О прошедшем и грядущем

Рикон не хотел признаваться самому себе, что удивительная чужестранка заворожила его ещё в тот миг, когда их взгляды впервые столкнулись. Он не испытывал такого раньше, но каким-то неведомым образом ощутил, что вот оно, то самое. То, что перевернёт все его мысли с ног на голову, сделает неспокойным сердце и затуманенной — голову. А смешнее всего то, что ей не понадобилось даже стараться. Это другим следовало стараться не быть ослеплёнными такой дивной красотой. Дейенерис Таргариен не пыталась произвести впечатление. Всё от неё исходящее, будь то слово или жест, получалось легко и непринуждённо, словно каждый свой шаг она предвидела за десяток таких же. Рикон понял сразу, что так и ведут себя настоящие королевы. Не те, что привыкли лишь сидеть на троне, спрятанные в замках, и повелевать издалека. А воительницы, которые идут впереди войска и сами возьмут то, что захотят. Но Дейенерис была особенной не только поэтому. Ни разу в жизни Рикону не доводилось лицезреть живого дракона, а у неё их было целых три. И слишком нереальным казалось то, как тонкая бледная рука, скромно украшенная одним перстнем, проводила по огромной чешуйчатой морде с непосредственностью ребёнка, гладящего кошку. Рикон, правда, считал, что лютоволки их семьи ничуть не хуже; размеры — дело второстепенное, а вот свирепости Лохматика с лихвой хватило бы и на дракона. Вот только волка рядом с ним больше не было, и всё, что он мог противопоставить Дейенерис — себя самого. Такого, какой есть. Взращённого суровостью севера, его дикими ветрами и обжигающими холодами, знающего не понаслышке, что такое кровь, боль и жестокость. Разве его могло что-то испугать? Рикон хотел бы знать, что думала Дейенерис, когда смотрела не него. Для неё, надменной и величественной, он выглядел, конечно, всего лишь незрелым мальчишкой, что стал королём Севера не иначе, как чудом. И сломить его проще простого, как ей могло бы показаться. Но она не ведала ещё, на кого натолкнулась. При всём восхищении внешностью королевы Рикон не позволял случайному наваждению сбить его с толку. А может, оно было и неслучайным. Но легче было просто объяснить всё валирийскими чертами Дейенерис, которые не могли не очаровывать. Дело только в этом. И ни в чём больше. Когда они подошли друг к другу достаточно близко, она выглядела гораздо более земной и реальной, чем показалась издалека. Оттенок глаз на самом деле был близким к небесному — отблески аметиста ему почудились. Серебристые волосы с оседавшими на них снежинками мягкими волнами опадали на плечи, а кожа оказалась не фарфоровой, а просто очень бледной, и, что ему особенно понравилось, — заметно покрытой мурашками от холода. Большая часть её войска очевидно мёрзла, не привыкшая к такой погоде. Были всё же у Дейенерис и свои слабости: север с его страшнейшими морозами и метелями ей чужд и незнаком. А вот для Рикона он был родной стихией. И шансов выдержать это противостояние, обещавшее быть долгим, у него побольше. У них с Дейенерис была общая черта, и в ней заключался самый главный камень преткновения. Они оба ненавидели уступать. И если Мать Драконов показала готовность идти напролом в желании забрать себе север, то Рикон дал понять, что не сдвинется с места. И была ли достаточно тверда его стена непреклонности, чтобы не пасть под напором её упорства, могло показать лишь время. Время... Какая удивительная вещь. Оно способно изменить всё до такой степени, что, оглянувшись назад, словно вспомнишь другую жизнь. И встреча с Дейенерис Таргариен способна была разделить жизнь на до и после. Все их попытки договориться были безуспешны. Рикон выжидал, когда она потеряет терпение — своего у него было предостаточно. Дейенерис была благоразумна, по крайней мере, благоразумнее своих безумных предков, раз ещё не решила спалить дотла весь непокорный север. — Хочешь — устрой пепелище. Но ты проиграешь, — упрямства Рикону хватало и на то, чтобы дразнить её, но больше всего подстёгивало понимание: он прав и она это знает. Независимость севера важнее её гордости. А что важнее всего для Дейенерис? Их разногласия так и не разрешаются, а надвигающаяся на всех беда не собирается ждать. Рикон знал, с чем придётся столкнуться. Дейенерис только предстоит узнать. Но, хочет она того или нет, сражаться им предстояло вместе. И Рикон только на пороге смертельной опасности признался себе: он хочет, чтобы общая беда их сблизила. После первой битвы она, восхищённая его храбростью и воинственностью, скажет, что ошибалась в нём. Не видела, насколько он взрослый. Дейенерис не первая, кто признаёт его достойным, но только из-за неё сердце по-особенному щемит. Во второй битве она потеряет своего дракона, и Рикон, чтобы утешить, доверит ей свои самые горькие потери. Они посмотрят друг на друга иными глазами. Когда отгремит последняя битва, мир перевернётся. Они уже не те, кем были раньше. Дейенерис — не высокомерная королева-узурпаторша, Рикон — не дерзкий король-выскочка. Слишком удивительно отбросить прочь все титулы и вдруг стать обыкновенными людьми, которые нужны друг другу. Рикон пережил многое, но ни разу до этого не познал те чувства, что подарила ему Дейенерис Таргариен. Она помогла ему распрощаться с юностью, и он мог быть ей благодарен уже за то, что она стала последней его ступенью на пути к новой жизни, в которой уже никогда не будет маленького мальчика, преданного всем миром и оставленным наедине с потерями и болью. Наверное, распрощаться вконец со старыми ранами — это и значит стать мужчиной. Но препятствия не тают, словно лёд по весне, они лишь могут стать невидимы за стеной бури чувств. И рано или поздно на них натолкнёшься. В его новом мире была Дейенерис, прекрасная и желанная, но у Дейенерис оставались старые намерения. Рикону пришлось бороться с собой, он знал, что может всё разрушить одной фразой, он рисковал потом проклясть себя за ошибку. Он был не в силах лгать. Она дарила ему лучшие мгновения, самые страстные ночи и самые нежные рассветы, и всё это время ждала от него решения. Так не могло продолжаться вечно, и Рикон знал: лучшее, что он может дать в ответ — честность. — Дени, — он мягко прихватил её подбородок, отстранившись от губ, — ты завладела моей любовью. Но мою присягу ты не получишь никогда. От волнения, с которым он ждал её реакции, стало жарко, но все пути к отступлению были отрезаны собственноручно. Дейенерис улыбнулась, покачав головой. — Мне не нужна твоя присяга, Рикон Старк. Мы разойдёмся, и пусть весь север благодарит тебя: ты доказал, что он заслуживает свободу. Она уехала в тот же день, ускользнула от него, как порыв ветра, отправилась покорять новые высоты и творить новые свершения. Рикон не знал, когда она вернётся. И вернётся ли вообще. Дейенерис не удалось получить север, а ему не удалось получить её. Они оба были людьми, которые не принадлежали никому, кроме самих себя. И которых жизнь свела однажды на севере для того, чтобы они научили друг друга, что пламя способно не только обжечь, но и согреть. Как и лёд способен таять.