с любовью, не твои «галочки»

Hollywood Undead - hear me now

***

      Душно, но через открытое окно сквозняком всё же приносит немного относительно свежего воздуха. Надоедливый шум большого города, со всеми дополнительными прелестями проникает в комнату, заполняя её пустоту бранью под окном, нервирующим воем сигнализации, нестройным хором клаксонов и нечленораздельным гулом улиц.       Неоновый красный свет вывески придаёт какой-то жутковатый вид лицу мужчины, что стоит у окна. Он курит, сложив одну руку на груди, тем самым пряча кисть под полой кардигана. Верхнюю часть его лица оттеняет капюшон, но отблески красных, бесноватых огоньков вывески всё же видны. Он спокоен, задумчиво смотря куда-то сквозь панораму за окном.       Чуть поодаль, напротив входной двери, на измятой постели сидит девушка. Она устало смотрит в стену перед собой. Комки осыпавшейся туши размазались у неё по нижнему веку и под ним. Юбка её платья задрана, а лямки, как безвольные змейки сползли на плечи из-за наполовину расстёгнутой молнии на спине.       Клатч валяется возле кровати, уныло вывалив часть своих внутренностей на ковровое покрытие. В складке простыни брошенкой лежит витееватая серёжка гвоздик. Тени и вывески соседних зданий причудливо переплетаются на противно-грязного оттенка розовых стенах. Красные шторы задвинуты в угол, открывая свою выгоревшую изнаночную часть. - Вот так всё? – голос девушки как-то булькая хрипит из-за долгого молчания.       Мужчина сделал вид или даже действительно не заметил, что был задан вопрос. Хотя звучал он больше в стену, без адресата, зависая в затхлом горячем воздухе. Капелька пота скатилась по слегка горбатому носу курящего. Он шмыгнул им, а после прокашлялся. - А чего ты, собственно, хочешь? – достаточно ровным и сипящим голосом последовал ответ. Создавалось ощущение будто мужчина прошипел, нежели выразился человеческим языком. – Вроде бы изначально уговор был на то, что эти взаимоотношения строятся на взаимовыгоде. - Тогда почему сейчас нет? - Потому что ты нарушила уговор.       Девушка переводит взгляд на мужчину. Она что-то пытается отыскать, прочитать в его позе, жестах, ищет, но не находит. - Чем? Ты же так же легко можешь притвориться, что не слышал ничего. Как и обычно. Почему? - Я уже ответил на твой вопрос. – шумный выдох. Дым сигареты окрашивается в красный как и лицо того, кто его выпустил. Чем-то напоминало эффект шашки в клубах. Даже по-своему красиво. - Чжинтэ! – голос дрожит, выдавая настрой его обладательницы.       Мужчина морщится, слыша своё имя. Ему не нравилось, как она его произносит. Почти всегда оно звучало либо с надрывом, как сейчас, либо с каким-то безразличием. Исключая далёкие воспоминания о годах обучения в школе и университете. Ещё больше ему не нравился внешний вид его собеседницы. Его передёргивало от её манеры говорить и какого-то грубого, панибратского поведения. Но с ним она становилась какой-то тихой и нежной. Она жила какой-то дешёвой жизнью, да и сама была дешёвкой. Но ему не нравилось, когда так кто-то говорил о ней вслух. Ещё больше Чжинтэ вымораживало если она сама так о себе выражалась. Он читал ей нравоучения о том, что выход есть всегда, что важно только захотеть и всё изменится.       Она же говорила, что у неё нет времени. Нет времени закончить среднюю школу, нет времени заниматься саморазвитием, нет времени на поиск другой работы, нет времени подумать о том, какие у неё есть хорошие качества. Нет времени и нет денег. Работа официанткой в каком-то зачуханном баре, уборщицей в отеле, а иногда долгими вечерами оббивание бордюра и лживые улыбочки. Искусственная страсть и настоящие грязные деньги. Она совсем не из его круга.       Потому что он архитектор, возводящий все эти запредельно высокие и диковатые по форме офисные высотки. Он читает Несбё и во многом придерживается идей Ницше. У Чжинтэ вызывает отвращение экспрессивные музыка и цвета. Поэтому при первой встрече с ней он придирчиво морщит нос от её кислотно-оранжевого каре. Достаточно прагматичный, но ищущий покой снаружи, дабы поддерживать это состояние внутри. Предпочтение отдаёт деревне, нежели городу, потому что там тишина, бескрайний простор и полный релакс.       Она слишком шумная для него. Слишком яркая, слишком эмоциональная, слишком простая. Он равнодушен к любым слезам, но отчего-то мысль, что она может заплакать, заставляет его вздрогнуть и решить для себя, что это раздражает. Он не хотел бы видеть её плачущей. Не видел раньше, вот и сейчас не стоит. Ему некомфортно, когда смеётся и/или обнимает его, поэтому он всегда старается выпутаться из её рук. Она не зовёт его как всех прочих приторно-сладким «оппа» - всегда только по имени или без обращения. Он не зовёт её по имени или как-то иначе никогда.       Девушка резко встаёт с кровати и порывается подойти к нему, но линии её лица разглаживаются и она выдыхает, только что набранный до неприятного ощущения сжатости в лёгких, воздух. В её взгляде будто что-то остывает, стихает и она молча одёргивает юбку, обходит кровать и поднимает клатч, как-то без всякого желания собирая его выпотрашенное содержимое с пола. У порога она берёт туфли, но не надевает. Как бы всё ещё на что-то надеясь, она колеблется у входа. Но всё же открывает дверь.       Чжинтэ всё это время молча следил за её действиями. Но потом снова отвёл взгляд. - Боми.       Она вздрагивает и её пальцы замирают на ручке двери. - Так будет лучше. Поверь.       Боми хлюпает носом, пару раз громко делая вдох и выдох. Запястьем с туфлями она утирает щёку, ещё сильнее размазав серо-чёрный след. - Я знаю. – она улыбается и оборачивается. – Надеюсь, ты встретишь ту, что сможет до тебя достучаться.       Она осторожно закрывает за собой дверь. Чжинтэ нервно поворачивает голову в сторону двери. Его взгляд цепляется за блестящую в простынях серёжку. Он походит к постели и берёт её в руки, зажимая зубами сигарету, рассматривая побрякушку в ладони. - Дура. – мужчина кладёт серёжку в карман джинс