Минус сто сорок.

       — Придешь завтра?       Эмма смотрит, как через запотевшее стекло, пытаясь не заплакать, и не упасть прямо здесь, на пороге. Реджина лишь пожимает плечами, и молча уходит, не оглядываясь, делая эту гранитную стену между ними ещё толще и выше. Эмма знает — Реджина не сможет оставить её. Эмма знает — Реджина видит её насквозь, и буквально слышит её мысли, смеётся и язвит, и не пытается сдерживать свои саркастические комментарии.       И все же, она приходит на следующий день, и они снова пьют что-то алкогольное и горькое. Часто молчат, обрывая диалог на полуслове, и отводя друг от друга глаза, как будто это что-то не правильное и не нужное. Эмма берет Миллс за руку, и сжимает крепко-крепко, и говорит что-то очень тихо, шепотом, закрыв потемневшие глаза, и сжимая руку ещё сильнее. Реджина не слышит, а делает вид, и уткнувшись в плечо спасителя, просто вдыхает её аромат, и хочет запомнить его. — Моё сердце очень быстро бьется, когда я думаю о тебе, — говорит Эмма, и Реджина, как ни странно, слышит это. И почему-то сразу стало тяжело, а горло сдавило невидимым жгутом. Она знала об этом, но искренне надеялась, что Эмма никогда не признается ей. Так было бы проще.       Она сглатывает, и поднимает глаза на Свон. Видит, как та нервно теребит свои волосы, и прячет взгляд, а после минуты тишины, вновь говорит что-то о своей семье, пытаясь сменить тему. — Придешь завтра? — спрашивает Эмма снова, провожая брюнетку до двери. Реджина молчит, и лишь пожимает плечами, а после снова уходит, не обернувшись на голос Свон. — Мне кажется, я люблю тебя… Кричит Эмма, вслед, но Миллс не оборачивается. Она все прекрасно слышала, но Эмме нельзя давать надежды, на то, что между ними может что-то быть. Нельзя. И она просто идет вперед, до своей машины, а потом быстро уезжает, как бы скрываясь с места преступления. Оставляя жертву умирать. Сегодня ночью, Эмма снова не будет спать.       И Реджина не приходит завтра, и послезавтра, и через неделю. Эмма плачет ночами, и беспрестанно звонит ей, но телефон абонента выключен, и это разрывает её ещё сильнее. Эмма ненавидит её, и в порыве ярости разбивает телефон о стену, а после опять разрывается, обвиняя во всем себя. И когда, кажется, что она не увидит её больше, и от безысходности напивается — Реджина появляется. Приходит в гости, не улыбаясь, проходит внутрь, как-то обеспокоенно рассматривая Эмму. То, что с ней стало. — С тобой всё нормально? — спрашивает она, и трогает лоб Эммы тыльной стороной ладони, но та быстро отворачивается.       Это уже даже не странно — это абсурдно. Нельзя поступать так, особенно когда знаешь что человек, от которого ты прячешься — с ума по тебе сходит. И Свон именно сходит с ума, ведь вчера она выпила шесть банок энергетика, и, кажется, разговаривала сама с собой.       Эмма сходит с ума, когда Реджина подходит к ней ближе, и снова трогает лоб, бормоча что-то себе под нос, и недовольно нахмурив брови. Эмма сходит с ума, и именно по этому, гнев, внутри неё вырывается наружу, и эта искренняя ненависть отзывается гримасой на её лице. Блондинка смотрит прямо в глаза, яростно, и с рыком толкая Реджину к стене. Хватает её за шею, и прижимается ближе, не выпуская. Не выпуская, Миллс из своих рук. Брюнетка болезненно стонет, ударяясь головой несколько раз, пытаясь убрать руку Эммы со своей шеи. — Эмма, отпусти. — Шепчет Миллс, испугавшись, но Эмма улыбается, приблизившись к её уху. — Зачем ты пришла, Джина? — Миллс чувствует, как Эмма безжалостно и сильно сжала зубы на мочке уха, и хочет вскрикнуть, но сильная и холодная ладонь зажимает ей рот. — Тебя не было девять дней. Ты понимаешь, что бросила меня на девять дней? Эмма вжимает Реджину в стену с неимоверной силой, и кажется, у той хрустят кости. — Ты ведь знала, что я без ума от тебя, да? Зачем же тогда так поступать? — Свон опускает руку на грудь и сильно сжимает, от чего Реджина издает болезненный стон. Черт, да Эмма явно спятила! Её рука скользит вниз, очерчивая фигуру брюнетки, и останавливается на бедре. Эмма улыбается, открывая зубы, и кажется даже смеется. — Тебя когда-нибудь трахала женщина в не очень трезвом состоянии?       