол оборота повернулся к парню. - Эм, а то ты сам не понимаешь, - сказал Дилан, одним резким движением разворачивая Томаса к себе. - Ты мне и живот испачкал, идиот, - негодующе закричал Томас, но его речь была прервана поцелуем. - Такой психоанализ мне нравится больше, - отозвался Дилан, нависая над телом паренька. - Опять? - Ты же сам согласился быть моим парнем, - улыбнулся О’Брайен и увлек Томаса в очередной пылкий поцелуй.

Fin.