***
Шоу сложное, но проходит на ура. Парни блистательны. И только Марк изредка хмурится, снедаемый ревностью, ведь Югём так красиво рассыпается бликами звонкого смеха от незамысловатых комплиментов фанючки-Джексона и скрытой поддержки бурчащего для проформы Джуниора. Теперь Марк не боится сгореть или потухнуть, даря свой свет всем вокруг, ведь его пламя надежно защищено со всех сторон огромной прекрасной любовью самого Солнца, которое больше не остынет и не померкнет, пока видит в толпе неповторимый, предназначенный только для него влюбленный взгляд любимых глаз.Часть 1
4 июля 2016 г. в 00:43
Югём — Солнце. Ласковое, теплое, нежное, но не для них.
Для них слепящее, заставляющее жмуриться от его несуразности в действиях и словах. Для них палящее — душно от его прикосновений и руки скидывают с плеч. Для них кажется лишнее, потому что все время сбегают в тень. Разве что БэмБэм тянется иногда к нему, но только потому, что сам Лампочка на солнечных батарейках. Получив свою долю энергии, сбегает мерцать цветными огнями на радость другим. Югёму может и обидно, он ведь понимает, что его просто используют, как бесплатную розетку, но оттолкнуть не может. Знает, что за разноцветным стеклом проволока хоть и металлическая, но тонкая. Увидеть ее сквозь хрупкую оболочку под толстым слоем краски сложно, а сломать легко.
О себе в последнюю очередь думает. Старается вообще не думать, но получается плохо. Мысли дурные в голову лезут и грызут изнутри, оставляя на Солнце черные пятна. Югём прячет их за улыбками фальшивыми, смехом громким, хлопками звонкими. И все выходит еще хуже, потому что себя не обмануть. Он им не нужен. Они сами все яркие. Они дарят свет благородный и легкий, тепло невесомое, душевное. А он какой-то весь «через край», весь «слишком» и неуклюжий на их фоне.
И Солнце начинает гаснуть, остывать, облетая мелкими песчинками грустных глаз, усталого голоса, холодеющих пальцев. И некому его спасти, потому что единственный, чей свет Югём так невозможно эгоистично хочет увидеть в ответ, никогда не вспыхнет для него. Свеча не горит при ярком солнце. Ее пламя живет лишь в ночи, маня и обжигая, отдавая всего себя, сгорая для других. Свеча, как солнце, но только для избранных. Только со старшими Марк пылает. Югёму же остаются лишь остывшие восковые слезы да чернеющий фитиль. И от этого еще больнее. Что-то внутри хрипит, захлебываясь в этой боли. Черные пятна растут, уродуя даже счастливую маску. С каждым днем ожогов на ней все больше, пепел остается серой пленкой на руках и противным привкусом на языке.
— И что теперь делать?! Не говори, что не знаешь! — Джексон наматывает очередной километр по кухне только по одному ему понятной траектории и пол, кажется, должен вот-вот вспыхнуть под его ногами.
Энергии в нем много. Она ярким хвостом Кометы тянется за ним, оставляя улыбки на лицах и веселый смех. Он сам сплошное сияние. Себялюбивое, но от этого не менее яркое.
И Джебом искренне удивлен, когда слышит этот первый запоздалый сигнал тревоги именно от этой неугомонной шумной кометы. Удивлен и расстроен, потому что сам не заметил, а ведь должен был. Он же ведь лидер. Он их персональная Атомная станция. Света хватит на целую страну, потому что внутри темно. Темно и до безумия душно, тяжело. В глубине искрит и скрежещет изношенный реактор. И воды, чтобы его остудить, нужно все больше и больше.
Им открывает холодильник и достает очередную бутылку. Глотки жадные, мысли давят. И внутри готово все рвануть. Только мелочь это все. Его ядерный взрыв пшиком будет на фоне падения Солнца. Они ведь никогда не задумывались об этом. О том, что солнце может погаснуть. Оно всегда рядом. Всегда раздражает своим блеском, в глаза лезет и греет все время пусть и не просят. Но что будет, если оно исчезнет? Джебома передергивает. Он уже ответить готов, что не знает, но его перебивают.
— Ничего делать не нужно. — Голос спокойный, уверенный, хладнокровный. — Он не ребенок. Сам справится. Не стоит ему потакать.
