В погоне за призраком

      Каждый уличный бродяга от самого заматеревшего, впитавшего в себя все смеси неприятственных вкусов и стойкого амбре городских артерий до новичка, пополнившего многочисленные ряды отбросов общества, ещё сохранивший человеческий облик, каждый из них знал, что здесь ловить нечего. Узкий, склизкий от помоев и бьющий кислым запахом мочи, который вечно стоял столбом в этом зажатом пространстве, не изгоняемый даже сильными порывами ветра — вот и всё, что можно было приметить, описывая этот проход между параллельными мирами — миром горожан и миром бедняков, бездомных и бандитов.       Таких проходов было сотни по всему городу, они разбросаны там и здесь и кажется, что с каждым годом их становится всё больше. Люди неимущие или как их просто называли горожане — вши — прыгали, в самом деле походя на этих назойливых существ, которые не вызывали ничего, кроме отвращения и желания от них избавиться, расползались по всему городу и занимали всё новые и новые территории. Негласная борьба между здешними жителями и «вшами» продолжается долгое время и пока госпожа Удача обходит стороной первых, сверкая всеми своими лучами для последних. Эти самые везунчики и являются достопримечательностью той улочки, которая описывалась ранее. Теснясь и переплетаясь конечностями около стены её, являя собой единый мерзопакостный организм, они визгливо переговаривались меж собой. Одни обсуждали тленность жизни, да с таким знанием житейской мудрости и всех пристрастий и вывертов судьбы, что невольный слушатель, почитавший себя отменным философом, покраснел бы, как вареный рак, поданный на пиршестве у короля Фольтеста. Другие звенели друг пред другом монетами, добытыми за день, кривлялись и усмехались над неудачливыми компаньонами. Самые же богатые обнажали в широкой улыбке пеньки зубов и оглушали устойчивых соседей затхлостью из недр рта.       Среди всей этой пестрой веселой компании сидела молчаливая женщина. Она преклонила горбатую спину к замшелой стене, вперив невидящий взгляд в босые ноги, покрытые толстым слоем грязи. Вид её ничем не отличался от здешних обитателей — изодранные штаны, на которых кое-где алели кровавые пятна (память о судьбоносных драках за еду), рубаха, больше похожая на старую сеть для ловли рыбы и помятый чепец, который давным-давно утратил свою белизну и свежесть. Из-под сего изысканного головного убора торчала, как помело, жесткая бесцветная щетка волос. Женщина эта всё же была приметна. Редкий путник, забредший в проулок, сразу бы выделил её взглядом, если б ему захотелось выказать интерес к «вшам». Она не двигалась, избегала контактов с себе подобными и изредка смотрела по сторонам, в отличие от своих сородичей, которые мотали головой, высматривая жертву. Она будто копила силы для чего-то, какого-то рывка, ждала лишь ей важного события, не заботясь о пропитании. «Да, здесь и вправду ловить нечего…», — подумала женщина, изучая уже надоевшую декорацию улочки. Дело в том, что проулок этот был неким мостом между главной площадью и рынком, по которому отважился бы пройти либо самый отчаянный, либо самый неприхотливый, либо обладающий и тем, и другим достоинством. Круглые сутки по обеим сторонам прохода стояли имперцы, охраняя покой и порядок горожан. Раньше они шпыняли и гоняли при каждом удобном случае бездомных с этой улицы, но теперь, поняв, что физические меры наказания здесь неэффективны, они прекратили попытки. Всё равно заканчивалось одним и тем же — на смену одному согнанному приходит другой и плюхает свою смердящую тушу на то же место. А смысл тогда бороться? Так и смекнули бравые стражники, сменив насилие словесной руганью, являющейся для них хоть какой-то отдушиной. Имперцы, прозванные нищими «галками» за их топорную речь, изрядно портили им весь ход бизнеса, отпугивая потенциальных жертв. Прибыль уменьшалась, риск возрастал. «Нет, определенно здесь нечего ловить…», — в который раз отметила про себя женщина. Она мотнула уставшей головой, собирая все силы на предстоящий путь до соседней улицы. Но самый наблюдательный, Штырь, что стоял на шухере, вдруг шикнул, свистя черным пробелом меж останков зубов.  — Тихо, парни! Мадмазель прёть! Готовимся, братцы! И в самом деле со стороны рынка, пахнувшего бризом с порта с примесью запаха рыбы разной свежести, шла девушка. Не сказать, что она особо богата. Но черные, как смоль, волосы были чисты, а простая одежда вычищена. В руке она несла корзину со съестным. Девушка плавно приближалась, соблазнительно покачивая полными бедрами и не менее соблазнительно позвякивая кошелем, висевшем на поясе. Особа эта была весьма неосмотрительна или полна забот, если забыла про местные нравы и осторожность, открыв взгляду кожаный мешочек. «Не местная, это точно», — лаконично заключила про себя женщина, осматривая приближающуюся фигуру. Её опередила шелудивая псинка. Она остановилась около девушки, приветливо и боязно помахивая ниткой хвоста и убедившись, что ей ничего не перепадет, побрела дальше. Дворняжка эта была всеобщей любимицей нищих, но больше остальных предпочитала компанию одинокой женщины. И в этот раз, не изменяя привычке, она с выдохом плюхнула тощее тело рядом с бездомной. Тем временем девушка была всё ближе. Напряжение и дух азарта в компашке возрастали, всем хотелось получить свой грош. Женщина подняла голову, чтобы получше рассмотреть девушку. В её чертах мелькало что-то знакомое, что-то, что вызывало щекотку под сердцем и разливало тепло по окоченевшему телу. «Неужели?.. Она?». Немой вопрос застрял в горле и встал пробкой, не давая вдохнуть. Девушка сбавила шаг, с сомнением оглянув местный колорит, который зубоскалил ей и проявлял попытки сойти за джентльменов. Кто-то замахнулся на роль прекрасного принца и даже встал, показывая всю свою красу пленительной даме сердца. Бедная девушка вовсе замерла в нерешительности и потупила взгляд. «Надо действовать. Идеальный момент». Женщина протянула ссохшуюся ладонь и скрипуче запричитала:  — Госпожа, подайте на пропитание собачке. Собачка изголодалась, не ела давно. Будьте милостивы, госпожа. Нищая подняла внимательный темный взгляд. Девушка опешила, не в силах сойти с места. Голос привлек её внимание и она всматривалась теперь в испещренное морщинами и припудренное пылью лицо. «Кто она? Почему на меня так смотрит?». Знакомый взор и былая милая мягкость лица проявлялись сквозь грязную маску исхудалости и крайней нужды. Вмиг стало всё ясно. Но разум отказывался верить в происходящее. А губы лишь неверяще прошептали: «Лина?..». Темные глаза нечитаемо блеснули и голос опять запричитал:  — Милсдарыня, кушать собачке хочется… Женщина глядела на неё, не отрываясь. Казалось, все остатки живого в душе в ней воскресли и расцвели сейчас. Это Она. Нашла её! Нашла!