Я ненавижу его тату

      — …А знаешь, что? Меня достали твои тату! Сучка ты крашеная, сколько можно себя уродовать?! Нет, одна, две, ну три — это красиво… Но дурацкие пчёлки, крест во всё пузо, какая-то библейская дева, твоя дата рождения, про которую и так все помнят!.. Про портрет матери, который следит за мной даже в постели, я вообще молчу! А теперь что? Теперь ещё и название какой-то группы?! Давай тебе лучше слово «Набережные челны» набьём на весь лоб, а? А что? Красиво! А слово-то какое длинное! Э-эх, звучит!       — Ну что ты опять заводишься, а? — видно, что Чихо едва сдерживает злость, говоря сквозь зубы. Нет, ну, а что он ещё хотел, заявляясь домой с этой дрянью на руке? Что я его поглажу по головке или вообще не замечу? Так ещё и не сказал ведь ничего, паразит, всё молчком, молчком. Знал, поди, что я буду орать… И, между прочим, за дело!       — А у меня повода нет? Сколько можно набивать себе всякую мерзость на тело?       — Оно моё, и я делаю с ним то, что хочу, — даже слепому кроту невооруженным глазом видно, что парень расстроен. Где-то в глубине души я даже понимаю его: Чихо реально любит каждую из своих наколок и очень долго думает, перед тем как набить новую, однако с моей стороны ожидаемой поддержки не видит. Я лишь кричу на него за такое своеобразное хобби. А всё потому что, в свою очередь, люблю его тело и не думаю, что оно — альбом, который я всё порываюсь горе-художнику купить.       — Ты тоже самое говорил, когда сутками напролёт энергетики глотал! Что тогда было, помнишь? — качаю головой я, складывая руки на груди, и Чихо, как всегда бывает после этой фразы, досадливо отводит взгляд, признавая своё маленькое поражение. Он прекрасно помнит, что тогда случилось и как я безостановочно рыдала у его кровати в больничке, умоляя не покидать меня. Бр-р… Как вспомню — дрожь берёт.       — Вот только не начинай по новой, а! — бросает парень и плюхается на диван, бессмысленно переключая каналы.       — А что «не начинай»?! — не успокаиваюсь я. — Меня бесят твои тату, Чихо! Хватит, остановись! У тебя уже зависимость от наколок!       — Какая зависимость, что несёшь? — кривится Чихо.       — Такая! Ты хоть год без новой татуировки протянешь? — парень молчит, и я продолжаю, но уже более спокойно. — Я с уважением относилась к портрету твоей матери. Я смирилась с надписью на ключицах, клянусь, она мне даже нравилась. Я приняла ту непонятную девицу на плече…       — Это Плат Вероники, — бурчит Чихо, не поворачиваясь ко мне.       — Да мне неважно! — распаляюсь я, но в тот же миг беру себя в руки и, выдохнув, вновь заговариваю. — Надпись «Боже, храни Павла», грёбаные пчёлки, римские цифры на боку, и если бы на этом список кончился! Тот усатый чувак на левой руке…       — Это Седжон Великий, — закатывает глаза парень.       — Заткнись пока лучше! Не беси меня! Рядом с этим… Седжоном, — с нажимом произношу я, — какие-то цветочки…       — Розы Шарона, — Чихо соизволивает повернуться ко мне и корчит гримасу а-ля «продолжай, мне та-а-а-ак интересно».       -…здоровенный крест во всё брюхо, Дева Мария в полспины, которую теперь и поцарапать страшно, ленточка, идиотский иероглиф, — глаза против воли начинает щипать, а к горлу подкатывает тяжёлый ком.       — Это ханча моей семьи, — как-то холодно вставляет Чихо.       — А теперь это? — с отчаянием в глазах я гляжу в сторону парня. Голос теряет свою силу, по телу разливается равнодушная усталость. — Название группы? Сколько можно, Чихо?       Вместо ответа парень встаёт с дивана и, подойдя ко мне, поднимает руку, показывая локоть, а точнее открыто демонстрируя новёхонькую надпись «Deux», которую я сейчас так жгуче ненавидела. На лице Чихо отражается теперь не только обида, но и след ущемлённой моими словами гордости. Он не говорит ни слова, смотря мне в слезящиеся глаза, а я не могу унять вновь поднимающейся волны раздражения. Чёртово тату!..       — А может, ты хочешь быть весь чёрный от татуировок, а? — ядовито произношу я в лицо парню. — Как Майкл Джексон, только наоборот?       Чихо резко опускает руку, подаваясь вперёд и тем самым заставляя отшатнуться меня. Его глаза чернеют от обиды.       — Я такой, — отрывисто проговаривает он, — какой я есть.       И, закончив сию лаконичную речь, Чихо разворачивается на пятках, и, громко топая, выскакивает из квартиры, позволяя мне остаться наедине со своими горькими слезами и невесёлыми мыслями.       Тату — это красиво. И его неуклюжая попытка доказать, что обилие тату — это тоже здорово, на какой-то момент даже удалась: чудак умудрился наколоть себе моё имя на правой ноге в области паха, в красках расписав, какие он, герой без титула, ради этого вытерпел адские пытки. Тогда я сильно бурчать не стала: женская мягкотелость и романтизм сделали своё дело… Но теперь! Просто взгляните на этого разукрашенного дорка! Четырнадцать тату! И ведь пока на нём есть участки чистой кожи, он не остановится!..       «Я такой, какой я есть», — эти слова жгут мне сердце. Я понимаю это, Чихо, милый, и пытаюсь принять… Но мне кажется, что тебе уже хватит.       Пойду запасусь спичками и бензином и сожгу нахрен все тату-салоны в городе. Достал. Я всё сказала.