Destroy

Тони любил разрушать. Без особой разницы что: корпорацию отца, собственную жизнь или тех, кто пытался его спасти. Пеппер была почти что ангелом во плоти: в ней было что-то от его матери, нечто от Джарвиса и самую малость от отца. Пеппер видела его насквозь, когда он отмалчивался от прямых вопросов, пинала под зад, чтобы он занялся компанией, и целовала так чувственно, что Старк забывал, где находится. Пеппер любила его и собирала по осколкам, склеивала объятиями и словами; Пеппер показала его лучшую сторону, но Старк отпнул эту сторону от себе подальше, как вшивую псину. Потому что верил, он не заслуживал такого; потому что мать Старка погибла, так и не узнав, что для него значила, потому что отец умер, а Тони так и не стал тем сыном, которого Говард хотел видеть — он оставался раздражающим семилетним ребенком, оставался бунтующим без меры шестнадцатилетним подростком, оставался двадцатилетним придурком-мечтателем, недостойным фамилии Старк. Потому что его идиотское отношение убило почти что тысячу человек, и Тони никогда не будет заслуживать того, что давала ему Пеппер. Ни завтраков по утрам, ни поцелуев, ни утешающих объятий и успокаивающих ночные кошмары слов «все в порядке, Тони». Пеппер держалась так долго, что Старк почти — даже ближе, чем «почти», — позволил себе ее полюбить. Но сейчас Пеппер, нет, теперь только мисс Поттс и никак иначе, закидывала в сумку вещи, а Старк сидел на кровати со стаканом виски. — Я так больше не могу, Тони, — она беспорядочно кидала вещи и говорила так, словно Старку было дело до всего происходящего. — Я очень старалась тебе помочь, и ты много для меня значишь, но ты просто отталкиваешь меня раз за разом. Тони сосредоточенно болтал стаканом в попытке заставить ледяные кубики двигаться по кругу. Через секунд пять у него стало получатся, но Поттс вдруг вскрикнула: — Ты меня даже не слушаешь! — и все испортила. — Ты ведь все равно уходишь, — Тони пожал плечами, — так зачем? Поттс запрокинула голову и часто-часто заморгала, плотно сжав губы. — Я ухожу от тебя, Старк, — она присела и начала застегивать сумку, — но не из компании. Тони промолчал. Кубики льда сбились с ритма и снова заставить их крутиться не получалось. — Скажи хотя бы, что тебе жаль, что тебе не все равно, — Поттс еле справилась с замком и подняла на него глаза, полные слез, — скажи, что ты, черт возьми, чувствуешь! Старк честно задумался. Что-то побаливало за реактором, но не так чтобы слишком. Да и не может же он просто сказать: «хэй, Пеп, мне, кажется, немного грустно, так что давай, прыгай в кровать, повеселимся, а потом все будет как раньше». Поэтому Тони просто пожал плечами: — Немного сожаления. Поттс покачала головой, встала и подняла сумку. Она посмотрела на него сверху вниз, все так же сжимая губы и быстро моргая. Тони видел, практически ощущал, как она отводит руку назад и отвешивает ему смачную пощечину, след от которой сойдет только дня через три. Но это была Поттс, и потому она только развернулась на каблуках и, твердо держа осанку и стуча каблуками, ушла прочь. Тони проводил ее взглядом, немного поболтал стаканом и допил виски. Алкоголь в десять утра — всегда плохая идея. Пеппер пыталась помочь. Она хотела собрать воедино осколки его стремительно летящей к чертям жизни, и это было совсем не то, что было нужно Старку. Ему нужен был кто-то, кто подтолкнет к краю, кто разобьет остатки того, что от него осталось, кто сломает его окончательно. Тони любил разрушать, но еще он был без ума от вещей, несущих в себе разрушение. Будь то алкоголь, психоделики, беспорядочный секс или бессонница. Тони радушно впускал их в свою жизнь, позволял завладеть собой и методично соскабливать остатки того хорошего, то еще оставалось. Поэтому Старк промолчал, впервые увидев Стива Роджерса. Роджерс был идеалом. Просто вылитым героем с картинки, подтянутым, сильныс и