Попадают по-разному.

Интерлюдия 1. Почти настоящая принцесса. Меня все называют принцессой. Сколько себя помню. Вот только, когда Древнее и Новое право изучали, брат больше слушал, а я думала. Поняла, с точки зрения закона, из тех, кого я знаю, титулярный принц только один, и это ни мама, ни тем более, ни я, и ни тётя, а только Верховный по прозвищу Чёрная Змея. Я по тем же законам, вообще не поймёшь кто. Мама Чёрной Змее внебрачная дочь, я-то, хотя и в законном браке рождена, всё равно, в лучшем случае, неполнородная. У Чёрной Змеи только тётя законный ребёнок. Причём, её дочь, моя единственная настоящая подруга – Дина, вообще незаконнорожденная на все сто процентов – никто и ничего не знает про её отца. Но это по писанному закону так. А на деле – статуи и те знают – высший закон в стране – шестопёр Чёрной Змеи. И уж по этому закону титулярные принцы все её дети, а так же законнорождённые внуки с рождения, незаконнорожденные – пусть до брачного возраста доживут, а там поглядим. С неполнородными, о чьём происхождении мне известно, всё довольно просто. Глупостей молодости нет. Всё-таки, как не допустить беременности много способов есть. И да, я про все знаю. Всё рассказали, как взрослеть начала. Больше мама, но явно из-за того, чтобы не начала тётя. С той станется про аборт не только рассказать, но и показать, как делается. Благо врач и такие операции делать умеет. Многожёнство запрещено, но старые обычаи отмирают медленно, и многие мужчины после десяти-пятнадцати лет брака находят себе вторую. Тем более, во многих семьях не откажутся отдать младшую человеку с положением. Это дядя скорее исключение, у него старшие дочери неполнородные. Тётя при мне маме грозила, пусть не вздумает меня или сестру женой второго ранга при Дворе пристроить. Иначе голову оторвёт и скажет, так и было. Я знаю, она так может. Мама тоже знает. Сложно на равных говорить с теми, кто тебе подчинён. Это Чёрная Змея или тётя люди из тех, кто всем говорят, что про них думают. Мама умеет обозначать отношение к людям сотнями оттенков. У меня же выходят только два – сестра или служанка. Впрочем, и у мамы есть интонация, только для Дины. Одно из самых сильных впечатлений раннего детства – поединок Чёрной Змеи и Фьюкроста. Потом уже поняла – два старых бойца решили поразмяться, да заодно и показать всем вокруг, они ещё о-го-го! И без того немаленькие, они казались и вовсе выше всех людей. В полной броне, лица под масками. Сверкает алый лак и золото, угрюма воронёная сталь. Два гиганта взялись за двуручные мечи. У Чёрной Змеи – один из клинков Рыжей Ведьмы. У Фьюкроста – сделан женой под его руку. Помню, как горели глаза у брата и Дины. Как завороженные, открыв рты смотрели они на страшный танец двух самых грозных бойцов за полсотни лет. Лязгала сталь о сталь. Мне стало понятно, почему эту войну зовут Третьей Войной Великанов. * * * Кораблик уверенно идёт против течения. Блестит надраенной медью. Дымит. Мне скучно, видела много вещей куда занятнее. Да и корабли недавно приходили в десятки, если не сотни раз этого больше. Только там гребцы на вёслах были, а здесь никто не гребёт, только поленья в топку подбрасывают. Больше за окружающими смотрю. Мама что-то порученцам диктует. Дина у самой воды стоит, через самую мощную трубу Чёрной Змеи на реку любуется. Сама Змея чему-то посмеивается, глядя на воду из-под руки. Тётя тоже чем-то довольна. Невольно прислушиваюсь. - Толщину стенок котла увеличить. Тогда и не взорвётся. - Пар следует преобразовывать, со снижением давления, а не наружу выпускать. Иначе будет эта лодка таскать только себя, а не груз или броню. - Я расчёты делала, на средних размеров речной корабль должно хватить, тем более, такая машина проще и механиков учить надо не так долго. Ты не думай, насчёт безбалансирных или тройного расширения машин я поняла. Только вот народу мало, у кого руки из нужного места. - Ну, так и учи своих девчонок машины строить, а не оружием махать. - Время опять против нас. - Твоя совсем пираткой выглядит. Даже шлем морской нацепила. В полной броне только стража. На Дине нагрудник с малой наспинной пластиной и упомянутый шлем. Один из клинков и точно – абордажный. - Угу. Только той, что ложные маяки в бурю зажигает. - Тебе лучше знать. В море больше моего бывала. - Я же не пиратствовала, - смеётся тётя. - Представления китобоев, что в море допустимо, а что нет, с действующим законодательством не слишком ладят. Кстати, не знаешь, зачем твоей пиратке сапоги со шпорами? Дина на берег уже вышла. И как это я сразу таких «украшений» не заметила? Да ещё золотых. - Э-э-э… Вероятно, для объезда дельфинов. - Речных? Знаю, у тебя фантазия богатая, не знала, насколько. Ты как, тростью, плетью или сразу гарпуном? У тёти в глазах весёлые огоньки сменяются злыми. Шутить насчёт оборотней-речных дельфинов, обожающих совращать молоденьких девушек, с женщиной, не заключавшей брачного договора, но имеющей ребёнка даже для собственной матери может плохо кончится. Тем более, гарпуном тётя владеть умеет. Правда, им она из пушки стреляла. - Ладно, твоё дело, как развлекаться. Главное, чтобы тела не находили. Следи только, чтобы она сама не начала… дельфинов объезжать, - последнее намеренно сказано куда громче, чем следует, явно затем, чтобы услышала мама. Огоньки в глазах тёти снова становятся весёлыми. Сколько раз я уже слышала от мамы «Как мне надоело быть единственным взрослым человеком в этой семье!» Время от времени сама Чёрная Змея на пару с тётей поступают словно две развесёлых младших сестрички, желающих поддеть зануду-старшую. Да и Дина говорит, я сама ещё одной такой занудой-старшей становлюсь. - Что она на этот раз стащить хотела? И насколько успешно. Навостряю уши в прямом смысле слова. Так ловко, как у Дины не получается, но всё равно, могу ушами шевелить. Если Дина что-то пытается стащить, это в ста процентах случаев будет нечто смертельно опасное и разрушительное. Про неё уже всей страже приказано, на звание и титул не смотреть, и к любым складам огнеприпасов не подпускать. Чёрная Змея усмехается. - Мою «Молнию». Лично поймала. Честно признала, хотела только поиграть. Я сказала, разрешу насовсем забрать и неограниченный доступ к зарядам дам, если за полную стражу сможет её взвести. Честно над ней сидела. Тётя от смеха даже рот рукой зажимает. - Это жестоко, так над ребёнком издеваться. - Если из всего сказанного запомнила «ей и ребёнок может пользоваться», то пусть не обижается. Думает, там в силе дело. - Я никогда не скрывала, из моей «Молнии» стрелять может только тот, кому я сама разрешу. Почему она думала, будто у создательницы этого оружия будет по-другому? – Меня больше интересует, как она смогла до «Молнии» добраться, так, что охрана не заметила, – мама, оказывается тоже прислушивается. – На той стене – один патруль, и она выжидала, когда их не будет. – Стене? – я почти забывать стала, насколько она на недопущении чужих в Замок помешана. – Ты не знаешь? Она тоже не знала, что я вернусь на день раньше и по реке. Залезла с нижнего яруса твоей, – кивает тёте, – башни по стене. Кажется, надо пересмотреть требования к каменотёсам. – Ребёнок пролез в личные покои Верховного! Весь порядок охраны Замка надо менять. Им дела нет, что Дина могла разбиться? Это же самые Верхние ярусы «матери». Скала в Приморье есть, с неё приговорённых к смерти сбрасывали. Так её даже "дочь" выше. – Ничего менять не надо. Устроим ещё два постоянных поста и поставим решётки на световые окна. Оказывается даже в совершенную крепость можно безнаказанно проникнуть, если иметь чёткую цель. – Ставь, – машет рукой тётя, большая часть крепости воплощение её идей, внешний обвод – полностью дочери Чёрной Змеи работа, – Только пусть сначала покажет, как через световые окошки пролезать. – А там всё просто, – ухмыляется Чёрная, – у неё задница пока в три раза уже, чем у тебя. Мама не любит грубых слов, но у них двоих при разговорах с ней их количество начинает расти сперва в арифметической, а если разговор затягивается – то и в геометрической прогрессии. – Кошки, крючья, мел да верёвка. Как всё оказывается, просто. Дина оглушительно хохочет. И не заметила, как она подошла. – Крюком с верёвкой не пользовалась, это для спуска было. Паровое судно к берегу причалило. Сбрасывают сходню. – На него пушку поставить можно? – ни к кому не обращаясь, спрашивает Дина. Почему-то ей не отвечают. Верховный и тётя поднимаются на борт. Только