Ромашки

Ромашки. Как будто нескончаемое поле, от которого рябит в глазах и хочется зажмуриться. Кай терпит, вглядываясь, отчего перед глазами начинают расползаться отвратительные зеленые круги. Он и не знает, сколько так простоял. Отрывки прошлого мелькают перед глазами, и, если его спросят, он скажет,что ему уже не больно, ведь человеку, который сейчас не здесь, наверняка хорошо. Пусть не здесь, не с ним, но хорошо. А был ли он когда-нибудь с ним? Он точно знает ответ. Нет. Никогда не был. Ведь он не замечал очевидного, того, что буквально пожирало Кая изнутри. Но Кай благодарен. Благодарен хотя бы за то, что имел возможность просто быть рядом, быть с тем, о ком думал каждый день. Кенсу. Одно слово, имя, которое, возможно, на всю жизнь останется для него дорогим. Кай усмехнулся, думая про их типичный чертов любовный треугольник. Хотя какой треугольник. Для Кенсу всегда существовал только один человек, только Чанель. И по всем законам жанра, Чанель не ценил безграничной преданности. Кай усмехнулся. Черт возьми, ему пора жить как взрослый человек, пора уже двигаться дальше. Чанель ведь смог. Хотя он всегда двигался. Даже тогда, когда Кенсу боролся за последний вздох, Чанель как будто просто ждал. Стоял рядом и ждал, когда же это закончится. Нет, Кай не обвиняет. Никогда не обвинял. Но то, что Чанель так просто может отпустить не дает ему покоя. Они и не держал никогда. Не привязывал. Чонин поднимает голову к небу. Солнце палит, и из-за его лучей, белизна полевых цветов кажется просто нереальной. Ромашки. Кенсу всегда любил их. Именно поэтому Кай, словно исполняя какой-то ритуал, приезжает сюда и проводит огромное количество времени просто отдавая себя воспоминаниям.

***

Запах лекарств въедается в нос и Кай морщится. В который раз он приходит сюда? Он бы не смог точно ответить на этот вопрос. Он идет по белому коридору по заученному за столько месяцев пути. Кенсу не один. Конечно нет. Чанель пришел, и Кенсу будто светится от счастья. Он не знает, что его парень, как только выйдет из палаты, заведет давно выученный текст, направленный к Каю. Он просит его сказать Кенсу,что Чанель не может приходить из-за очередной командировки или еще каких важных дел. Кенсу понимает. Он смотрит на Кая своими глазами, которые кажутся еще больше из-за натянутой на череп кожи. Кай всегда помнил здоровый румянец, который так шел Кенсу. Его милое здоровое лицо. Сейчас от него осталось лишь воспоминание. Нездоровый болезненный оттенок теперь будто пронизал его кожу. Но сам Кенсу уверяет: пройдет! Все будет хорошо, и болезнь отступит. Он ведь лечится. Он станет здоровым, и они с Чанелем опять будут гулять по ромашковому полю, срывая цветы и наслаждаясь тем, что у них есть. Их любовь. Или только его, Кенсу? Кай вздыхает и садится на скамейку возле палаты. Ему противно, противно что Чанель приходит к Кенсу не чувствуя совсем ничего, не чувствуя той любви, который дарит ему Кенсу всем своим ослабшим телом. Они все знают,что Кенсу умирает. Медленно, долго, ужасно. Он совсем молод, и Кай в который раз задается вопросом, смог бы он рассказать о проблеме Чанеля по имени Бекхен или нет. И понимает, что никогда. Никогда бы не смог. Смотреть, как его любимый, родной и милый Кенсу страдает было бы выше его сил. Он вздыхает. Дверь открывается, и из палаты выходит Чанель. Кай даже не поднимает головы, но знает, что если Чан садится рядом, то обязательно начнет опять его просить. Он ждет. - Ммм…Кай? - Чанель прикидывается, что ему неловко, но ведь он точно знает, что Кай ему не откажет. - Я не смогу приходить какое-то время. Дела. Кай поднимает голову и смотрит на Чанеля. - Да, я понимаю. Ложь. Он ничего не понимает. Не понимает, как можно вот так жить. Как можно быть таким человеком. Как можно скрывать свои измены и такое отношение? Ах,да. У Чанеля есть оправдание. Кенсу ведь болеет. Как же он может сказать ему, если он болеет. Он ведь скоро умрет, так зачем же все усложнять? Так думает Чан. Ему всю жизнь все кажется слишком простым, и порой Каю хочется убить своего друга. Он проклинает тот день, когда познакомил их. Когда глаза Кенсу зажглись, а Чан просто повелся на преданность и красоту. Но теперь он влюблен. Бекхен. Возможно он также чувствует неловкость, ведь он знает, что его парень ходит к неизлечимо больному Кенсу. И точно так же, как и Чан, ждет. Ждет, когда же это хрупкое и болезненное тело испустит свой последний вздох, в последний раз посмотрит своими прекрасными глазами. Но Кая уже не удивляет бесчувственность этих людей. Они ведут себя, как невинные дети, находя оправдания всему, где они успели нагадить. Чанель смотрит на него и ждет, что он добавит что-нибудь. Скажет, что придумает, что соврать Кенсу, но он просто молча поднимается и входит в палату. Кенсу поднимает взгляд и смотрит на Кая. Он выдавливает из себя улыбку для своего лучшего друга. Бок о бок они прошли все двадцать лет жизни, были знакомы буквально с пеленок. Кай улыбается в ответ и присаживается на край ужасно узкой и холодной постели. - Как ты? - вопрос срывается с губ Кая, прежде чем он успевает подумать. Как?Конечно плохо, просто ужасно, что подтверждает стойкий запах обезболивающего и тонкая кожа, которая заполнена синяками от капельницы. - Нормально. Знаешь, мне кажется, что я чувствую себя лучше. Ложь. Ужасная ложь, в которую не верит ни Кай, ни сам Кенсу. Но он, как клоун в цирке, подыгрывает ему и кивает, мол, конечно, я верю тебе. - А Чанни только что ушел. Вы не встретились? - Да..знаешь, он очень занят. Он сказал, что у него дела. - Он не придет завтра? - Нет. Он очень сожалеет. Он не сказал тебе лично, боялся расстроить. Кенсу кивает. Конечно, он безоговорочно верит своему лживому парню. Кай берет его за руку и легонько сжимает. Ему даже страшно держать кости, обтянутые кожей. Но он отгоняет эти мысли. Это же Кенсу. Его Кенсу, хоть он никогда и не был его. Кенсу смотрит в окно и улыбается. Его привлекает солнечный свет. Начало июля — такое прекрасное время, но они оба не могут наслаждаться им.