голубоглазым. От Стива фанатели все, начиная с Коулсона и заканчивая детишками с фигуркой Капитана Америки в руках. Роджерс был отличным лидером, экспонатом честности и верности, хорошим парнем с добродушным сердцем и открытой душой. Таким его все видели. Таким его все знали. Тони Старк в понятие «все» не входил. Потому что он замечал, как Роджерс удовлетворенно сжимал челюсти, нанося удар за ударом, как Роджерс ухмылялся, отправляя противника в нокаут, от которого тот уже не очнется. Как Стив пропадал с базы около двух ночи — нет, Тони за ним не следил, — и возвращался часам к пяти. Как старательно избегал разговоров о прошлом, о заморозке и Тессеракте. Старк видел в безукоризненно голубых глазах нечто зловещее, предрекающее не просто беду, а чертов апокалипсис и молчал. Молчал, когда Роджерс переселился вместе со всеми в Башню. Молчал, когда Роджерса единогласно выбрали лидером. Молчал, когда Роджерс прижал его к стенке и поцеловал. Кэп даже не удосужился ничего сказать: просто толкнул Тони, схватил за запястья, вдавив их в стену, и поцеловал. Он прижался к нему всем телом — Старк почувствовал тепло и запах геля для душа, и сердце ухнуло куда-то в живот. Стив целовал горячо, так упоительно и властно, что Старк забыл обо всем: о поцелуях Поттс, о ее ласковых руках, о девочках и парнях в саунах, о массажистках, о танцовщицах и куче других «ах». Тони только подался вперед, прижался грудью к груди Стива, поднял бедра и встал на цыпочки, пытаясь полностью коснуться его тела своим. Роджерс оторвался от его губ, одобрительно хмыкнул — наивные парни не хмыкают так похабно — и укусил Тони за шею. Зубы не сильно, но ощутимо зажали кожу, и по боли Старк понял, что ближайшую неделю придется носить свитера или обматывать шею шарфом. Но когда губы Стива прижались к месту укуса, ему стало совершенно плевать, что будет после, потому что сейчас хотелось большего, хотелось, чтобы Роджерс сломал его чертовы запястья, вдавил в стену, грубо целовал и кусал, оставляя раны и синяки; хотелось, чтобы боль обожгла все тело и спалила до основания. И Роджерс дал ему то, чего он жаждал. Он оторвался от его шеи, прикусил нижнюю губу до крови и отпустил руки. Взяв Старка за талию, он резко поднял его вверх и Тони по наитию обхватил его бедра ногами. Роджерс грубо схватил ворот старковской футболки, рванул вниз, и она тут же разошлась по швам, обвиснув лоскутами. — Она стоит дороже твоего байка, Роджерс, — сказал Старк, не отрывая взгляд от потемневших глаз Стива. И Стив, милый-добрый-хороший Стив Роджерс, схватил его за челюсть и усмехнулся, глядя в глаза: — Если бы ты только знал, насколько мне плевать. Казалось, говорил он совсем не о футболке. — И мне, — Старк облизнул губы, на секунду замешкался, а потом потянулся и поцеловал Роджерса. Вышло неуверенно и смазано, поэтому Стив, крепко сжав его волосы в кулак, откинул голову назад и вцепился зубами в беззащитную шею, оставляя очередной укус. Старк только схватился за широкие плечи и закусил губу, чтобы не застонать. Роджерс крепко держал его, вжимая пальцы в оголённый торс, и Старк был уверен, что завтра насчитает там ровно десять небольших синяков. Или больших. Роджерс оторвался от шеи Старка, улыбнулся и сказал: — Ты мне нравишься. — О, поверь, я догадался, — Тони ухмыльнулся, стараясь унять бешено бьющееся сердце. Глаза Стива смотрели пристально, смотрели куда-то вглубь, и от этого Тони чувствовал себя полностью голым и беззащитным. Роджерс влезал в душу Старка идеальной улыбкой, голубыми глазами и отчаянно-необходимой болью, Роджерс тянул к нему руки, которые рано или поздно сомкнутся на его же шее, Роджерс нес в себе самое жуткое и прекрасное разрушение, какое вообще могло существовать, и Тони, словно с разбега ныряя в ледяную черную воду, впустил его. Роджерс стал ему гораздо ближе, чем Поттс когда-либо смогла бы. Старк прятал от