somewhere.

Всё начинается с запахов — стоит выглянуть в открытое окно поезда, как слабый аромат хвои переносит прямо к тем молодым соснам, ровными линиями высаженным вдоль дороги. Постепенно они мешаются с такими же молодыми берёзами, а хвоя сменяется вязковатым запахом полыни и вереска, свежескошенной травы. Так пахнет июль в те редкие моменты, когда удаётся сбежать от городской суеты, сесть на поезд и ехать куда-то подальше, не имеет значения куда. И смотреть в открытое окно, чувствовать, как ветер путается в волосах, ощущать, как он начинает резать глаза, заставляя на некоторое время отвлечься от разглядывания пейзажей вокруг и вернуться в вагон. Вернуться, разминая затёкшие ноги, хрустя зачем-то пальцами и, как только боль в глазах немного ослабнет, возвращаться к окну под удивлённые взгляды пассажиров. Они, должно быть, не видят, не понимают того, что нахожу в этом я, хотя и сами нередко выглядывают в окна, на несколько минут, а после возвращаются к другим своим занятиям. Им непременно есть чем заняться — они читают книги, говорят между собой, смеются. Живут. Мне они напоминают медленную равнинную реку, в то время как мир вокруг — стремительный горный ручей, такой контрастный и в каждом своём повороте неповторимый, удивительный. И мир вокруг перестаёт существовать, когда я внезапно оказываюсь там, когда ветер вплетается в волосы и запахи сменяются, дополняются, смешиваются и создают совершенно новую картину, от которой не хочется отрываться, которую хочется исследовать, впитывать по кусочку, запомнить, каждую её часть. Здесь недавно был дождь — замечаю внезапно, когда пряди волос начинают виться от постепенно повышающейся влажности. А через несколько минут я уже ловлю капли воды ладонями и почти смеюсь — красиво. Леса сменяются полями, а те немногочисленными постройками. Мы приближаемся к городу, и я со вздохом возвращаюсь в вагон, взглядом всверливаюсь в пустое место напротив и думаю о своём, дожидаясь, пока мы продолжим наш путь. Внезапно пустота напротив меня занимается человеком, и я не сразу замечаю, уже где-то далеко в собственных мыслях, занимаюсь самобичеванием и жалею о том, чего когда-то не сделала — в последнее время любимое моё занятие, не могу прекратить этого делать. Мой новый попутчик, впрочем, недоволен таким поворотом — врывается в мой мир как стихийное бедствие. Становится внезапно вспыхнувшей эпидемией «чёрной смерти» и это самое точное его описание, которое мне удалось придумать. Его голос напомнил мне о горном тумане, покрытых снегом склонах Балиала, а сам он был похож тот самый стремительный горный ручей, становящийся великолепным водопадом, который я так стремилась увидеть в мире вокруг. Некоторое время я продолжала молчать, неспособная сказать ни слова, а после поезд двинулся. От горных вершин к морским берегам и никогда не возвращаться домой. Должно быть, это сон. Он молчал со мной, погрузившись в чтение — обложка незнакомой книги сразу бросилась в глаза, но я не могла спросить у него прямо, бегала только взглядом по вагону, постоянно натыкаясь то на книгу, то на его улыбку — почти незаметную. В ту секунду он показался мне гаснущей с рассветом звездой, пробивающимися сквозь густую листву солнечными лучами. Выброс в кровь адреналина. Не могу прекратить думать. Цепляюсь взглядом за окно, пытаясь вернуться к лесам, но как назло передо мной всё ещё жилые районы. Мы покидаем городскую черту, и я отчаянно стараюсь выбросить всё лишнее из головы. Подскакиваю со своего места как ужаленная, пальцами хватаюсь за стекло и жадно хватаю свежий воздух — становится намного легче дышать. Постепенно успокаиваюсь и прихожу в себя. — Алекс, — его голос разрывает называемый тишиной шум, сотнями крошечных ледяных осколков врезаясь в кожу, когда он поднимается с места и становится рядом, вглядываясь дальше, куда-то за горизонт. Я не отвожу взгляда от реки. Медленной, равнинной. Мир замирает. — Ната, — говорю я и боковым зрением замечаю, как до этого незаметная улыбка на его лице наполняется красками солнечного лета, колышущихся на ветру колосьев уже созревшей пшеницы. Мы говорили. Несколько часов к ряду рассуждая о чём-то невероятно важном и неуловимом и в то же время ни о чём. Мы рассказывали истории и просто молчали. Пели придуманные на ходу песни, смеялись, прячась под гневными взглядами других пассажиров, недовольных поднятым нами шумом. И это была единственная наша встреча. Первая и последняя. Незабываемая. И одно воспоминание о ней — тот самый бережно сохранённый июль, запах хвои и стремительный горный ручей, превращающийся в прекрасный водопад.