Глаза распахнулись что есть мочи, и королева начала активно дергать руками, и всем телом, лишь бы побыстрее выбраться. Выбраться из рук опьяневшей Свон. Но все четно, и когда Эмме надоедает сопротивление, она резко прижимает Реджину к стене, от чего та ударяется головой, и на некоторое время успокаивается. Эмма пользуется моментом. — Можешь коснуться меня? — спрашивает Эм, не громко, расстёгивая нижние пуговицы на блузке Миллс, сжимая другой рукой её горло. — Эмма… — Прошу, не надо строить из себя хорошую девочку. — Эмма сдавила горло Миллс ещё сильнее, и та шипит, всё так же пытаясь убрать руки Эммы от своей шеи. Но Эмма ослабляет хватку, и медленно опускает ладонь ниже, на грудную клетку брюнетки. Прикладывает её влево. — Ты никогда не была хорошей …. — холодные пальцы опускаются ниже, и ловко расстёгивают верхние пуговицы. Эмма отодвигает края блузки максимально, чтобы полностью видеть красоту этого тела, и прижимается снова, надавливая на её грудь своей. Пальцы другой руки растягивают юбку сзади, и Реджину уже не держат так сильно. Воспользовавшись моментом, она отталкивает Эмму, но та не поддаётся, и когда юбка падает на пол, снова вжимает Миллс в стену.       Реджина не хочет, чтобы Эмма делала это. Нет! Только не Эмма! Эм хорошая, и она не хочет, чтобы спаситель превращался в насильника. Но ведь, это и нельзя назвать изнасилованием? Или можно? Эмма не сделала пока нечего, но Реджина уже заранее знает — она не остановится, и сделает с королевой все то, что накопилось. Выместит свой гнев.       Целых девять дней, Эмма была без неё. Не могла видеть её и прикасаться. У Эммы нет железных нервов, и терпения тоже нет, и поэтому сейчас, она проникает пальцами под трусики мисс Миллс, и вводит в неё два пальца, уверенно прижимая её к стене, и не позволяя выбраться. А та стонет, ухватившись руками за плечи блондинки, в таких же отчаянных попытках остановить её. И все же — она чувствует её внутри. Резкие толчки, и раз за разом по телу проносится боль, импульсы, посылающие мозгу сигнал типа: « Нет! Ты не можешь позволить её это!» Но уже поздно, и Эмма яростно кусает губы напротив, заглушая стоны вперемешку со всхлипами. Целует вовсе не нежно, и даже немного больно, но это нечто по сравнению с той болью, что Миллс причиняла ей вот уже несколько месяцев, зная о её чувствах. Послать бы все к черту, и запихнуть ее величество в багажник, уезжая вместе в Рио, или во Флориду. И не важно, что она говорила бы, и как вырывалась. Эмма сходит по ней с ума, и ей кажется, что это уже не пройдет. А пальцы двигаются все быстрее и быстрее. И Реджина стонет, и всхлипывает, но уже не в силах отталкивать и останавливать. И когда Эмма чувствует, как вибрирует живот Реджины, и слышит стон более громкий, понимает, что та только что кончила. И улыбается сама себе, после чего снова грубо целует королеву в губы, высовывая пальцы, и поднимая их к своим губам. Она всегда знала, что Реджина сладкая на вкус. А у той в глазах потемнело, и кажется её громкое дыхание слышно на улице. Ей не понравилось это. Этот секс не понравился ей, хоть она и испытала оргазм. Она всегда будет вспоминать этот день с тоской и невыносимой болью в глазах, потому что большего он не достоин. — И что теперь? — шепчет брюнетка, пытаясь устоять на ногах, хотя она бы и не упала из-за сильных рук, обвивающих её талию. — Можешь заявить на меня шерифу, — злобно смеется Эмма, отстраняясь, позволяя Миллс скатиться вниз по стене и сесть на пол, прижимая к себе колени. Стало холодно, и она немного удивилась тому что не чувствовала этого холода раньше. Пробирает до костей. Но вставать не хочется, и видеть Эмму снова не хочется, поэтому Реджина просто сидит, склонив голову и закрыв глаза, и не двигается. Это ничего не справит, но ей нужно успокоится. И Тут она чувствует как что-то мягкое накрывает её колени, и она поднимает глаза, увидев как блондинка укутывает её одеялом. — Ты замерзла. — Говорит Эмма, в полголоса, поднимая Миллс с пола, за руку. И как только они встают, Реджина отстраняется, и, скинув с себя одеяло, поспешно и молча собирает свои вещи. Эмма знает — Реджина не будет жаловаться, или рассказывать кому-либо о том, что случилось. Эмма знает — Реджина не придет больше, и их совместных посиделок до ночи, уже, возможно, никогда не будет. Эмма знает — Реджина Никогда не простит её, и их прежние отношения уже никогда не восстановятся. Свон не сможет разлюбить её. Да, может, утром, на трезвую голову она и поймет свою ошибку и будет долго корить себя, но сейчас Эмма точно знает — Реджина уже больше никогда не назовет её по имени, и в их отношениях, градус понизиться до минус ста сорока.