нее своих демонов, оставлял их в шкафу, под кроватью или в голове, но никогда не показывал. Роджерс знал его демонов наизусть, мог назвать по именам и с первого взгляда понять, какой властвует над Тони сейчас. Роджерс кормил их с рук болью, смешанной с привязанностью и отчаянным теплом. Роджерс приручил его демонов. Тони просыпался по ночам от кошмаров и заворачивался в руки Стива, как в теплый плед. Тони рассказал ему все, что никогда никому не рассказывал прежде: об отце, о матери, о съедающем его заживо чувстве вины, об ответственности, о боли и страхах. Тони просил, умолял Стива сделать что-то его отчаянием - ударить, обнять, кричать, - лишь бы прогнать, лишь бы получить что-то снаружи взамен разъедающей пустоте, а потом шептал на ухо признания, какие никогда не слышала от него никто. — Я люблю тебя, Стив, — говорил он, прижимаясь к Роджерсу. — И я тебя, Тони, — твердо и спокойно отвечал Стив. Тони обнажил душу перед Роджерсом, вырвал из грудной клетки сердце и подал на раскрытой ладони, потому что знал — надеялся, — что, когда Стив всадит ему в спину нож, когда Стив предаст его и всех мстителей, Тони, наконец, не выдержит. Что слова и действия Роджерса, спрятанная ледяная сталь в его глазах, выбьют из Старка весь дух, и он падет, абсолютно сломанный и сломленный, и никогда больше не поднимется. Это случается через четыре месяца. В башне начинается перестрелка; больше тридцати агентов Гидры атакуют шестерых мстителей: Наташу, Клинта, Роуди, Беннера, Старка и Роджерса. Пятерых, поправляется Тони. Все тридцать, вооруженные по самые зубы, в черных масках, нападают на них в гостиной, и Клинт едва успевает схватить лук, чтобы ответить первым пяти, идущим во главе всего отряда, взрывной стрелой и отсрочить момент падения Мстителей. Старк замечает, как Стив смывается куда-то в сторону лаборатории, и, чувствуя, как его начинает разрывать на части изнутри: «я же знал, черт, почему же так больно, черт, черт, черт» следует за ним. Стив выхватывает щит из пространства между диваном и стеной и закидывает его на спину. Старк морщится, когда видит в центре блестящий красный череп. Боль разрывается в Тони осколочной гранатой, и все ребра крошатся вмиг. Стив заходит в лабораторию, где хранится посох Локи и Тессеракт. Он идет медленно, совсем не слышно, и Старку кажется, что скрежет его зубов эхом разносится по комнате. Но Роджерс не замечает, или, по крайней мере, делает вид. Когда он доходит до панели безопасности, Старк приказывает Джарвису вырубить ее и закрыть дверь. Стив недоуменно оборачивается, и Тони кажется, что в его взгляде проскальзывает сожаление. — Ты был за них с самого начала, да? — Старк сжимает кулаки и с трудом сдерживает дрожь в голосе. Стив качает головой и невесело усмехается. — Ты знал это. И я знал, что ты знаешь. — Ты предал нас, и хренова Гидра убьет их, всех вообще до кого дотянется, — Тони указывает в сторону гостиной, а потом - на Стива. — По твоей вине. — Они были жертвами с самого начала, Тони. Вы все были, ты ведь понимаешь, — Роджерс делает шаг вперед, — Но из-за тебя все пошло не так. — Из-за меня? — Старк смеется, нервно сжимая и разжимая кулаки, потому что еще секунда — и он зайдется истеричным хохотом. — Это ты, кажется, входишь в часть компашки «отруби голову, и вырастет две». — Они готовили меня, с самой разморозки готовили к моменту моего первого шага в башню и команду мстителей. Но они не могли знать о тебе то, что я узнал, а значит не могли и предугадать то, что между нами случилось. Я не мог оттолкнуть тебя, Тони, не мог оставить. — Зато сейчас у тебя отлично получается, — цедит сквозь зубы Старк; распирающее грудную клетку чувство становится почти невыносимым. — На тебе нет брони, — вдруг замечает Стив и делает еще шаг. Старк воспринимает это как угрозу, встает в стойку, поднимая вверх согнутые руки (как его учил Стив, кто же еще), и