мама на берегу остаётся. Мирное время снова кончилось. Даже будучи слепой, по замку мама почти всегда ходила одна. Помнит, где что находится и даже стен касается редко. Хотя псы-поводыри у неё есть. Обучены они и как телохранители. Большинство из них происходят от легендарного Чёрного Пламени – гигантского боевого пса Чёрной Змеи, обладавшего почти человеческим разумом. Многие из помнивших его утверждали, будто он даже умел говорить. Я внучка Чёрной Змеи, но слово бабушка к ней совершенно не подходит. Она выглядела сестрой, не матерью своих дочерей. Казалось, нет на свете вещи, которой она не могла бы сделать. Многих вещей до неё не было. Этот замок, город за рекой – построены ей. Жаловалась она только на одно – многое сделать не может из-за войн. Две великих цели были у неё. Объединить страну и сокрушить усиливающееся с каждым годом государство единого бога. Стеклянные глаза матери до жути похожие на настоящие. Меня они пугали. Мама явно знала об этом их свойстве. Вставляет их только на переговоры с кем-то не сильно дружественным. В обычной жизни предпочитает носить маску. Тут и так светло очень, да ещё всё белое и до блеска вымытое. Воплощение чистоты тут тётя. Без привычной кожи, металла, да и копоти во всех возможных местах. Невольно глаза ей на ноги скосила. Уж больно памятны грязнющие подкованные сапожища с пряжками и бренчащими шпорами размером чуть ли не больше, чем у Фьюкроста и дяди. Но нет, из под штанин видны туфли без каблуков из светлой замши. Оглядываюсь по сторонам. Застеклённые шкафчики, где лежать совершенно непонятного вида инструменты. Всюду стойки с яркими зеркальными лампами. На стенах – рисунки грифелем и гравюры, изображающие вскрытые человеческие тела. Особенно поразил огромный глаз с вырезанной четвертью. Слова и даже иероглифы совсем незнакомые, но я знаю руку тёти. Вот только глазницы пусты. Мама оборачивается точно туда, где служанки стоят. Хочет сказать, чтобы меня отвели в нашу часть крепости. Мне уходить совсем не охота. Тут столько всего, чего я никогда не видела. Тётя небрежно машет рукой. - Да пусть сидит. Сегодня ничего нового или страшного она не увидит. - Свет и тьма. И тени. - Теперь только ждать остаётся. - Ты говорила, всё прошло как надо. - Я первая, кто такое умеет, ты первая, кому такое сделали. Сама понимаешь, некоторые сложности вполне возможны. Возле тёти на низеньком столике разложен странные инструменты. Стоят фарфоровые и из непрозрачного стекла, пузырьки. У тёти рот и нос под белой повязкой. На лбу – круглое зеркало. Склонившись над полулежащей мамой, что-то делает непонятными железками. - Как надо всё идёт. Сживление произошло и есть кровообращение. Это процентов восемьдесят успеха. Остальное и из неживого можно было сделать. Одноглазых полно, надо было на них сначала попробовать. Знаю, что сказать хочешь – больные из тех, что ходить могут, в самые глубокие погреба прячутся, когда я по городу еду. Вдруг лечить возьмусь – и вместо одной ноги будет три. Тут уже мне смешно становится, трёхногих видеть не приходилось, хотя Дина и говорила, такие бывают. В материнских книгах видела, та от неё ничего не прячет. Когда на тебя долго смотрят, рано или поздно даже спиной заметишь. Оборачиваюсь. Голубые камни давно привычны, повязки она уже не носит. Тётя уже несколько дней уходит куда довольнее, нежели пришла. Что мама думает - не знаю. - Дочь… - голос дрожит. Такого никогда не было. - Да мама? - Какое платье сейчас на тебе? Синие? - Да… - Я никогда раньше тебя не видела. И я не могу плакать. Подойди поближе. Дай же наконец, тебя рассмотреть. - Им пора уже знать, кто и за что медленно и мучительно собирается их убивать. Фьюкроста узнала не сразу. За несколько дней словно постарел лет на двадцать. Седины прибавилось, морщины словно резцом выдолбили, под глазами огромные мешки, совершенно потухший ничего не выражающий взгляд, только знаменитая старинная броня серебряной чешуи словно появилась из другой эпохи. Той, что закончилась несколько дней назад. - Они и рассчитывают, мы полезем осаждать «Ожерелье». И застрянем, а их наёмники будут разорять Север, сея недовольство. Время играет против нас. - Оно никогда и не было за нас. Сейчас особенно. - Они мертвы? - Да. Оба. Теперь войны не избежать. - Но, - мама барабанит пальцами по столешнице, - это ведь не мы. - Ты это возьмёшься объяснить? Если даже здесь, в этом зале не все верят в нашу непричастность. - Отказа от переговоров пока не было. - Готова спорить, там будет мелкота без полномочий. Уже есть донесения. Они собирают войска. Распущенные по договорам части. - Крепости надо было не срывать, а взрывать! Со всеми, кто там был. - Я могу справиться с тем, у кого людей вдесятеро против моего. Если постараемся, сокрушим и в пятьдесят. Но в сто – не возьмусь. - У них не будет столько людей. - О другом подумай: скольких людей потом не будет у меня. - В свете произошедших событий и обилию… гостей. Подъём личного знамени нового Верховного выглядит не самой умной идеей, - генерал выразил мнение большинства присутствующих, включая меня. - Это было моё распоряжение, - глухо сказал Фьюкрост, - иначе там до сих пор не было бы никакого. – больше в тот день он ничего не сказал. - Так вот почему присягу устроили с такой скоростью. Что-то мне кажется неправильным. Кто-то здесь лишний. Или же, не лишний, а в ином качестве, чем бывал до этого. Кому как, а мне кажется, это Дина. Она тут не впервые, но если раньше бывала примерно на положении забежавшей в хозяйские покои любимой собачки, то сейчас она тут среди равных, и генеральский наплечник не поносить у матери взяла. Тем более, я-то прекрасно знаю, чужой знак различия она даже на маскарад не наденет. Тоже заявка на будущее, вроде знамени Верховного на башне, только для узкого круга. Звание Верховного успело стать наследственным. Вот здесь и сложность – Югом правят кровные потомки Эрендорна старого. Мы же к нему имеем очень отдалённое отношение. Считается, Рыжая Ведьма Кэрдин удочерила Дину, будущую Чёрную Змею. Вот только в законности этого многие сомневаются, а на Юге так и вовсе считают её самозванцем и узурпатором. Теперь же и у прямой линии начинаются сложности с наследованием – Безглазый мерин, у его брата к почти сорока годам, детей нет, ни законных, ни неполноправных. Дина вообще говорит, только мальчики интересуют. У детей Чёрной Змеи с наследниками всё хорошо. Всегда хотела знать, что же в той части замка происходит. Мама злится, говорит происходящее там, дурно влияет на прислугу, они с каждым днём становятся всё более своевольными и дерзкими. Злится с каждым днём всё больше. Иногда с одного визита к сестре такой злой приходит. Ягран тоже там всё больше времени проводит. Маме, кажется, это тоже не нравиться, но при мне брату ничего не выговаривает. «Три ветви намечаются, но только в двух главы есть, да и те – бабы. Да и явных наследников тоже нет». Завидовала Дине сколько себя помню. Ей всё можно, никто и никогда ничего не запрещает. Дела нет до вида причёски и красоты речи. Гремел голос Чёрной Змеи, гремит её дочери, теперь и Дина подключилась. Знаю, мама всегда осуждала и осуждает сейчас сестру и Дину за пренебрежение внешним видом, почти разбойничьи манеры и полное пренебрежение безопасностью. Их троих рядом поставь – не знающий решит, Верховный – мама. Совсем не смотрится невысокая, зачастую небрежно одетая, с копотью на лице, тётя, на фоне материнских шелков с отливом. Великий генерал дядя Линк самый внушительный, вот только нет-нет, да и мелькнёт на лице что-то от озорного мальчишки. Что в одежде, что в броне всегда можно найти что-то смешное для понимающих. Причём, носится сознательно, а не по незнанию. Дина может пошутить подговорив сестёр двоюродных надеть платья проституток, утверждая, будто это придворный покрой этого года. Ага, на главный приём года у казначея. Они редко в столице бывают, мама их тоже. Поверили Дине. Их трое, а мозгов на троих – хорошо, если треть от имеющегося у любой из двух их неполнородных сестёр. Хорошо, отец их первым увидел, и прогнал переодеваться. На обиженный писк бросил: «В жизни не поверю, что сюда приезжают только с одним платьем». Скандал всё равно был. Только не на людях, а потом, в узком кругу. За Диной шли Динни и Кэрри. Сёстры-бастардки принцессы незаконнорожденных выглядели чуть ли не красивее меня. Настоящими принцессами. Отлично смотрелось бы, появись законные дочери дяди в подобранном маленьким