Джинен стоит в дверях, на парней смотрит, и кажется, что сверху вниз. Слишком он высок в своем Звездном сиянии. Он тот, кому стихи посвящают, мысли сокровенные доверяют, но кроме улыбки яркой в ответ ничего не получат. Далек он слишком. И свет его, хоть и красивый, но холодный, мертвый.
— Ты все знал. — Джексон замирает на секунду. — Знал и молчал.
— И ты молчи. Не твое это дело.
— Твое? Мое? Поздно дележкой заниматься! Он уже на грани пропасти.
Воздух вокруг Джексона искрит в противовес непоколебимому сиянию Джуниора.
— Там ему и место. Сам себя туда загнал, потому что знает, что не прав. И нечего ему других за собой тянуть.
Джексона трясет от возмущения и несправедливости. Югём еще ребенок. Пусть слишком быстро повзрослевший, но все еще ребенок. Нельзя все махом сваливать на его плечи. Зачем тогда они вообще нужны, горе-хены.
Ван оборачивается с немым вопросом к Джебому, но тому по-прежнему нечего ответить. Он понимает, что не прав, но и изменить ничего не может. Не имеет права лезть в чужие жизни.
Внутри ломается очередная шестеренка, а Джексон срывается вон, вышибая из дверей отстраненного Джуниора.
Съемки проходят из рук вон плохо. Югём себя не контролирует. Джебом молча принимает его безумие, как личное наказание, маленькую месть за равнодушие и невнимание. Джуниор ведет все шоу, пытаясь сгладить ситуацию. Джексон молчит. Он неотрывно следит за Солнцем, почти потерявшим свой свет, и сам выгорает изнутри ненавистью к себе, ко всем ним. Они упустили свое Солнце.
Чужая рука неожиданно ложится на напряженное плечо. Звонкий голос может быть тихим.
— Неужели его не спасти?
Джексон оборачивается в недоумении: «Ендже тоже понял?» Но парень не смотрит в ответ. Он встает и идет к Югёму, как зачарованный, пытаясь подхватить последнюю улыбку-лучик.
Его неумолимо тянет к Югёму, как к черной дыре. И Ендже, пожалуй, единственный готов погибнуть ради друга, может потому что Луна всегда мечтала стать солнцем для кого-то? Вот только серебристый свет никогда не станет золотым. Но шрамы-кратеры заживают, а свет становится все ровнее и ощутимее. Луна нашла себя заново, через боль потери, осознав, что со всем можно справиться. Но смотреть, как гаснет Солнце…
Ендже хватает Югёма за руку, и сердце обмирает. Холодно. Он обнимает Солнце крепко-крепко, будто пытается его силой склеить, приладить обратно осыпающуюся золотую фольгу. Но она все равно облетает очередной грустной улыбкой, забирая еще одну кроху тепла из шоколадных глаз.
БэмБэм скачет от одного к другому в своей беспечности, и только Марк теряется в догадках о происходящем. Его что-то неприятно гложет внутри, странное чувство того, что он упускает что-то важное, но Джуниор отвлекает его. Марк снова, так и не замечает, как медленно гибнет единственный, кто нуждается в неверном свете его внимания.
— Джексон, это абсурд. Если он втемяшил в голову, что может позволить себе тащить всех нас в ад своего эгоизма, то это его проблема. Я не позволю угробить группу в угоду безумной блажи одного глупого ребенка.
Слова бьют больно. Куда больнее, если бы Джуниор ударил его в реальности. Так и не зайдя на кухню, Югём скрывается в ванную. Его истошно выворачивает остатками собственного света и пламени. И, кажется, это наказание никогда не кончится.
В дверь кто-то ломится, но Югём не осознает ничего, кроме изуродованного кривой ухмылкой посеревшего лица в зеркале напротив. Все еще теплые карие глаза мечутся по ужасающему отражению в попытке хоть как-то вернуть хорошую мину при слишком плохой игре. Отчаяние накрывает безумной идеей. И откуда только эта красная помада в мужской ванной. От уха до уха размашистыми движениями Югём с остервенением рисует улыбку.
Выломав наконец замок, Джексон каменеет на пороге. Широкие красные полосы по лицу как шрамы, и ужас этой картины не дает сдвинуться с места. Но осуждающая усмешка Джуниора за спиной похлеще стартового выстрела глушит Джексона, заставляя придти в себя. Он хватает Югёма за плечи, отбирая помаду.