внимательно следит за каждым движением Роджерса, но в них нет ни намека на удар. — Ты пришел сюда не сражаться, — говорит Роджерс и подходит к Старку почти вплотную. — И я бы ни за что тебя не убил, Тони. — Ты прав, Кэп, — Старк не уверен, может ли еще называть Роджерса Кэпом, но тот его не поправляет, — я пришел сюда не драться. Старк поджимает губы — как поджимала их Поттс, уходя, — и тянется к щеке Стива. Все пошло не так, как он рассчитывал. Если бы Кэп предал его, как предал остальных мстителей - полностью, бесповоротно - Тони бы не выдержал. Но сожаление в глазах и вина в голосе говорят о другом, говорят, что проведенные вместе ночи, что все поцелуи и признания — настоящие. Может, Капитан Америка — предатель, но Стив Роджерс — нет. И от этого осознания Тони разрывают на куски бушующие в нем радость и боль, счастье и отчаянье, и он часто-часто моргает. Стив ломано улыбается, накрывает руку Старка и наклоняется, чтобы поцеловать. Тони чувствует соленый привкус от поцелуя и не знает, кто в этом виноват. Он прижимается к Стиву всем телом, опускает руку на плечо, касается груди, трепетно проводит по ней дрожащими пальцами, стараясь запомнить каждый миллиметр и отложить эти воспоминания в дальний и темный угол сознания. Роджерс отвечает на поцелуй, прикусывая нижнюю губу, словно обещает, что все еще можно исправить. Но Старк касается его запястий и через мгновение их сковывают электрические наручники. Стив отстраняется, смотрит Старку в глаза и совсем не выглядит удивленным или разочарованным. — Мне… — начинает он, но Тони жестом его останавливает. — Только посмей сказать, что тебе жаль, и я пристрелю тебя лично, Стив, — голос Старка предательски дрожит на последнем слове, и он впивается ногтями в ладонь, чтобы успокоиться. — Не скажу. Тони отходит, и Роджерс хочет шагнуть за ним, но электрический разряд проходит сквозь все тело, и он падает на пол, как подкошенный. Старк кусает изнутри щеку, чтобы сдержаться и не помочь. Он смотрит на него сверху вниз, видит, как сильно бьются вены на висках, как от боли бешено бегают глаза под закрытыми веками и как пальцы царапают пол. Старк делает шаг назад, не в силах оторвать взгляд от поражённого Роджерса, и подносит к губам часы. — Джарвис, четырех агентов Щ.И.Т.а в лабораторию. Скажи им, что у меня Капитан.. что у меня Роджерс. Стив переворачивается, чтобы оказаться лицом к Старку, и получает еще один мощный разряд тока. Он раскраснелся, его грудь тяжело поднимается и опускается, весь лоб покрывается потом и вены на висках становятся еще виднее. — Несмотря на все это, — переводя дух и тяжело дыша, выдавливает из себя Стив, — несмотря на всю эту проваленную по моей вине задумку, Тони, я все равно... Тело Роджерса вновь содрогается от удара, он выгибается и шипит сквозь крепко стиснутые зубы. Старк рад, что не услышал от Стива то, что прозвучало в его голове. Он ловит его взгляд, совершенно беспомощный и умоляющий. — Я знаю, — хрипит Старк и сглатывает, — я знаю, Стив. Стив облегчённо выдыхает и закрывает глаза. Через несколько долгих секунд в лабораторию врываются агенты, толкают онемевшего Тони плечами и бегут к Стиву. Накидывают на него веревку, крепко связывают руки и поверх надевают еще одни наручники. — Только не дай им меня убить, ладно? — с вымученным подобием усмешки просит Роджерс, когда агенты поднимают его на ноги и волочат к двери. Старк кивает. Когда Стив тормозит перед ним и едва ощутимо касается ладони кончиками пальцев, глаза Старка начинает жутко щипать, но он не отводит взгляд от Стива, словно прощаясь. Агенты Щ.И.Т.а бесцеременно толкают его в спину автоматами, и бывший Капитан Америка поддается, следуя за ними. Старк опускает голову и тяжело выдыхает. Уголки губ дергаются в болезненной ухмылке. Он, безусловно, без ума от вещей, несущих в себе разрушение. Но больше всего Тони Старк любит разрушать.