Чудовищем. Мама злилась. Из-за Динки. Из за невозможности что либо сделать. Дочь Верховного. Законные и нелюбимые дочери от столь же нелюбимой жены. Незаконные дочери от любви ранней молодости. Их мать так замуж и не вышла. Но они подруги Маленького Чудовища. Мама считает, их место среди служанок, пусть и главных. Они же зачастую, на принцесс похожи больше дочери Верховного. Подчёркнуто родство. Одинаковые причёски, похожий покрой платья. Не знаю, как другие, но я заметила – одинаково тени на веках лежат, подчёркивая разрез и цвет глаз. Такой же, как и у меня. «Они им не ровня!» – веселясь, Динка передавала, как Чёрные Еггты лаялись. «Да ну! – сквозь зубы тётя цедила, – Их происхождение – такое же, как у моей. Она – наследница». Пыталась разобраться, почему Верховный никогда не вступала в брак, даже посмертный. И не могла понять. Любой из генералов признал бы себя отцом Дины, укажи на него мать. «Ты ещё девчонок из своего публичного дома в следующий раз приведи!» «Во-первых, выражения выбирай. Во-вторых – спасибо, идею подкинула. Приведу. Осенью! Если вернёмся...» Комендант Замка на эту кампанию говорит медленно и коряво. Раньше думала, генерал очень глупый, потом Дина разъяснила. Старый соратник Фьюкроста чуть ли не с разбойничьих времён может выражаться очень образно и цветисто, вот только такими словами, какие благородным девочкам знать не полагается. «Но ты же эти слова знаешь. – Мне можно, я не благородная. – А кто же ты? – Я принцесса незаконнорождённых! – довольна так, словно сама это придумала. Много слышит всего, проходящего мимо моих ушей. Генерал пришёл ко мне как к старшему Еггт. Мне жутко стало от его слов. Дину хотели убить. Она не ранена. Сейчас в городе, распоряжается облавой. Ужасно удивилась, когда Дина сказала, совсем не испугалась. – Чего бояться? Сама дура, по сторонам не смотрела. Хорошо, Осень глазастой оказалась. Ловко пырнула, со спины да в сердце. Я бы лучше не смогла. В голове не укладывается. – Осень? Тётина любимица, умница, с кем ты меня познакомить хотела? – Ага. Не зря она маме нравиться. Вон как убивать умеет! – Тётя не за это её... – Не передумала с ней знакомится? Вернулись. Не сразу узнала - не все. * * * Как мама уехала, охрана в нашей части Замка сменилась. На внутренних постах – только женщины из Змей и охранных сотен. За внешние посты, когда Дины в Замке нет, я хожу редко. Динка сразу заметила женщин на постах. – Казначей опасается, могут товар подпортить со временем. Или ты уже, – и смотрит хитро, – уже познала, что полагается... Если, что, учти, с девочками тоже можно. Совсем невтерпёж, и привести могу... Хоть мальчика, хоть девочку. – С вашей части замка? – Я же говорила, там таких нет. Но где есть, хорошо знаю. Меньше слушай, что про нас говорят. Особенно, то что служанки, хватает старших–младших сестриц тех, кому повезло к ма попасть. Ведь если одна в шелках ходит, а другая за свиньями ухаживает – тут тебе все оттенки ненависти самыми пышными цветами зацветут. Есть ведь некто, настоящее положение дел знающая, но распространению клеветнических слухов не препятствующая. – Она не станет за болтовнёй служанок следить. – Следить и не надо, одной при всех достаточно по губам дать, чтобы думала, о чём говорить. – Она такого делать не станет. – Так из жалования могла вычесть, объяснив за что. Можешь не говорить, по ушам она ездить любит. Только, чаще всего не по тем, что надо. Не обсуждаю маму ни с кем, тем более, в таком тоне. Но это Динка, самый дерзкий из известных мне людей. Эта дерзость на всё распространяется. – Кой-кому я бы совсем язык выдрала, – так сказано, сразу понятно выдрать на самом деле, может. Ещё раз глянув, продолжает с усмешкой, – Да не смотри так, я не мужчина, взгляды такие не действуют. Права у меня нет, языки резать, да и даже по старым законам, что отменить забыли, языки только фальшивомонетчикам резали. Перед тем, как металлом глотку залить. Яграна спросила, что-же в «змеятнике» происходит, раз мама так злится. – Да школа там. Просто такая, как только тёте нравится. Их учат тому же, что тебя. Мама больше всего боится, я захочу на ком-то из них жениться. А то и не на одной. Если она считает, я переспал уже с третью, как минимум. Да не смотри на меня так, враньё всё это. Враньё, или нет – по нему всё равно не проверишь. Как-то про старые брачные обычаи великих домов читать приходилось. Когда слухи доходить стали, будто меня ко Двору отправить хотят. Обычаи мне крайне не понравились. Правила Двора по доступу к женщинам разных рангов, понравились ещё меньше. Там умельцы вроде тёти, умеющие самые разные порванные места зашивать большим бы спросом пользовались. Слухи и до Дины дошли, при следующей встрече сказала. – Брачный возраст вещь такая... Все воспользоваться хотят, зачастую не спрашивая той, у кого наступил. Ну так вот, знай сама, и служанкам скажи, хотя они и так разнесут. Захотят замуж выдать, не спросив – сразу к Верховному беги. Любые договора разорвёт, или брак расторгнет, если совсем уж далеко зашло. На происхождение невесты смотреть не будет, а жениху так и совсем всё под корень оторвёт, так что от него никто вообще не произойдёт. Тётя, кстати, была там, когда Верховный это говорила. Мама грустит о нравах времен Архипелага. Благородных манерах, покрое платья, когда даже думать неприличным считалось, будто у благородной госпожи под платьем могут быть ноги. Какое тогда было всё воздушно-изнеженное, изящные стихи, исчезнувшие весенние цветы. Что в гравюрах старых замков находят? Большинство никто и никогда не увидит. Те же, что можно осмотреть, совсем не как на картинках выглядят. Да и жить в них, несмотря на красоту стен и башен вовсе неудобно было. Вода из труб не текла, для всех нужд изволь на себе таскать. Горячую надо было в котлах греть. Побережье – не острова на вулканах, горячих источников из поэм прошлого почти нет. Если планы смотреть, наш Замок по площади больше любого старинного в несколько раз. Сейчас не то, благородная госпожа сама в штанах ходит, и никому запретить не может, включая дочерей собственных. Кажется, только тем довольна, я к клевцу казначей не примеряюсь. Во всех смыслах слова. Падение нравов – любимая тема для разговоров её гостей. Многие тонко намекают, причина нравов падения – тётя, а с недавних пор ещё и Дина. Вот только Верховный так глянуть или ухмыльнуться может – белее пудры становятся, поняв, всё-то ей известно о чём за спиной шепчутся. Сытая змея не кусается, вот только не знает никто, голодна она в данный момент, или нет. Дина дурным влиянием откровенно гордится. Говорит, с хорошо воспитанными от скуки помрёшь. – Со мной тоже? – А ты не воспитанная, в смысле, не притворяешься. Ты такая, как есть и ничьему влиянию не поддаёшься. Поступаешь и говоришь правильно не потому, что так научили, а просто ты такая сама и есть. * * * - Видел, кто у неё теперь почти всё время сидит? Эта серокосая! - Э-э-э… Доспехи или герб какие, а то они мне все на одно лицо. - Эта та, что Линк на пепелище подобрал несколько лет назад. Вообще, неизвестно чья дочь!!! - Э-э-э… Точно уж не моя. Я до двух считать умею. - Всё шутишь? О будущем не думаешь? - Чьём? - Думаешь, никто не замечает, кто её окружает? - Думаю, тебе сначала стоит объяснить, чем она хуже той длинной. Или это ещё одна Линки от неизвестной мне матери? - Да знать не знаю, кто у этой Осени мать и отец… - Та-а-ак, - отец просиял, - так это значит, та умница, что перерешала все те великие задачи из старых книг. Нам их в детстве подсовывали, внешне просто, решения нет. Посмеяться хотели. А она взяла и решения нашла? Зажимаю рот. Кто со стороны, точно бы решил, казначей сейчас за клевец схватится. Тут уже мне интересно стало. Математику я хорошо знаю. Эти задачи пыталась решить. И не смогла. Как и поколения до меня. Тут же получается, девочка неизвестного происхождения – математик первой величины. И чем она маме не нравится? – От меня-то чего хочешь? Сама знаешь, со своей точки зрения, всех этих девчонок она любит. Мне они совершенно не мешают... Да и мешали бы – я не самоубийца что бы как-то им вредить. – Она хочет с их помощью нашего сына подцепить! – Хм. А ты не боишься, что он уже подцеплен Динкой? Прямо, как в тобой любимых старых домах. Грохот клевца о стол. Гранёная часть глубоко засела. Я и не заметила, как мама оружие схватила. Отец даже не шевельнулся. – Прекрати! – А что? Между двоюродными браки не запрещены. Хотя, говорят, многие дома