— Совсем с ума сошел?!
Пальцы до боли впиваются в бледную кожу. Ван трясет мальчишку, как безвольную куклу, у которой вот-вот отвалится голова. Первые беззвучные слезы скатываются неожиданно огромными каплями, к подбородку превращаясь в кровавые от дурацкой помады. Ноги ватные и не слушаются. Югём бесхребетным мешком оседает в чужих руках.
- Вон! — Голос Джексона похож на рев раненного зверя. — Вон отсюда все!
Стекло в ванной звенит, и Джексону кажется, что он слышит предсмертный хруст распадающегося Солнца. Он обнимает молчаливо умирающий свет в похолодевшем теле и безостановочно просит остаться, остаться с ними, дать им шанс, потому что они не смогут без Солнца.
Марк, выглянув на шум в коридоре, спешит к парням столпившимся у ванной. Через чужое плечо он видит Югёма, перемазанного в помаде, и хмурится.
Истощенному сознанию младшего достаточно этого неосознанного осуждения в любимых глазах, чтобы рухнуть в пропасть. Глаза предательски слезятся от скорости падения.
Марк дергается вперед, но его крепко держат за руку. Джинен шепчет, что не стоит спорить с разъяренным Джексоном, и утягивает друга за собой. За ними спешит перепуганный Бэм и плетется усталый Джебом. Ендже аккуратно прикрывает дверь в ванную и идет на кухню. После сидения на ледяном кафеле горячий чай — первое, что потребуется парням.
Джуниор игнорирует немой вопрос в глазах друга, и Марку приходится задать его вслух.
— Что случилось?
— Ничего страшного. Просто нервный срыв. Сейчас поревет и успокоится. — Джуниор привычно улыбается, изображая сочувствие.
Лишняя нервозность в группе ни к чему. Глупый Югём и так целый спектакль разыграл. Даже Джексон повелся, но Джуниор обещает себе, что поговорит еще хорошенько с макнэ, и втягивает лидера в разговор о следующих съемках. Шоу серьезное и они не могут там облажаться.
Марк слушает в пол-уха, а внутри сердце глухо стучит по ребрам, отзываясь неприятной дробью по нервам.
Что-то не так. Но что? Марк переводит взгляд на парней, с одного на другого, и ему все отчетливей кажется, что они что-то скрывают. Единственный, пожалуй, кто мог бы ответить на его вопрос сейчас это Ендже, но он на кухне, а в дверях стоит Джуниор, и он будет препятствием посерьезней, чем каменная непробиваемая стена. И Марк сдается.
Джексон вертится вокруг Югёма, сливая все внешнее в одно сплошное слепящее пятно. БэмБэм сторонится их. Рядом с почти остывшим Югёмом его коротит жуткими воспоминаниями об изуродованной улыбке.
Марк, как непреодолимой преградой, отделен от них вниманием Джуниора. На краткий миг ему кажется, что он может прикоснуться к Югёму, когда Джексон уезжает на съемки в Китай. Но нет. Место Кометы занимает Луна.
Югём безотчетно цепляется за умиротворенного Ендже, загоняя все самое сокровенное глубоко внутрь. Он тренируется до изнеможения, практически переезжая в танцзал. Слишком тяжело пытаться сохранить самого себя рядом с тем, ради одного взгляда которого готов жизнь отдать. Но он обещал Джексону быть сильным. Ендже его научит.
Югём искренне верит в это, пока на пороге его убежища не появляется Джуниор. Его фигура многократно отражается в высоких зеркалах, и Югёму кажется, что он окружен. Слишком свежи еще следы прошлых ударов, и сердце в панике сбивается с ритма. Взгляд напротив уверенный и, кажется, смотрит в самую душу.
— А что там в этой душе? Есть ли она? Грязи в ней слишком много для Солнца, так что давно пора снять с себя этот незаслуженный венец.
Жестокие слова, как дешевую шелуху, сдирают кожу, иглами впиваются в удрученный разум. Джуниор без сожаления распял не сопротивляющегося Югёма на кресте его же грехов. Группа вполне справится с Черной дырой, лишь бы ее мерзкие тайны остались при ней и перестали отравлять жизнь другим.
