Боли нет

Реборн не жалуется, когда из взрослого мужчины превращается в младенца. Пусть обидно и больно (мышцы рвутся, кости дробятся, скручиваются, подстраиваясь под новые параметры тела. И никакого волшебного пламени, исцеляющего за секунды. Никакого спасения от всепоглощающей агонии, которая все длится и длится, растягиваясь на годы.), Но он, как и остальные, сжимает зубы, насмешливо улыбается и терпит-терпит-терпит. Не считает ни дни, ни недели, ни даже годы. (Пальцев на руках-ногах все равно не хватает для точного счета. Забудь о них.) Это помогает. Или нет, смотря с какой стороны посмотреть. Время стирает из памяти события, даты, лица людей – и это хорошо. Боль не отпускает, ни уходит до конца, но притупляется, затуманивается, маячит теперь где-то на втором плане. (Все еще не дает вздохнуть полной грудью.) Время стирает и все остальное. Забирает у него воспоминания о смехе, о заботливых руках матери, о счастье, разделенном с членами семьи, - и это плохо. Потому что все, что было в его жизни делает его им. Без полутонов и оттенков. Он – Реборн. (Время убивает его личность и душу, оставляя тело на растерзание бессмертию.) *** У Девятого – Тиматео – глаза бесконечно усталые, лукаво прищуренные, и очень, очень холодные. Он прячет это за властностью, за своим пламенем, но Реборна не обмануть, не одурачить. Девятый – ублюдочный сукин сын (Прости, Даниела!), который бросает на алтарь семьи(собственных амбиций) собственную внучку. Иемицу что-то важно вещает, напирая на его долг перед Вонголой, указывает на необходимость обучения наследницы, говорит о том какая это честь. Реборн только кивает, ухмыляется и прячет горящие ненавистью глаза за полями шляпы. (Вы все будете гореть в аду, твари.) К концу встречи у него в руках тонкая папка, не больше пяти листов, на ребенка, которого ему почти продали. *** На фото девочке было не больше четырнадцати лет. Она стоит боком, короткие волосы в беспорядке, руки отряхивают школьную юбку. Реборн этого не замечает. Закатное солнце подсвечивает тонкую фигурку (он почти уверен, что даже сейчас гораздо толще её) и весь её образ(довольно неряшливый к слову) кажется таким нереальным, волшебным, как из сказок про чудесных Фейри, уводящих людей за собой в леса, чтобы он больше никогда не вернулись назад. Детское тело вздрагивает, замирает. Интуиция (отнюдь не Вонголы, а своя собственная, выработанная годами работы профессиональным киллером) говорит, что это оно, слишком необходимое, чтобы просто забыть, слишком долгожданное, чтобы пропустить. Аркобалено делает вдох полной грудью. Боли нет.