***
— Твой ход, Сосенка. Диппер хмурится, облокотив голову об свою руку и внимательно следя, как тонкая бледная рука делает очередной ход, а сам ходящий в очередной раз усмехается. Все равно, как бы Билл не старался, выигрыш всегда за ним. Порой, проиграть слишком трудно и невозможно в принципе. Выдыхая, Пайнс на миг мешкает, передвигая аккуратную белую фигуру. Возле них есть все, но, кажется, и ничего. Наверное, если бы Диппер не акцентировал так сильно внимание на игру, то заметил бы, что за картонной иллюзией находится настоящая реальность. Реальность, которой не существует. — Интересный выбор, — Билл притворно удивляется и тут же сбивает белого коня, из-за чего Пайнс раздраженно вздыхает. — Вот только неудачный. — А как бы ты охарактеризовал «удачу»? — вечная игра продолжается, пустые ставки сделаны. — Удачи, как таковой, нет, Деревце. Все зависит от самого человека. Поверит в нее — пожалуйста, она существует и помогает, даже если только ты сам способствуешь этому. Не поверит — всегда будет думать, что удача не на его стороне и станет обвинять несуществующее. А реальность всегда будет таковой — вините что-то другое, но только не себя. Возможно, Пайнс все слышит и понимает, а возможно Билл сам желает, чтобы его слышали и видели. — Ты кого-нибудь винишь, Билл? — Диппер победно улыбается уголками губ, чувствуя, что попал в самую точку. — Иногда я удивляюсь твоей сообразительности, — Сайфер впервые за время игры смотрит Пайнсу прямо в глаза и последний готов поклясться, что те на миг стали бесцветными зеркалами, в которых Диппера просто нет. Нигде нет. Разве что где-то, где он совершенно один в темноте, где не хочет двигаться, не знает, что вообще не может это сделать, и не думает, что может находиться именно там. — Я прав? — спрашивает тот, прекрасно зная ответ, однако тут же поджимает губы, когда Сайфер сбивает последнюю пешку. — Знаешь, Сосенка, я уже давно никого не виню, — на шахматной доске остается все меньше и меньше фигур, а Пайнс краем глаза видит, как блестят яркие глаза Сайфера. Очередной ход и очередной выигрыш, который давно определен Вселенной. — Шах и мат, — Билл никогда в жизни так не хотел проиграть. — Почему ты всегда выигрываешь меня? — Диппер недовольно цыкает, не замечая, что фигуры сами собой появляются на своих местах. Как и всегда. Как положено. — Я еще раз попробую и в этот раз точно смогу! — Уверен? — шепчут губы, хотя и сердце, и сознание все знает наперед. Биллу Сайферу все равно было бесполезно стучать в заколоченный деревянный гроб. — Попытка ведь не пытка, Билл? Когда-нибудь я все же выиграю тебя, — уверенно заявляет Диппер, вновь не видя, не чувствуя, прикосновения к своему ледяному лицу мертвого цвета. Кажется, сегодня дома на редкость дождливо и холодно. — Непременно, Сосновое Деревце. Диппер Пайнс никогда не желал остаться в одиночестве. И Билл выполнил его единственное последнее желание, хотя всей своей гребаной сущностью, где-то глубоко-глубоко в темноте, не хотел, чтобы оно когда-нибудь сбылось. Но быть рядом с тем, кого нет, как оказалось, было бессмысленно.***