Джексон проклинает все и вся. Проклинает съемки в другой стране, проклинает их участников за ошибки, проклинает даже фанатов, заставляющих задержаться на несколько лишних драгоценных минут. Проклинает пробки на дорогах и медлительных служащих в аэропорту. Даже самолет кажется летит слишком медленно, будь он проклят. Встревоженный и взбешенный до предела Ван врывается в общежитие, сшибая мебель и людей в поисках одного конкретного Солнца. Югёма нет на месте, и он готов снять три шкуры с любого, если ему сейчас же не скажут, где макнэ. Щелчок дверного замка в напряженном воздухе кажется выстрелом. Джексон моментально оказывается в коридоре, замертво останавливаясь на пороге, наблюдая, как за удовлетворенным Джуниором тихонько прикрывает дверь раздавленный Югём.
— Как ты посмел?! — Джексон срывается с места, прицельно ударяя Джуниора в лицо. — За что?! Что он тебе сделал?! — Бессильное бешенство застилает глаза красной пеленой, поверх которой упорно проступает торжествующая улыбка Джуниора.
Ендже зовет на помощь, кидаясь к Джексону, пытаясь его остановить. Чхве, как заведенный повторяет, что это он виноват, это он не досмотрел за их Солнцем, и умоляет Джексона прекратить. Подоспевший Джебом помогает оттащить Вана от избитого Джуниора. БэмБэм с ужасом смотрит на пустые глаза Югёма, когда тот равнодушно наблюдает за дракой у своих ног.
— Ты не Югём! — В панике выкрикивает Бэм, скрываясь в глубине общежития.
Его затапливает страх, что он больше никогда не увидит улыбки Югёма, не услышит его дурацких шуток. Его больше некому согреть. Тонкая проволока внутри опасно дрожит, сохраняемая лишь беспочвенной надеждой, что это всего лишь страшный сон, кошмар, который непременно кончится, и все будет как прежде. Нет, даже лучше.
ДжейБи глядя на апатичного Югёма, так и не сдвинувшегося с места, просит Марка помочь Джуниору, пока они с Ендже успокоят Джексона. Но старший его не слышит. Он, как завороженный, смотрит на безэмоциональное лицо, обычно улыбчивого Югёма, а встречаясь с его пустым взглядом, кидается ему навстречу как будто от этого зависит его собственная жизнь.
В голове недовольный окрик Джуниора разбивается о пустой взгляд Югёма. Ноги несут сами, не разбирая дороги. Да и не важно это. Важно то, что дорогая рука холодная совсем, и пальцы не гнутся, как деревянные. Марк задыхается, подгоняемый страхом, что опоздал, но упорно тянет Югёма за собой куда-то. Куда-то прочь, где до бесконечности будет вымаливать прощение у своего Солнца.
Сердце заходится, стуча где-то в горле, и Марк останавливается, обессилено сгибаясь пополам, но не выпускает любимой руки. Югём рядом. Дышит тяжело. Хлопает пустыми глазищами.
Марк мечется взглядом по лицу напротив, интуитивно пытаясь разглядеть знакомые солнечные блики, но видит лишь слепые глаза, в которые так жутко смотреть. И внутри от этого скверно, как будто выжжено все, и черная грязь на руках гарью и жирными разводами собственной трусости. И не стереть их никак. Марк с ума сходит от собственной слабости.
Шепот в глухой тишине громче любого крика. Что-то бессвязное, жалкое, без шанса на оправдание. И ничего в ответ. Тогда удар, еще удар, кулаки ребром как заведенные опускаются на грудную клетку, вбивая в нее каждое робкое слово, в попытке достучаться до самых глубин.
А там внутри уже все в трещинах. Так тщательно выстроенная тюрьма — последнее убежище для единственного выжившего кусочка горячего светила рушится. Острые камни с грохотом падают куда-то вниз. Очень больно. Вздох рвется наружу.
Марк поднимает голову и цепенеет, глядя как черная краска, которой наспех были замазаны любимые, теплые карие глаза, стекает по родным щекам огромными прозрачными каплями. Руки, губы тянутся к лицу, собирая драгоценные слезы, умоляя если не простить, такое не прощают, то хотя бы сохранить. Сохранить тот свет, что Марк обещает беречь. Беречь, как самое дорогое, что есть в его жизни. Беречь, чего бы это ни стоило, потому что без него ему не выжить.
И Солнце верит. Глупое Солнце верит еще более глупой Свече, связывая их навсегда одной общей надеждой, мечтой, любовью.