Секрет бессмертия

      Вечер в баре, где шумно и весело. Абитуриенты, среди которых и я, отмечают свое поступление за стойкой. Но я, в отличие от других, скромно примостилась в углу и осторожно потягиваю коктейль. Что ни говори, событие радостное, однако вдребезги напиваться не стоит, мне еще потом идти одной по темной улице в кампус, ведь денег на такси у меня совсем не осталось. А там всякое может случиться… А день ведь действительно счастливый. В кои-то веки мне удалось вырваться из ненавистных приютских стен. Теперь меня ждут несколько лет учебы, по истечении которых я стану дипломированным хирургом. С одной стороны я радуюсь, однако какой-то голосок в голове предательски нашептывает: «А нужно ли тебе это, Кейт? Готова ли ты посвятить этому всю свою жизнь?» Я отгоняю неприятные мысли и снова приникаю губами к соломинке в коктейле. Понемногу бар пустеет, шумная компания расходится, остается лишь пара-тройка посетителей. Я продолжаю сидеть и ждать непонятно чего. Вернее, мне просто страшно выходить на улицу и идти домой одной, и потому я готова просидеть здесь до утра. Внезапно дверь бара с грохотом распахивается и в зал вваливается небритый всклокоченный парень в грязной рубахе. В руках у него дробовик, из которого он палит в потолок. Раздаются крики, и немногочисленные посетители вскакивают на ноги. — А ну все заткнулись! — перекрывает голос парня суматоху в зале. — Кто дернется или попробует вызвать копов — уложу на месте. Все мигом затихают, лишь какая-то молоденькая девчонка рыдает в истерике. Парень подходит к бармену, наставляет на него ствол. — Бутылку виски и всю дневную выручку на стойку. Пошевеливайся! Бармен суетливо бросается исполнять приказ. Грабитель стоит прямо рядом со мной, я чувствую его хриплое дыхание, от которого шевелятся волосы у меня на голове, и противный запах пота, смешанный с перегаром. Внезапно он пристально смотрит на меня и, протянув руку, проводит по моим волосам. Сердце мое уходит в пятки, когда я представляю, что он сейчас может со мной сделать. — Малышка, — дышит парень мне в затылок. — Хочу тебя прямо сейчас… Пойдешь со мной. Я, не смея ничего возразить, лишь жалобно всхлипываю. Жилистая пятерня вдруг впивается в волосы и грабитель резко откидывает мою голову назад. Я вижу прямо перед собой его налитые кровью белки. — Я говорю, пойдешь со мной, — хрипло говорит он. — И не вздумай спорить… — Эй, ты, полегче, — раздается вдруг позади молодой мужской голос. — Пришел грабить, так грабь, а девчонку не тронь. Парень с дробовиком выпускает меня, резко поворачивается к сказавшему эти слова. Я вижу длинноволосого блондина, который все это время сидел в углу зала и тихо пил пиво в одиночку, а теперь, поднявшись, стоит прямо напротив грабителя и смотрит на него без всякого страха. — Ты откуда нарисовался, сопляк? — спрашивает небритый, передергивая затвор дробовика. — Вали-ка отсюда по-хорошему, а не то… Блондин усмехается и, отведя одной рукой ствол оружия в сторону, другой бьет грабителя в лицо, отчего тот выпускает дробовик из рук и катится по полу. Все это паренек проделывает с какой-то небрежностью, даже можно сказать, лениво, словно ему каждый день доводится обезвреживать бандитов. Разрядив дробовик и положив его на стойку, блондин склоняется над несостоявшимся грабителем, который скорчился на полу, зажимая рукой кровоточащий нос. — Проспись и умойся, приятель, — небрежно бросает ему длинноволосый. Затем, шлепнув на стойку пачку купюр и, кинув вызывающему полицию бармену: «Сдачи не надо», выходит из бара, ни на кого не глядя. Я сижу в оцепенении, будто бы перед моими глазами только что прокрутили кадр из какого-нибудь модного кино, а затем резко выключили экран. А ведь этот красавчик даже на меня при этом не взглянул! Опомнившись, я швыряю перед барменом свои деньги за выпивку и выбегаю на улицу. Длинноволосый незнакомец с руками в карманах небрежной походкой идет впереди, как раз заворачивая за угол. — Эй, постой! — зову я. Он оборачивается, глядя на меня с небрежной ухмылкой. Я подбегаю к нему. — Если решила спасибо сказать, то не стоит, — бросает парень. — Я не из благородства это сделал, а просто потому что не люблю таких, как этот. Ну все, прощай. Он поворачивается, чтобы уйти, но я резко хватаю его за рукав. — Ну что еще? — Я хотела попросить… проводить меня до дома… — Я сама не понимаю, как эти слова вырвались у меня. — Мне просто страшно идти одной. — Слушай, детка, давай