потому и выродились – таких браков много было. Но мы-то дом молодой. Кто другой бы решил, они ссорятся, но я-то знаю, нравится им иногда друг друга так поддевать. Бывает, и за клинки хватаются. Даже царапин никогда не было, но я всё равно, эти «танцы змей» смотреть не люблю. Дина показывала, как шуточный удар может стать смертельным. – У тебя очень красивые волосы, дорогая, но этот убор к ним совершенно не подходит. Навостряю уши. Сразу ясно, говорят о чём угодно, только не об украшениях. – Не подходит сейчас, но может подойти одному из наших детей. Или внуков. Такие дела быстро не делаются. Но и упускать столь удачно сложившийся момент – преступно. – Не все с тобой согласны. – И ты в том числе, – не вопрос, утверждение. – И я. Змея может умереть, пытаясь заглотить слишком большую дичь. Мы же ещё прошлый обед не переварили. – Это твоё последнее слово? – Да. Во всяком случае, до тех пор, пока церкви шею не свернём. * * * Не люблю свой День Рождения. Но в этом году с ним решили совместить празднование Победы. Полной и окончательной. Погибли все старые враги мамы. Выходим. Меня уже дожидаются. Чёрный плащ до пола с капюшоном, закрывающим лицо. За спиной ойкнули. Мне смешно. Дину узнаю в любом виде. – Ты к гостям не пойдёшь? Учти, я там быть обязана, так что поговорить не получится, а после я буду не в состоянии, так как виновница этого безобразия находиться должна пока последнего утомившегося гостя не проводят. Так что на языке мозоль будет, а ноги ходить откажутся. Хохот в ответ. Капюшон сброшен. Динка сияет. Причёска, хотя и простая, но допустимая и по всем правилам сделана, даже мама не придерётся. – Во завернула. Сказать хотела, тебе там быть, пока последнюю пьянь в блевотине пинком под зад не выкинут? – В твоей вежливости не сомневалась, – рада её видеть. В Замке без неё тихо, а тут как камнем в омут шарахнули. – От скуки с ума не сошла, пока меня не было? – Мелкая не дала. – Мне бы такую! – Тебя вдвойне я бы не пережила. – Ничего, ты крепче чем кажешься. Выразительно осматривает меня с головы до ног. – Слушай, а ты весишь не меньше ли своего платья? Отвечаю таким же взглядом. Под плащ ничего придворного покроя точно не спрячешь. Дина, ухмыльнувшись, развязывает и сбрасывает плащ. – Мамочки! В первый миг кажется, на ней ничего нет, кроме браслетов и ожерелий. Потом замечаю, всё-таки есть. Словно насмешка – «юбка казначея» из почти прозрачной ткани и такая безрукавка. Только на талии боевой пояс. Всё, чем Дина наделена, доступно для всеобщего обозрения. Соски накрашены, будто их плохо видно. Хотя, замечаю, я за телом слежу, стараясь улучшить имеющееся, Дина же скорее портит. Квадратики на животе почти мужские, да и мускулы рук и ног не слишком-то девичьи, к тому же, она сильно загорела. Загар меньший из недостатков, тётя и все Динины подруги тоже за белизной кожи не следят. – Ну как? Слов нет? – Излишне смело, я бы сказала. – У меня, если что, и для тебя такое есть, размеры помню. Да и, – кивает девушкам за спиной, – для вас тоже найдётся. Кажется, была попытка упасть в обморок. – Кстати, вы-то мне и нужны. Точнее, ты, Дана, как над причёсками главная. Пойдём–ка, пошепчемся. – Госпожа, запретите ей! – Запретить что? Волосы мне уложить? Так это твоя работа, а больше от тебя мне ничего и не надо. Хотя, это смотря как посмотреть... – в глазах блеск, губы языком обводит. – Я не такая. – А какая? Так! Похоже пора прекращать. Заносит Дину с её шуточками. – Я Дану с тобой отпущу, только если пообещаешь, ничего кроме укладки волос требовать от неё не будешь. – Слово Еггта. Уж и пошутить нельзя. Дана, пошли. Быстро управилась. Дана дело знает хорошо. Но в данном случае лучше бы знала похуже. Великолепие погублено безвозвратно. Сооружено нечто, соответствующее представлению Дины о прекрасном или ужасно скандальном, что в её глазах зачастую одно и тоже. Хотя, после платья это уже такие мелочи. Говорят, она смелая, но мне другое кажется: ей просто чувство страха неведомо. Что на самой высокой башне, что верхом на ряд вражеских копий, что вот в таком виде на главный приём года. Ей всё равно, кому вызов бросать. Дина! Имя похожее на боевой клич. Всё-таки хорошо, что я этот праздник не люблю. Если кому он будет испорчен, то уж не мне мне точно. Лучше уж я втихую над ними посмеюсь, если в лицо, как Дина, не могу. – Может, вместе выйдем? – хитренько одним глазом из под чёлки смотрит. – Не, дай мне немного в центре внимания побыть, а потом устраивай, что хочешь. Сама додумалась, или подсказал кто? Для неё все двери открыты. Другое дело, где самые красивые платья, Дина бывать не любит. По её словам, там просто не продохнуть от висящего в воздухе пред ней заискивания и просто непроходимой тупостью. Дина – воин, во всех смыслах горазда рубить с плеча. Я мнение об обитателях некоторых дворцов при себе придерживаю, мне с ними ещё долго жить, но про себя признаю – оценки Дины по-солдатски грубы, но зачастую, точны. Да что говорить! От семилетней сестры зачастую больше умного услышишь, чем от вроде бы взрослых. Хотя, могу допустить кое-кто этакую чудоковатую глупость сознательно разыгрывает. Из страха перед Верховным. Как-никак, дочь Чёрной Змеи несколько лет назад по сути дела заперла в своей столице многих известных сторонников Юга да и просто колеблющихся. Сейчас им всем стало просто жизненно необходимо всеми возможными способами расположить к себе Верховного и её ближайшее окружение. Я не знаю всех раскладов, но знаю, далеко не все из желавших меня, сестру да Дину на десять тысяч кусочков каждую живьём порезать, лишились голов. Кой у кого из них я вполне могла бывать в гостях. Что же, пищу на яды проверять умею, а напрямую на меня покушаться не станут. Пусть мной и восторгаются. Я показной любовью не обольщаюсь. Самый большой змеюшник совсем не там, где флаги с гремучником на башнях. Маска миленькой да глупенькой девочки тоже неплохая защита, не хуже знаменитой отцовской брони. Праздник не люблю, а вот подарки получать – люблю очень. Тем более, многое получаешь от по-настоящему искренних людей, тех, благодаря которым мы все сейчас живы. Стоимость некоторых вещей поражает воображение. Я всё-таки дочь Государственного казначея и деньги считать умею. Отец шутит, мои подарки уже на неприкосновенный запас казны тянут. Не спорю. Законы военного времени таковы – сколько бы денег не было, их всегда мало. И это притом, что разгромили не самого сильного противника. – Ты одна? – А кого ты ожидала увидеть? Сразу скажу, слухи о моих связях и беременности сильно преувеличены. Дина себе верна. Я так понимаю, желающих навязать ей своё общество, будет предостаточно. – Кого-нибудь из воспитанниц Верховного. – Тут очень уж узкий круг собрался. Да и маме они... Не очень. Но в городе и на другие праздники они ездить будут. Ма решила, а я не спорила. Самую выдающуюся во всех смыслах, хотели взять, но она совершенно в неподобающем состоянии сидит и киснет. – Это высокая такая? Несколько раз её с Верховным видела. Что с ней? – Эрия. Сидит сейчас, скорее всего, пьянствует, да с перебитой ногой обнимается. Ма звала, да ей с костылём ходить не хочется. – Верховному отказывать... – Ага, сильно смело, или сильно глупо. Исходя из того, что я видела, где и как ей ногу попортили, да и вообще, поводов сомневаться в её смелости у меня нет. Что-то тут не так. С ней после возвращения виделась мало, разговаривала ещё реже. Она обычно рассказывает, что у кого из её подруг произошло. Событий должно было быть много, начиная от гибели двоих, а тут речь только об одной, мне почти неизвестной. В общем-то, два и два сложить я вполне в состоянии. – Знаешь, Дин, я уже большая девочка, и в сказки не верю. Тем более, тётю я тоже неплохо знаю. Она, хоть и Верховный, проказничать любит не меньше сестрёныша. – Ты о чём? – глазки выразительные, никто не знает, когда искренне удивлена, а когда мастерски притворяется. – О том. Я не ты, портнихи у меня куда чаще бывают. И они говорили – сейчас у них очень много работы. С одной стороны недовольны – даже ночами работать приходится, с другой – оплата очень хорошая. Шьют парадные и выходные платья. Угадай, на кого? – Не я им жалованье плачу. Какое мне дело? – Да такое вот. Почему-то я уверена, единственная, кого сегодня у меня на празднике не будет – это как раз Эрия. Вы же все будете, не зря же Верховный заявила, что с её стороны несколько десятков человек гостей будет. Теперь-то понятно, кто это должен