Мимолетные

С балконов высотных домов хорошо видно улицы — в лучах заходящего солнца они похожи на какой-то особенный мир. Мир, существующий для парочек. Вроде той, что идёт сейчас, держась за руки. Девушка намного ниже парня, и он явно подтрунивает над ее ростом. Рыжие волосы девушки на солнце прямо-таки пылают, ничуть не уступая щекам, и, похоже, парень сейчас познаёт всю кару этого пламени; проходившему мимо них старичку показалось, что около неё сверкнули рубиновые искорки — он даже обернулся, чтобы убедиться, но их, конечно, уже не было и в помине. А эти двое бегут друг за другом по тротуару, смеются, дышат свободой и жизнью. Парень внезапно останавливается, подхватывает её на руки — они целуются так горячо, искренне и исступленно, что даже сторонний наблюдатель краснеет и отводит глаза. И, к своему сожалению, пропускает момент, когда они скрываются за поворотом вместе с солнцем, окончательно закатившимся за горизонт. …а потом они лежат на потрепанном диване своей (пусть и съемной) квартирки и смотрят фильм. Но это только называется, будто смотрят, честно говоря — на самом деле они то и дело прерываются на очередной поцелуй, а то и на несколько. Да и какое кому дело до Алисы в стране чудес, если в их жизни недавно произошло другое, и притом куда большее, чудо? Раздается телефонный звонок, и после короткого перепирательства девушка нехотя поднимается с диванчика. Впрочем, трубку взять все равно не успевает — видимо, звонившему наскучило слушать гудки. На секунду задумавшись, она наклоняется и аккуратно отключает кабель. Самое важное им все равно сообщают другими способами, а это наверняка очередные продавцы тридцати одной розы по цене тридцати двух. Вернувшись, рыжая вытягивается поудобнее, но скорее не на диване, а на парне — кто вообще придумал такую глупость, будто каждому свое место, будто так неудобно? Как вообще может быть неудобным это упоительное тепло, щекочущее шею дыхание, поцелуи, плавно переместившиеся с виска на оголенное плечо, с которого так некстати сполз свитер? Алиса берет в руки меч, и войско Белой Королевы счастливо, конечно, это видит, и разражается криками, вот только те двое, что должны бы им вторить, уже увлечённо стягивают друг с друга одежду, а крики их куда тише, да и совсем другого рода. Бормоглот рычит, стоит его морде мелькнуть на экране, армии сражаются, как им и положено, призванные биться каждая за своего правителя и заодно развлечь зрителей где-то за стеклянным экраном, вот только эти зрители сейчас смотрят только друг на друга, и с огромным трудом держат глаза сколько-нибудь открытыми. Глаза раскрываются шире, когда страшно, когда внимание до предела, когда лед трескается, когда заклятье рушится и скованный долгие годы этим самым льдом вдруг открывает неистово-синие глаза. Глаза, которые сами закрываются, когда так хорошо. Безумец-Шляпник уже откланялся после своего танца, промелькнули толком никому не нужные титры, и теперь этих двоих видит только луна, заглянувшая в окно — но и она скромно прячется за тучками. Луна за тысячелетия видела достаточно, чтобы прослыть подругой влюбленных. А любая искренняя подруга знает, когда лучше бы ей не мешать. Уставшие, разгоряченные и счастливые, они давно заснули все на том же диванчике. И никто кроме утреннего солнца и не подумает потревожить их покой.