как-нибудь в другой раз, — он протяжно зевает. — Я чертовски устал, башка у меня кружится от пива. Если так боишься, хочешь, вызову тебе такси? — Нет! — Я резко вцепляюсь ему в рубашку, боясь, что он сейчас уйдет, растворится в ночном сумраке, и я его больше никогда не увижу. — На такси я тем более не поеду! Я хочу с тобой!.. Блондин на это только усмехается. — Детка, я вижу, ты от меня просто так не отвяжешься. Ладно, пошли. Только не говори потом, что это я тебя затащил к себе в койку, лады?.. …Спустя час у него дома, в маленькой и грязной комнатке почти на самом чердаке все происходит тепло и непринужденно, а совсем не грубо и жестоко, как можно было подумать. Я лежу на кровати и смотрю на потолок, весь в подтеках и мушиных отметках. Это у меня уже не в первый раз, — в приюте был один парень, правда, с ним у меня все недолго продлилось, — но только теперь я ощущаю себя по-настоящему защищенной. Мой партнер лежит рядом, закинув руки за голову, и молчит. Черт, а ведь я о нем практически ничего не знаю! Ни профессии, ни возраста, ни даже имени!.. — Слушай… — хочу спросить я, но вместо нужных вопросов вдруг задаю совсем другой: — А почему ты тогда сказал, что не любишь таких, как тот парень? Что это значило? — Я не люблю торгашей, — отвечает он. — Но тех, кто их грабит, я вообще презираю — как-никак люди честно трудятся, добывают свой хлеб, а эти ублюдки с пушками у них его отнимают. — Помолчав, он добавляет: — Чинуши и конторщики — совсем другое дело. Этих не жалко. — Так ты грабишь банки? — соображаю вдруг я. — Я? А почему бы и нет? — Он не выглядит удивленным, хотя похоже, что эта мысль только сейчас пришла ему в голову. Я резко поворачиваюсь, глядя ему прямо в лицо. Только теперь я понимаю, что все, чем я занималась до этого, было не то, что наконец-то пришло время связать судьбу с нужным человеком и пойти с ним вместе до конца… — Тогда мы с тобой будем как Бонни и Клайд, — произношу я со всем чувством, на которое способна. — И даже умрем в один день… Он усмехается и треплет меня по волосам. — Ну, как скажешь, малышка. Кстати, как тебя?.. — Кейт. — А я Кайл. Будем, наконец, знакомы…       …Это воспоминание, как и многие другие неприятные, каждый день теперь проносилось у меня в голове. И оно особенно не давало мне покоя. Если бы не та роковая встреча… Если бы я не решила связать свою жизнь с Кайлом, я бы не погибла так глупо… Ну или во всяком случае, не связалась бы с Хэлом… …Тогда, в здании волшебного суда под названием Визенгамот я сидела в центре зала, прикованная к креслу живыми цепями. За невиданную доселе попытку ограбления волшебного банка, похищение человека и многочисленные убийства стражей порядка мне светил поцелуй дементора, и все члены суда единодушно высказывались за это. Однако Альбус Дамблдор, присутствовавший в качестве обвинителя, почему-то настаивал на пожизненном заключении, аргументируя это тем, что главным организатором был, несомненно, Геллерт Гриндевальд. Находившийся тут же его брат высказал такое же мнение. Должно быть, их семейка имела значительное влияние в волшебном мире, потому как приговорили меня все-таки к Азкабану. Когда я выходила из зала под надзором двух авроров (хотя теперь, когда у меня не было пистолета, никакого конвоя и не требовалось), мне встретился сам Альбус. Я с некоторым удовлетворением заметила, что лицо его было зеленым и дышал он с хрипом — должно быть, последствия того ранения на острове еще давали о себе знать. Однако на меня он взглянул с чуть заметной хитрой улыбкой. — Мне жаль, что все так вышло, мисс Гонт, — с фальшивым состраданием произнес Дамблдор. — Но, как видите, я сделал все, что мог. — И, нагнувшись ко мне, он вполголоса добавил: — Мне действительно жаль Хэла. На это я лишь отвернулась, ничего не сказав. Меня повели дальше по коридору, и Альбус вскоре исчез за поворотом… …Как мне сказали, в Азкабане я попала в камеру, в которой до этого сидел мой отец, то есть отец Меропы, в честь которого Том получил свое второе имя. Я и сама догадалась об этом, когда в углу камеры заметила начертанный ногтем фамильный герб Слизерина и его девиз, где говорилось что-то про чистоту крови. Хотя какое это теперь имело значение? Я не знала, сколько времени уже здесь провела. Месяц, год, может быть, несколько лет? Теперь время для меня было чисто условным, внутри камеры оно как будто бы стояло на месте. Изредка я слышала стенания других узников, чаще вдруг