***

Через неделю Кенсу становиться хуже. Ему уже трудно говорить, и ему так хочется увидеть своего парня, который не появлялся уже больше недели. Он присылает красные астры, и Кай в который раз удивляется его глупости. Кенсу всегда любил ромашки. Белые и чистые, как и сам Кенсу. Наверняка Кенсу много раз говорил ему об этом, но Чан помнит лишь о том, что Бекхен обожает розы. Чанель наслаждается временем, проведенным с Бекхеном и не спешит в холодную и дурно пахнущую палату. А Кай бежит туда каждый день после своей ненавистной работы. Ненавистной потому, что из-за нее он не может проводить все время с Кенсу. Ему нужно зарабатывать на жизнь, хотя он давно перестал жить в полном смысле этого слова. Он спешит, боясь не застать все еще живого и любимого Кенсу. Он заходит в палату и смотрит на тело, лежащее под толстым одеялом. По его просьбе его принесли, когда Кенсу не мог отделаться от озноба, хотя и понимал, что одеяло здесь не поможет. Не помогут и те дорогие лекарства, которые Кай тайком покупал и приносил доктору, лишая себя шанса нормально поесть. Кенсу теперь не поворачивается. У него просто нет сил, и он проводит свои последние дни забываясь во сне, где, Кай уверен, он счастлив с Чанелем. Кай порой удивляется, как никто не замечает его тупого и безграничного обожания Кенсу. Это же настолько очевидно, что ему порой трудно сдерживать себя. Трудно принимать тот факт, что Кенсу никогда не посмотрит на него так, как смотрит на Чанеля. Он не находит в себе сил зайти в палату и просто стоит на пороге. Это первый раз, когда он не заходит в палату, а просто уходит домой.

***

Звонок заставляет Кая проснуться и он поднимает телефон, проклиная звонящего. Однако когда он слышит то, что ему говорят, он просто срывается с кровати и бежит на поиски одежды. Он прибегает к палате Кенсу, когда тот неподвижно лежит на каталке, и люди в белом просто закрывают его белой простыней. Белой. Она такая же белая, как и ромашки, которые так любил Кенсу. Кай не может сдержать крика, который рвется изнутри, и дает волю слезам. Его Кенсу. Его милый, его любимый Кенсу. Почему сейчас, почему у него не было хотя бы пару часов, чтобы он смог быть рядом с ним в этот момент. Почему он не дождался его? Он винит себя, хотя понимает, насколько это глупо. Что ему делать? Ради чего теперь жить? Чонин не знает.

***

Кай стоит возле небольшого холмика свеженасыпанной земли. Он не может даже пошевелиться. Его будто закопали вместе с Кенсу, который лежит в этой земле, где никто не сможет обнять его так, как смог бы Кай, где никто не скажет ему, как сильно любит, как смог бы Кай, где никто не будет обожать его, как Кай. Каю хочется кричать от бессилия. Он вздрагивает, когда на его плечо ложится рука. - Ты любил его, ведь так? - Чанель смотрит на него в упор, и его лицо все так же спокойно как и всегда. Чонин не думает, что есть надобность отвечать, поэтому просто молчит. Ему хочется сказать спасибо Чанелю хотя бы за то, что тот не додумался привести своего уже полноправного парня сюда. Каю хочется бежать. Просто бежать туда, где его сердце не болело бы так сильно. Но он просто наклоняется и кладет огромный букет ромашек на могилу, рядом с лилиями Чанеля.

***

Чонин поднимает глаза к солнцу и вспоминает прекрасную улыбку своего Кенсу. Он говорит себе, что обязательно привез бы на это огромное поле Кенсу, если бы тот был жив. Ему бы наверняка понравилось просто нескончаемое ромашковое поле. Он думает о том, что Кенсу наверняка намного лучше там, чем здесь. И он думает о том, что Кенсу наверняка все видит и знает, как сильно любил его Кай и как сильно Чанель любит Бекхена. Он наверняка бы простил его. Кай недавно видел Чанеля и Бекхена. Они были действительно счастливы. Кай не винил их, ведь Чанель и правда не знал, зачем продолжал мучить и себя и Кенсу все это время. Кай просто знает, что никогда не сможет забыть свою двадцатилетнюю любовь. Ни в 40 лет, ни в 60. Он просто не сможет посмотреть ни на кого другого, ведь каждого человека он невольно сравнивает с Кенсу. Улыбка не такая, глаза меньше, чем у Кенсу, выше, чем Кенсу. Кенсу, Кенсу, Кенсу. Он продолжает просыпаться с его именем и засыпать. Порой ему кажется, что он сходит с ума. Чонин приседает и рвет пышный букет ромашек, чтобы отвести домой. Он верит, что его Кенсу так хоть на немного, но ближе к нему.