быть. Ведь всех высокородных и высокоранговых мама приглашает и так. И всех позвать – тётина мысль, а не твоя. – Угадала, я только с Линки хотела прийти, они даже платья, как у меня заказали, но идти в них побоялись. Сказали «Это тебе всё можно, а не нам». Ещё кое-кому предлагала, но все отказались, хотя, там право же, есть на что посмотреть. Им, дурочкам, покрасоваться хочется. Принцессами себя почувствовать. – Я этого так начувствовалась – не лезет уже временами. – Остренького чего хочешь? Так могу прямо сейчас устроить. У тебя и младшей Линки они размеры. Везде, – Так выразительно мне на грудь уставилась, что захотелось закрыться, – я запомнила и ещё одно такое заказала. Померить хочешь? Показываю ей кулак. – Тебя одной на сегодня вполне достаточно. Пусть остальные празднуют, если я не люблю, а ты не умеешь. – У них тоже может не получиться. – Это почему? – Понимаешь, одновременное появление большого количества молодого, пусть не всегда нежного, – выразительно напрягает мускулы, – но потрясающе свежего, мяса, неизбежно приведёт к повышенному слюноотделению у доброй половины гостей без различия возраста. – Такие празднования проводят и для налаживания знакомств. В том числе, и в этой области. Тем более, вы там все будете без сопровождения старших родственников. – Нет, почему же. Сопровождающая будет. Одна на всех, причём такая, с кем ссориться никто не захочет. – У Верховного не десять глаз. – Зато, руки очень длинные. Она сказала, из всех гостей не из Ставки именно у нас больше всего прав здесь находиться. Тут ведь очень много тех, кто для Победы не сделал ничего, а то и вредил втихаря. Пусть только попробуют косо глянуть, или что-то сказать тем, кто эту Победу обеспечил. И... Я ведь помню, что у двоих подобного праздника уже никогда не будет. Только через пару дней нашлось время, чтобы Дану спросить. - Чем тебя Дина так напугала? - Она убивает. - Она вообще-то, воин. - Вернувшиеся говорят, она очень нехорошо убивает. Ей нравится смотреть, как мучаются, нравится мучать самой. Весна 279 г. Сестрёныш довольна – наконец-то она не самая младшая. Пусть Линки она пока хорошо если носом до пояса достаёт. Но всё равно – старшая. Сами Линки забавляются, играя с ней. Дурачатся так – ох не зря их младшими сделали, пусть Динни моя ровесница. На прощанье серьёзно сказала мне. – Не смотри так, может, мы последний раз в жизни с ребёнком играли. Непривычно всё это. Над башней Верховного мой змеиный стяг. Могу отдавать по крепости любые распоряжения. Печать коменданта у меня. Стража стоит на прежних местах. Вот только теперь почти все самого старшего, третьего возраста. Служанки все не веселы у каждой брат, жених или муж молодой ушли. Тетя непобедима. Но боёв без потерь не бывает. «Змейки» остались только самые маленькие, я их не знаю никого. Вот младшей у них очень интересно. Рада, что есть с кем поболтать и поиграть. Любит в центре внимания быть. Все-то её нахваливают. Она, хоть и умненькая для своего возраста, не понимает, дело не столько в ней, сколько в том, чья она дочка. Хотя, маме «змейки» не нравятся не глупостью, а как раз тем что умные слишком. Что потом будет – потом и будем разбираться. Отправилась в «змеятник». Становится не по себе. Остались только младшие. Никого из сколь-нибудь знакомых нет. Гоняются друг за другом, играют. Сестрёныш ненамного младше их. На большинство сооружений мне бы в детстве влезать не позволили. По канату лазать не разрешали. Тут же канаты такой длины – смотреть страшно. Неужели они туда забираются. Угу. Накаркала. Самая маленькая ловко-ловко лезет вверх. На перекладину усаживается и мне машет. Улыбаюсь и машу в ответ. От меня не убудет, а ей приятно. Я ведь вежливой умею даже с врагами быть. Но тут нет врагов. Тут только дети, старающиеся выглядеть старше, чем есть. Младшую сюда возьму в следующий раз. Пусть говорят, что хотят, но они Дину напоминают прямотой, храбростью, честностью, пусть и не все стремятся красиво говорить и все в штанах ходят. Самая старшая из оставшихся художница. Талантливая. Единственная из них не державшая оружия в руках. Если бы не тётя – умерла бы несколько лет назад. Родители её любили, лечили в общем-то, правильно, но те лекари не обладали знаниями тёти. Ей понравились рисунки. Предложила родителям забрать девочку в Замок. «Дайте ей умереть спокойно!» – сказал отец. «Здесь она умрёт. У меня в Замке – нет». Так и оказалось. Но всё равно, девочка болеет часто и выглядит младше своих лет. Её рисунки видела у мамы, она довольно долго не знала, что автор в Замке живёт. Сколько помню, Чёрная Змея постоянно что-то в Замке достраивала и улучшала, то внешний обвод стен с низкими пятиугольными башнями, то новые пушки ставила, то фонари в переходах. Росла ввысь и шири главная башня, сама уже с небольшую крепость. Рядом, почти сливаясь с ней, похожая башня пониже и пошире. Там живут тётя и Дина, когда они в Замке. Эти башни все так и зовут –«Мать и дочь». Все остальные башни имеют только номера, хотя в других крепостях встречаются и с названиями. Последнее улучшение башни – на одном из верхних ярусов установлено крылатое устройство, называемое «мельницей», но к помолке муки не имеющее отношения, а служащее для передачи сигналов на большие расстояния. Не думала тогда, насколько эта мельница станет мне нужна. Если в Замке появляется что-то непонятное, в большинстве случаев можно не сомневаться – Чёрной Змеи или тёти работа. Вот хотя бы это устройство с крыльями вроде мельничных на башне. Зачем – маму не спросишь, не любит о работах сестры говорить. Ей не нравится малейший мой интерес к военным машинам. Отец моей наблюдательности поражается, но тоже почти ничего не говорит, причём не разберёшь, по договорённости с матерью, или сам не знает. К самой тёте идти боязно, но если удаётся о чём-то спросить, ответит всегда. Хотя, её-то тоже лучше не спрашивать. Ибо ответ будет содержать огромное количество плохо и вовсе непонятных слов. Сама себя полной дурой ощущать будешь, притом, как раз тётя меня называла самым умным ребёнком. Как-то не хочется красивенькой дурочкой выглядеть в её глазах. Правда, есть ещё Дина, она-то объяснить может многое. Если только знает сама, многие материнские разработки её не волнуют. Про «мельницу» она знает. Служит для быстрой передачи сообщений на большие расстояния. Через несколько часов известно о происходящем на Линии. Сама сигналы ещё не выучив, принесла их список в личной типографии Верховного отпечатанный. Велела держать там, где никто не найдёт. Вместе с ней поднялись на башню. Сигнальщики показали две соседние мельницы. Назвали до них расстояние. Я так далеко от Замка и не уезжала никогда. Сеть мельниц тянется на многие переходы. От тундростепей дальнего севера, до влажных лесов юга. Вернее, должна тянуться, на юге только с прошлого года стало возможно строить. Вот и пригодились, знания эти. Стою и читаю взмахи крыльев. Никого из них в Замке не было. Слышали от служивших раньше. То же и с ездившими на север. Дина заподозрила, родилась совсем не там, где говорят. Её подозрения не стоит оставлять без внимания. – Всё равно, тебе заняться нечем. Вот и посмотри «Записи посещений» за те года. Они в двух местах должным быть – замковые и походные. – На нижних ярусах «матери»? – Да. Ма тогда своих «Записей» ещё не вела. Заодно, и их посмотри для проверки достоверности. – Не поняла. – Ты же у неё бываешь иногда. Значит, должна быть записана. - Меня, или тебя туда вообще пустят? - Ха-ха! Всё предусмотрено. Мы уезжаем. Кто из Еггтов остаётся в Замке главным? Правильно – ты! Дурных нет, чтобы не пускать Еггта смотреть записи Еггтов. Так и оказалось. Даже время проставлено, когда я или кто другой приходил и уходил. Записи разложены по годам. Начала с месяца рождения Дины. Начала и почти сразу закончила. В последнюю десятку месяца тётя бывала у Чёрной Змеи почти каждый день. Во вторую – ни разу. Трижды – в первую. В предыдущие месяцы тётя тоже нечасто покидала Замок. С Севера тётя вернулась за год до рождения дочери. Предположив, вряд ли отец Дины по рангу сильно отличался от её матери и наверняка, бывал у Змеи, стала смотреть других посетителей. Многие знакомы, про остальных легко выяснила кто такие. Чёрная Змея дорожила людьми, заслужившими её доверие. За старыми пергаменами следит человек, когда-то писавший их. Сейчас ему скучно и он охотно рассказывал о прошлом. Хм. У него нашивки за тридцать лет службы. Редкость, особенно