накатывала тьма и мимо двери с едва слышным шелестом проплывали фигуры дементоров, безмолвных стражей. После того случая в ущелье я до ужаса боялась их, но со временем привыкла. Тем более что они не интересовались мной (насколько вообще может интересоваться живой плотью неживая материя?), но свою задачу выполняли исправно — высасывали из меня все положительные эмоции, и я превращалась в пустышку, в овощ, которому уже не было дела ни до чего вокруг. Какими бы наивными ни были эти волшебники, но систему охраны в тюрьме они продумали великолепно. Ни у кого бы даже желания не возникло отсюда бежать! Не зная, чем заняться, я в красках представляла себе жизнь, какой она могла быть, если бы не все это… Как в своем времени я закончила бы институт, стала работать хирургом, вышла замуж, родила детей… Все это звучало до ужаса банально, но я продолжала мечтать, выстраивая перед собой целые картины, которые, словно кадры из проектора, мелькали передо мной на голых сырых стенах. Погружаясь в мечты и фантазии, я жила только ими. Порой даже пальцем на сыром полу пробовала рисовать то, что представляла… Но в один день все как-то странно переменилось. Тьма больше не охватывала меня, дементоры не носились возле камеры, даже наоборот, как будто бы посветлело. Прислушавшись, я различила снаружи гул восторженных голосов, а затем коридор заполнил топот множества ног. Недоумевая, что бы это могло значить, я на всякий случай отползла подальше в угол камеры. И в тот же миг замок в двери щелкнул и она отворилась, что случалось за все это время здесь впервые. На пороге стоял высокий и довольно красивый молодой человек с темными волосами и в светло-зеленой мантии. Окинув меня быстрым взглядом, он произнес красивым звучным баритоном: — Именем Народной Волшебной партии вы досрочно освобождены по амнистии. Прошу следовать за мной. Отныне вы гражданин свободного социалистического государства… Внезапно он осекся, глядя мне в лицо. Я в свою очередь смотрела в его темные глаза и на изящные, но вместе с тем мужественные черты лица с изумлением. Неужели?.. — Том?! — едва выдохнула я. — Ма?.. — его голос даже охрип. А спустя мгновение мы кинулись друг другу в объятия. Я горько рыдала, прижимаясь к его груди, он поглаживал меня по спине. Господи, я и представить себе не могла!.. — Томми, милый, как же так случилось? — произнесла наконец я, всхлипывая и глядя на него. — Я была уверена, что тебя нет в живых… — Идем, — он потянул меня к выходу из камеры, — по пути все и расскажу. Еще не до конца веря в обретенную свободу и в найденного сына, я вышла в коридор, который был светел как никогда и по которому нестройными рядами шли освобожденные из камер узники. Том быстрым шагом пошел вперед, одним мановением руки раздвигая толпу. Я едва поспевала за ним. — Тогда, на пароме, я почти что погиб, — стал рассказывать он, как только мы оказались в более-менее тихом коридоре. — Меня подбросило взрывом высоко в воздух, и я уже думал, что мне конец, но тут какая-то неведомая сила, должно быть, моя скрытая магия, перенесла меня из эпицентра взрыва прямо на подводную лодку, внутрь нее! Матросы тут же схватили меня, приняв за шпиона, но потом увидели, что я совсем еще ребенок и вдобавок безоружен. А я действительно даже палочку свою потерял при взрыве. В общем, меня отвезли на подлодке прямо в СССР, там долго допрашивали, но так ничего и не добились и засунули меня в магловский приют. Это был какой-то ужас! Меня, как не говорящего по-русски, все там презирали, били и издевались надо мной. Я много раз порывался оттуда сбежать, но каждый раз меня возвращали обратно. Я думал, что вы с Хэлом погибли, честное слово, иначе я бы убил их всех, лишь бы снова встретиться с вами… — Том вздохнул. — А потом они узнали, что я волшебник, и тогда я попал в Дурмстранг. И вот там-то я нашел себе настоящих друзей и товарищей, которые и привели меня к светлому и истинному пути. — Он взглянул на меня с гордостью. — Теперь я комиссар по особым магическим поручениям, ма! Моя партия идет верным путем, и вместе мы построим светлое будущее во всем мире! Только сейчас я заметила на рукаве его мантии три маленькие красные звездочки и про себя вздохнула. Ну вот и докатились. В прежней жизни это вызвало бы у меня просто смех, здесь же это была суровая реальность. — Значит, коммунисты все-таки захватили Англию? — спросила я равнодушно, больше констатируя факт. — Да, нам это удалось, — он особенно