рядом с Чёрной Змеёй. Он подтвердил – да Дина родилась в Замке. Но зачем тогда понадобилось врать про Север? Ведь с Дины станется туда съездить и всё разнюхать. Из нашего поколения у неё всегда был высший статус и это несмотря на возраст и странные обстоятельства рождения. Дина рассказывала про всех. Одно плохо – основное внимание тем, кто одного с ней возраста. Отношение к младшим – вроде как к живым и хрупким игрушкам. Личностей в них пока не видит. Да и сестрёныша воспринимает так же. Так что, кроме имён я мало что знаю. Было почти смешно, когда меня приветствовали как наследницу. Я сама к смене статуса до сих пор не привыкла. Но все видят мой флаг на башне. Думаю, будь у меня и Дины одни родители, вряд ли бы мы ладили. Я маму злить не люблю, а Дина временами умудряется доводить даже всё ей разрешающую, свою. Точно бы соперничали за материнскую любовь. Я знаю про многие каверзы Дины и не хотелось бы становиться жертвой даже самых безобидных из них. Она словно выпала из жизни на несколько лет. Те, кому было поручено избавиться от тела мамы нарвались на Чёрную Змею. Вместе с этим самым телом. Время, что могло уйти на поиски, и погубить младших детей Змеи, было истрачено на атаку. Лето-осень 279 г. Небо расцвечивают фейерверки. Бьют с внешнего обода, с внутреннего, со стен, с городских укреплений, даже из некоторых особняков. Отсюда слышно, как народ гуляет. У нас тихо, знаю вино выдадут. А так... Мы – крепость. Вместе с офицером связи, пришла к коменданту. Впервые на моей памяти чему-то удивился. Хромая, сам полез на башню, запрашивать подтверждения. Тоже впервые. Командир Змей был уже там и занимался тем же самым. Хорошо, сестрёныш ничего пока не знает, а то башня могла бы и обвалиться. Знает, по взмахам крыльев я узнаю, как дела у мамы, и дуется, не учу её эти знаки различать. Ага. Не учу и не буду. И так вопросов слишком много. Моей власти достаточно, чтобы и всем в Замке, кто знает сигналы, запретить учить сестрёныша им, какие бы умильные глазки не делала. Можно подумать, я забыла, как миленькую малышку могла из себя разыгрывать Дина. Это только я могу только самой собой быть. Знаю, мир огромен, но я никогда не бывала дальше внешнего обвода городских стен. Огромного города, что ненамного старше меня. Но я уже не ребёнок, а город ещё младенец. Вот насчёт Замка не знаю, у крепостей другие обстоятельства рождения и сроки жизни, нежели у городов. Как-то жутковато ехать по лесной дороге. – Не беспокойтесь, принцесса, – небрежно бросает командир охранной сотни, – тут вместе с нами вспомогательные шли. После них – на переход от дороги в каждую сторону никакой двуногой живности теперь нет. – Тут теперь везде такие пепелища? – Нет. К северу вообще земли нормальные. Там нас кое-где цветами встречали. – А здесь? – Тут из родовой области императора запада переселенцы жили. Местные у них – вроде скотины рабочей. Полыхнуло отсюда до столицы едва первые части на этот берег переправились. То, что вы видели – это вообще не мы. Зачастую приходили уже к головешкам. - Вам необходимо переодеться. Придворное платье или доспехи. Вас встречает равный по титулу младший. Ох уж эти дворцовые церемонии! Полжизни им учили. Среди ночи разбуди – с лёгкостью назову, кого и как приветствовать следует, или как на приветствия отвечать. Причём рангов там – раз в пять больше, чем званий в Армии. Да и платья эти – самый неудобный покрой из всех виденных. То же и с доспехами – может, и красиво, но сделано – чтобы любое оружие было совсем сложно достать, и толком ни замахнуться, ни ударить. Дело не в весе. Современный полный доспех, держащий даже пули, куда как тяжелее, а Дина, да и почти любая её подруга может в нём хоть на руках ходить, хоть «солнце» на перекладине крутить. Она же и разъяснила, почему придворные убранства такие. Ко двору сплошь и рядом смертельные враги съезжаются. Вот и придуман такой покрой, что нормально не шагнёшь. Не хватало ещё, чтобы в дворцовых переходах сводили старые счёты. Правда, и так умудряются, но без этих убранств, смертей при дворе самое малое, по мнению Дины, было бы больше раз в сто. Правда, по её же словам, по другим причинам смерти при дворе вовсе не редки. Это такие намёки, что выгодно не понимать, если хочешь крепко спать. Мама сама Дину учила в ядах разбираться. Тётя убедила и другим показать и объяснить. Сама-то она знает, только не обо всём умеет хорошо рассказывать. Я при дворе одну вещь подметила. У мамы и тёти все дни лак на ногтях был одного оттенка. Допустимого. Да, в дворцовых правилах и это отмечено. Вот только ни до, ни после крашенных накладных ногтей у тёти я не видела, да и мама другие оттенки предпочитает. Не охота мне знать, из чего они тот лак делали, притом, вместе. И ещё меньше знать хочется, кого хотели убить или успешно убили. Во всём надо искать хорошее. Раз одевают во всё это – значит, дорога на самом деле идёт к концу и полностью безопасна, ибо в таком никто в здравом уме даже поблизости от Дворца перемещаться не рискнёт. Понимаю, почему при визите ко двору оруженосцы обязательны – без них на коня не сядешь, и не слезешь. Линки помогают спешиться. С полным соблюдением этикета приветствует меня. Так же отвечаю, благо я спешиваться не обязана. Не знала, что она тоже полжизни эти церемонии учила. Кажется до невозможности серьёзной, что ей идёт как мне прожжённый тётин поддоспешник. Хотя смешинки в уголках глаз всё-таки замечаю. Хорошо знакомые квадратные кварталы. Улицы прокладывают, не разбирая, что тут раньше. Улицу, где мы едем пробили, снеся угол какого-то здания с закопчёнными стенами и обвалившейся крышей. – Тут принцесса Дина шла? – Нет, её колонна с севера действовала. Левее сама Верховный была, а здесь колонна генерала Ертгард Осень прошла. – Не могу вспомнить. – С вами одного возраста. В Замке у Верховного часто бывала. Молчаливая такая с серыми волосами. – Вспомнила. Не знала, что её повысили. Уже сказали, если встречу тётю, мать или отца во дворце или городе, полагается приветствовать с соблюдением всех титулов. Но тут тётя к себе позвала, и я знаю, разговаривать можно без чинов. Малый кабинет уже успели переделать в островном стиле, маты на полу и раздвижные стены вдоль стен. Потом там обосновалась Верховный и обстановка дополнилась грудой книг по углам, все в этом походе захваченные. Сама между двух стоек с сидящими доспехами. Чёрный и красный, с одинаковыми золотыми звёздами на шлемах, оба боевые. Нога вперёд торчит, палка рядом лежит. Не передавали про ранение... – Здорово, дочка наместника! Как добралась? – Исходя из того, что сравнивать достоинства путешествия мне не с чем, и то, что я нахожусь там, куда следовало явиться, то неплохо. Ржёт. – Ты что, с Осенью подружиться успела? Она так же занудствует. – Нет. Хотя я нахожу её безусловно интересной юной госпожой достойного дома. – Хм. Сестрёнкина школа. Не заметишь, а уже вежливо облит грязью с головы до ног. Тут уже я соображаю, где сглупила. Упоминание достойного дома – речевой оборот, признак высокой речи. И оскорбление дочери неизвестных родителей, круглой сироты Осени. – Я допустила ошибку, неподобающим образом отозвавшись об армейском офицере, по праву носящей свой титул. Небрежно рукой машет. – Ладно, принято. Верю, ты колючки не вставляешь ради желания колоться, не разбирая, а надо ли было. С братом не виделась? Что-то во взгляде хитрое-прехитрое, по Дине знакомое. - Маленькая как? – С дороги устала, но осмотревшись, сказала тут лучше, чем дома. * * * Обломки прежней жизни тут на каждом шагу, хотя и вычищаются старательно. Много на каких домах видела незакрашенные следы от отодранных крестов и свастик – генерал Рэндэрд подсказал, крест с загнутыми концами называется именно так, и любого с таким крестом он убьет там, где увидит. По домам, без разницы, жилым или нет меня Дина водила. Я не люблю верхом ездить. - Так не пойдёт. Поедешь и всё. - Зачем, если мне не нравится? - У них так принято – раз верхом – значит благородный. - Здесь, вроде, теперь наши законы действуют. - Сейчас здесь по-настоящему не действуют никакие. Живут по дикому смешению старого и нового. Причём то и дело глаза закрывают то на одно, то на другое. А мне вообще на их законы плевать… Ладно, так пойдём, коней охрана в поводу поведёт. Будем считать, ты в седле засиделась и решила ноги размять. - Вообще-то, это правда. Действительно, засиделась. - Клинок при себе – замечательно. С длинными тут до недавнего времени только их благородия ходили. А женщинам вообще никакие не положены. Про всё, за что глаз зацепиться, может рассказать. Словно охотник, тушей убитого зверя, хвастается. Изнутри над входом везде – след от креста. Даже, не везде закрашенный. Дурачится, не угрожает, но вижу, боятся её по-настоящему. Никогда её по прозвищу, уже и документах появляющемуся – «Маленькое Чудовище» не называла. Но все уцелевшие жители города только под этим именем Дину и знают. - Тебя не знают, но уже бояться. - За что? Я же им ничего не сделала. - По их вере, один из главных демонов похож на женщину высокого роста. И слеп. Маску носит. Дальше продолжать? Дети, играющие на улицах, мало чем отличаются от знакомых по замку. Вот только почти у всех девочек головы платками повязаны. Вроде не холодно, и дождя нет, я волосы только от непогоды прячу. - Зачем им это? - Ха! Женщина – сосуд греха, всё, что может вызывать соблазн, должно быть прикрыто. - У пятилетней девочки? Ржёт. - У монахов всяких соблазнительными считались как раз мальчики. Если совсем серьёзно, то у мужчин, сознательно отказавшимися от общения с женщинами, мозги нормально работать уже не могут, и чем дальше, тем сильнее. Меня бы так сразу сожгли, да и тебя, кстати, тоже как ведьм. - За что? - А мы обе – в штанах. Только ведьмы в мужской одежде ходят. - Знаешь, мне странным кажется, сколько детей и женщин на улицах. Мне казалось, во взятом городе они должны сидеть в самых дальних погребах. - Ну, допустим, город не вчера взяли. Сначала так и было, потом они уяснили, в том смысле, каком они боялись, нам на их детей попросту наплевать. Что до женщин – присмотрись, большинство старые и страшные. Молодые либо прячутся, либо как можно хуже стараются одеваться. Морды сажей мажут. Ну, солдаты у нас в этом вопросе не гордые, если надо, отмоют и морду, и всё остальное. - Что они думали, мы с их детьми делать будем? - Жрать, да в жертву приносить. Ма, по их мнению, только новорождёнными младенцами и питается, твоя – ванны из крови маленьких девочек принимает, для белизны и здоровья, кожи. Ну, а мы ужас какие страшные – детей на копья не насаживаем, из пушек ими не стреляем, даже, вот гады какие, никого в дальнюю степь не продаём. Нам переписка досталась – рассуждали, почём младших сестёр моих подруг продавать, и можно ли ребёнка с матерью разлучать. Сучки кобелям писали, будто линия прорвана уже, и все наши города взяты, побольше молоденьких служаночек им привезти. Мрази! Ну, ничего, мы теперь на их детках отыграемся. Улыбается жутко, видны кончики клыков. - Дина! Ты чего? - Ни-че-го! – чеканит слоги, - Ни-че-го они не поняли, да и ты, заодно. Теперь мы будем учить их детей. И вырастим их такими, что они думать будут, как мы, зверино ненавидя всё то, что было дорого их родителям. У ма будешь, спроси, сколько школ тут должно быть. Подсказываю, из расчёта на количество учеников столько же, сколько в нашей столице. - Они не отдадут нам своих детей. - Отдадут. Ибо иначе им их нечем будет кормить. Горожанин еду не растит. А цены теперь диктуем мы. - Что это за здание? Совсем, как у нас в приморских городах. - Собезьянничали. Их вера – у нас родилась. Всё, что есть у них сколько-нибудь годного – нашего происхождения. Все словечки, касающиеся каменного строительства – наши. А всё равно, строят они плохо, любого архитектора спроси. Ну, а это здание – церковь. - Какая же это церковь, если над входом, да и на дверях наша звезда нарисована? - Рэдд додумался. Сказал, сторожить эта звезда будет лучше, чем все охранные сотни вместе. Это же демонический знак, церковь осквернена, требуется очищение и повторное освящение. А попов живых – нету. Совсем. Значит, верующий к такому храму близко не подойдёт. Внутри можно держать что угодно. Вот и держим. Сейчас это армейский склад номер… номер… - начинает рыться в сумке. - Вон же часовой стоит. Ты представитель Верховного, подойдём да спросим. - Не, сама вспомнить хочу, - вытаскивает толстый шнур с привязанными к нему тоненькими веревочками с узелками самых разных цветов и оттенков. Перебирая узелки пальцами, что-то шепчет, - Ага. Номер тридцать дробь два. Хранится две тысячи сто тюков ткани местной выработки, получено в знак покорности от трёх местных землевладельцев. Четыреста тюков нашей ткани из прошлогодних поставок. Двадцать ящиков гвоздей номер три… Ты на что так уставилась? - Ты владеешь бодронским счётом? - Вообще-то, это не столько счёт, сколько письмо. Знаешь, сколько тут всего записано? Заметь, даже если кто сопрёт, всё равно ничего не прочтёт. Ты же вот это читать не умеешь? - Нет. Да и зачем? Бодроны же уже почти все на наш язык перешли. На своём только глубокие старики говорят. - Да вот. Материнская привычка знания сохранять, даже не слишком нужные. Рэдд, наш главный бодрон, на родном вроде бы языке только ругаться умеет. А даже самое простое сообщение завязать не может. Я вот могу, в голове держать всё не получается, а пергамен не в те руки попасть может. Я знаю, что-то вроде иероглифики у бодронов было, но хозяйственные дела они вели в основном с помощью шнуров с узелками, умудряясь хранить множество сведений о сборе дани и содержимом складов по всей немаленькой империи. В Замке есть несколько шнуров. К каждому подвязаны сотни, а то и тысячи других. Знаю, материал, цвет, расположение и вид шнура имеют значение. Когда-то это было важным. Из известных мне людей, читать узлы умела Чёрная Змея, умеет Верховный. Дина, оказывается, тоже может. И всё. Древнее знание умрёт, Чёрная Змея могла научить дочь, но я не знаю, у кого научилась она сама. Но мне не приходилось видеть записей, где разобраны значения узлов. - Тебя мама читать это научила? - Ага. Твоя. - Что «моя»? У нас я всего две похожих вещи видела. - Знаю. Лежат у боковых стен в её библиотеке. Только вот когда… - проводит рукой по глазам, - ей пришлось всё на слух воспринимать. Азбуки для слепых тогда ещё не было, для неё и создали. Вот бодронскому её и научили. Они довольно мудрые люди были. Расположение узла имеет значение на вид, но такое же значение и на ощупь, чтобы в полной темноте читать. Слепые лучше зрячих различают на ощупь разные материалы. Она письма этими узелками писала. - Я не знала. - Ты тайнопись знаешь? - Армейскую? Нет. Знаю придворную. - Сама знаешь, вспоминать про ранение не любит. Вот тебя и учили узлы разбирать. Это ведь боевое умение. Потому мне и показывала. - Ты мне не говорила. - Она просила. А ты знаешь, казначей умеет быть убедительной. - Думала, у неё от меня секретов нет. - Ты же большая девочка. У неё и от Верховного секреты есть. Она рассказывала, для неё со всей страны свозили сохранившиеся кипу – это Рэндэрд только недавно так придумал их называть, ибо об бодронское слово можно сломать язык. - Это же хозяйственные записи. - Большая часть – да. Но вообще-то, таким способом можно записать всё что угодно. Хоть наш с тобой разговор. - Покажи. - Ты же всё равно не прочтёшь. - Научишь. - Если время будет… Так, свободные нити ещё остались. Значит, тут завязываем разделитель. Теперь – дату, без неё начал новой записи не отличишь. Кстати, я на одном приёме повязала кипу как пояс, а узлами было сказано, что я о собравшихся, в первую очередь женщинах, думаю. - И что? - Судя по рожам, из этих дур ни одна ничего не поняла. Правда, у парочки мужья чем-то были сильно недовольны. Неспроста новая разбивка на кварталы такова, что все уцелевшие при штурме соборы и церкви попадают на перекрёстки или площади и подлежат сносу. Ломают преимущественно местные, из тех, кто ранее к этому собору приписан был. Дина сказала, их не к работам надо привлекать, а внутрь загнать и взорвать, благо пороха осталось – девать некуда. Не очень охота осуждать. Она с ними воевала, не я. Противники в разное время – кто кожу заживо с меня содрать хотел, кто заживо сварить, эти же, самое меньше, сжечь собирались. Сестрёныша тоже. Дина даже клетку показывала, где одну из нас перед казнью держать собирались. Жуткие шипы наружу и внутрь. Толком не повернёшься. Вот гады, шипы даже посеребренные, чтобы отродье демона сильнее мучилось. – Тут не серебро, а дерьмо обычное нужно. Чтобы заражение в рану занести. – Хм. Они явно не знали, я серебро люблю больше золота, ношу всё время и оно для меня безвредно? – Ну, это как посмотреть... Ожерельем или цепочкой я вполне задушить смогу. Пару попов цепями их нагрудными крестов и придушила. У них это грязная смерть, вроде бы какой-то