подчеркнул слово «нам» и весь так и сиял от гордости. — Долгие годы проклятые капиталисты сопротивлялись, но теперь вся Европа в наших руках! И не за горами весь мир! — Он простер руку в широком жесте. Мы уже вышли из здания тюрьмы на свежий воздух. Остров, на котором располагался Азкабан, был очень похож на тот, где мы жили в Норвегии. Погода над морем стояла солнечная, и даже возле тюрьмы, откуда, по-видимому, выгнали всех дементоров, теперь я чувствовала себя комфортно. — А какой сейчас год? — внезапно спросила я, смущенная словами сына про «долгие годы». — Тысяча девятьсот пятьдесят второй, — ответил Том слегка удивленно. — Ах да, я забыл, у вас тут такие условия, что обо всем забываешь. Но теперь все будет по-другому! Этот год станет годом настоящего единства! Четырнадцать лет… Ровно столько я провела в этом страшном замке… Даже поверить в это было сложно. — Единства? — переспросила я, услышав последнюю фразу Тома. — Да. Сейчас все сама увидишь. — И, взяв меня за руку, Том безо всяких усилий трансгрессировал в Лондон. Я уже успела отвыкнуть от этих ощущений и почувствовала себя как в первый раз, когда мы с Хэлом переносились из хижины Гонтов на берег моря. Господи, как же давно это было!.. Прежнюю столицу было теперь не узнать. Красные флаги на домах, звезды на шпилях башен, вместо обычной суеты — четкое и размеренное движение по улицам. Теперь в толпе прохожих встречались не только мундиры цвета хаки, но и остроконечные шляпы и мантии магов. Над головами то и дело проносились люди на метлах. — Теперь маглы и волшебники будут жить в равных условиях, магия больше не является секретом, — объяснил мне Том. — Взаимовыручка для нас теперь главное, ведь перед лицом опасности требуется сплочение. — Опасности? — отстраненно переспросила я, разглядывая свое отражение в витрине ближайшего магазина. Все как я и думала: худое лицо в морщинах, седые волосы до пояса, костлявое тело, на котором одежда висела мешком. Часто я слышала выражение «старость не в радость», но даже не подозревала, что для меня это печальное состояние наступит уже в сорок пять — возраст, который у волшебников считался молодым. — Ну да, — продолжал Том, даже не глядя в мою сторону: так он был увлечен этой темой. — Америка сейчас готовится к войне с нами, но шансов у них, честно говоря, мало: ведь на нашей стороне сейчас вся Европа и половина Азии. — Так значит, будет война? — Ну вот тебе и «эффект бабочки»! Мир на грани ядерной войны, и все благодаря мне одной! Молодец, Кейт, ничего не скажешь! Хотя теперь мне уже было все равно. — Пойми, ма, тут уже ничего не изменишь. Мы зашли уже слишком далеко, чтобы отступать. И потом, это все ради общего блага… «Общего блага»? Где-то я уже это слышала. А впрочем, плевать уже на все. — Хэлу бы это явно не понравилось, — произнесла я, вспоминая, что только он мог вовремя повернуть историю, приведя нацистов к власти. — Хорошо, что он до этого не дожил. — Он погиб? Жаль, я не знал. — Лицо Тома на миг омрачилось тоской, но тут же вновь вдохновенно засияло — какое ему дело до мертвого отчима, когда творятся такие великие события! Я чувствовала, что пришло время рассказать ему все с самого начала — он должен это знать. Он должен понять, что не его настоящая мать во всем виновата, что не она, подставив под удар своего любовника, загремела в тюрьму, а теперь порочит репутацию сына-комиссара. Это сделала девушка из другой реальности, которой нет абсолютно никакого дела до их мира. И пусть сейчас Том не знает или не хочет знать, что привело его мать на этот путь, рано или поздно он бы разобрался во всем. Так пусть лучше сейчас, чем позже! — Том, — заговорила я, — я должна тебе сказать кое-что важное… — Слушаю тебя, ма, — он с заинтересованным видом повернулся ко мне. Но сказать я так ничего и не успела. Внезапно ощутив на себе чей-то пристальный взгляд, я обернулась и заметила на другой стороне улицы наблюдавшего за мной человека. Одет он был довольно странно: в сиреневый твидовый костюм и остроконечную шляпу. Заслонив глаза ладонью от солнца, я разглядела также седую бороду и блеснувшие стекла очков. И тут меня как будто током ударило… Сорвавшись с места, я метнулась в сторону, но опоздала. Рука странного человека вскинула волшебную палочку, а губы выкрикнули что-то, из-за шума улицы не слышное. Я услышала позади только отчаянный крик Тома, а в следующий миг в глаза мне ударила яркая зеленая вспышка и тут же все померкло…