предатель бога на суку повесился. Самоубийство они тоже не одобряют. – Хотела бы знать, что они вообще одобряют? – Когда за веру в мучениях умирают. Вроде, как мной придушенные. Почти все истории с Архипелага происходят. Была там одна свихнувшаяся. В храм старых богов прибежала, и стала статуи бить. Собравшиеся не поняли и прибили её саму. Священномученицей стала. – Статуи-то ей чем помешали? Скульпторы на Архипелаге хорошие были. – Угу. И богов изображали вроде как такими, как люди должны быть. Мы все ржём. Статуя, что в общей бане стоит – совсем как рыжая Кэрдин по всем измерениям. – Кажется понимаю, их статуи да картины в основном изображают, какими люди быть не должны. – Вроде того. Ты про голубей что сказать можешь? – А что говорить? Довольно противная птичка, способная только портить посевы да гадить. Порядком драчливая, хотя и съедобная. – Символом чего может быть? – Помойки. – У них символ бога, чистоты, непорочности и всего возвышенного. Под потолком храмов раньше рисовали. – Хорош бог, раз его помойная птичка символизирует. Дина ржёт. - Браслет мой новый видала? – показывает на запястье сцепленный из массивных звеньев, обруч. Работа довольно грубая. Долго самого плохого ювелира искала? Каждое звено отличается от другого, общего только одно – украшены этими самыми крестами да свастиками. Камни в вершинах, да по центрам, хотя кое-где пустые гнёзда, и часть даже мне видно, не камни, а цветные стекляшки, - Что скажешь. - Думала, у тебя вкус получше. Ей опять смешно. - Не во вкусе тут дело. Когда-то меня, как и тебя, они хотели убить только за то, что мы дочери своих матерей. Теперь же, - вертит рукой с браслетом, - им есть, за что меня убивать. Это перстни – наградные «за ревностное господу служение». Самые упёртые в вере ими награждались. Бойцы да всякие на храм жертвователи. И никто не может быть награждён повторно. Женщинам такого не полагалось вообще. Убить перстнявого – вечное отлучение от церкви, это у них очень серьёзно, похлеще нашего объявления вне закона. Всегда на переговорах надеваю поверх одежды, так чтобы всем было видно. У меня тут, - сжав кулак, вытягивает руку, - с полсотни смертных приговоров от этого, чья голова заспиртованная лежит. И всё для меня одной. Ибо смерть, если в вещах чужой перстень найдут. У нас у каждой хоть по одному такому, да есть. Линки вообще серьги из них сделали. Служаночка местная и то у них один выпросила – пусть теперь бывшим господам будет за что её убить. Она их больше не боится. - Знаешь, какая сейчас главная сплетня в наместничестве? Пожимаю плечами. - Думаю, те же две, что и последние несколько лет. - Это какие? - За кого тётя или ты собираетесь замуж. Тётю, если не ошибаюсь, выдавали замуж за всех генералов и половину глав Великих домов. Тебя, соответственно, сватают за их старших сыновей. Меня, кстати, тоже. Если бы это произошло, в Замке бы уже знали – такие слухи распространяются быстрее, чем любая «мельница» передаёт. Дине снова весело. - Всё так и было. До недавних времён. Видно, ты с дороги, и не с кем не говорила толком. Это не мама или я собрались замуж выходить. Это твой брат собрался жениться. Стоит и наслаждается произведённым впечатлением. Ну, братец, даёт… На ком это его мама женила? Или он сам сообразил? - Я знаю невесту? Или это так… Связь без обязательств? - Случилось то, чего казначей опасалась больше всего. Ягран влюбился в одну из маминых воспитанниц. Причём, именно она не прикладывала никаких усилий, чтобы заполучить братца. Пьяны видать, были от крови и вина в ночь после штурма, вот и спелись. - Дин, ты главного так и не сказала – как её зовут? - Главная зануда из известных мне, после тебя, конечно, наша главная умница Угрюмая Осень. Этого я ждала меньше всего. Вообще не ждала, если уж совсем честной быть. - Не думаю, что это будет одобрено. - Так он и станет слушать. Тут уже я совершенно ничего не понимаю. - Что смотришь? Брата плохо знаешь? Колечко-то, змеиное, смотрю, носишь. Ну, так у неё теперь такое же есть. Видала бы, в каком виде Ертгард была, когда братец подарок сделал. - Кто-то их застукал в неподходящий момент? - Ну да. Пять сотен тяжёлых, из них три – драгун, да сводный отряд, все, кто остались, а осталось много. Сам прискакал нас выручать. Даже зарубил кого-то. - Вас? - Я там вообще-то, главной была, в сводном отряде. До сих пор не все синяки ещё сошли, а у неё их куда больше. Но ему Осень в любом виде хороша, хоть белая, хоть синяя. Я спросила, была ли она девочкой, он же меня очень далеко послал. Но это уже потом было. Она ещё вычислила, что в ставке крыса завелась, но была не уверена, и только «Соображения» Верховному отправила, когда уезжали. Проверили! Она хоть и зануда, но такая умничка! И целоваться совсем не умеет. Теперь окончательно поняла, почему у мамы от Дины всё время голова болит. - Ягран сказал про поцелуи? - Сама узнала, и не спрашивай, от кого. Столько серебренного оружия было, и всё на меня одну! Крыса та отродье демона хотела подловить – а результат – ни крысы, ни лучших из остававшихся у них бойцов теперь нет. Точно я на эту косу серую какой-нибудь алмаз покрупнее повешу, если Ягран меня не опередит. Ты теперь жди – скоро племяшка у нас с тобой будет. - Полнородная? - Сама подумай. Ни мама, ни я мнения об Осени не изменили. Она чуть ли не единственная из сверстниц в лагере, кто о нём не мечтала. Никаких шагов не предпринимала, чтобы заполучить. И вот как всё вышло. Такая любовь! Усмехаюсь. - Что не так? – смотрит с подозрением. - Так всё. Ты любить не умеешь, мне по титулу не положено. - Теперь знаешь чем казначею она не хороша? - Чем? - Кровожадностью. Говорит, женщинам, у кого на руках столько крови, нельзя позволять рожать и воспитывать детей. - Вроде бы, рожать и воспитывать – две разные вещи. Не всегда одним и тем же человеком делаются. Она, действительно много людей убила? - Вообще-то никого. - Как так? - А вот так. На войне не убивают людей, на войне, особенно, такой уничтожают врагов. С этим у неё всё хорошо. При штурме её колонна набила чуть ли не больше всех этих паршивцев. - При мне она ничего про убивавших женщин не говорила. Верховного задеть не хотела? - Это ты просто не слышала. О моём неправильном воспитании знаешь, сколько всего было сказано… - Дай-ка я закончу, - с усмешкой прерываю, - только вами обеими благополучно мимо ушей пропущено. Думаешь, не знаю её высказывания, как ей надоело быть единственным взрослым человеком в семье. - Угу. Есть какой-то старый закон, по которому человек становится независимым от родителей после рождения сына. - Ага, только ещё более старый закон есть, согласно которому полная независимость наступает только после рождения внука по линии сына, и на женщин вообще не распространяется. - Эти законы не применяются. - Но и не отменены. - Я по делу пришёл, - что-то в его тоне появилось… Не резкое, нет. Непривычно взрослое, - У тебя есть «Подорожная» Верховного? - Откуда она у меня? - При мне передавали – дать тебе все важные пергамены, что положены, как замещающему коменданта. - А, тот пакет, сказано было открывать только в случае крайней необходимости. Я так нераспечатанным сюда и привезла… Зачем тебе эта «подорожная». - Я уезжаю. - Куда? – глупый вопрос на самом деле, иначе я совсем брата не знаю. - За ней. Запечатано надёжно. Ножом не сразу вскроешь. Да и каждый пергамен упакован отдельно. - Ага, вот оно. У тебя «опись» должна быть. Читала хоть? - Нет. Охрана надёжная была, а будь по-другому – какие-то пергамены мне бы не помогли. - Смешная ты… Иногда. - Если я ничего не путаю, «подорожная» - вещь именная, а ты на меня не слишком-то похож. - Говорил же, ты смешная. Именные все – кроме этой. На ней только подпись и печать. Их только она сама выдаёт. Получившие… Скажем так, не всегда своими именами пользуются, вот и могут вписать какое угодно. Тут номер есть, и Дина сказала, что у Верховного записано, он выдан казначею с правом передачи. Так что на заставах сверяться не будут. Им подписи хватит. - Чьё имя впишешь? - Кстати, вовремя напомнила, чуть заполнить не забыл. У тебя походная чернильница вроде, всегда с собой? - На, держи. Дина явно с тобой заодно. - Ага. Говорит, мы вместе хорошо смотримся, и вполне может доверить жизнь и здоровье брата человеку, кто когда-то спас ей самой жизнь. Только мне кажется, это он думает, что сбегает. Скорее, мама и тётя уже ставки сделали, уедет он или нет, и я точно знаю, кто на что поставила.