Здравствуй, Логан

Роуг открывает глаза и видит перед собой Магнето. Было время, когда это напугало бы до смерти. В первые месяцы после происшествия на острове Свободы её одолевали кошмары — Магнето склоняется над ней, прикованной, и в его взгляде нет ни злобы, ни жестокости, только сосредоточенность, как у врача, который как-то зашивал её разбитую о камни коленку: больно, но необходимо, потом станет легче, — и, просыпаясь от того, что Профессор осторожно коснулся её разума или Логан бесцеремонно встряхнул её за плечо, она панически боялась снова увидеть его. Панически боялась понять, что ей приснился счастливый исход, что она просто обессилела от криков и слёз и беспокойно задремала, что сейчас с лязгом откроется дверь и, пригнувшись в низком проёме, войдёт он… Но теперь она открывает глаза, видит перед собой Магнето и не чувствует ни-че-го. Роуг забыла, что значит бояться; она всё забыла. Точно ли знал Мастер Молд, что она обладала силой Профессора (однажды спросонья схватилась за его руку), или только предполагал — ей от этого было не легче. Она привыкла загонять воспоминания о Профессоре так глубоко, чтобы Стражи не могли дотянуться до них — и до его силы — даже в её беспамятстве, и в те мгновения, когда тело выгибалось в судорогах, а сознание сжималось в комок, съёживалось, как ребёнок в утробе матери, она вспоминала о Логане. О его способностях, благодаря которым она до сих пор жила — и из-за которых пытка длилась и длилась. О его голосе, о насмешливом «девочка» и о серьёзном «обещаю», о ворчливых интонациях, которые для неё таили заботливую грубоватую нежность. О его взгляде взрослого друга, почти старшего брата, который думает, что знает всё про девичьи влюблённости — это пройдёт, размышляет он: повзрослеет, полюбит какого-нибудь толкового парня и забудет. Стискивая зубы, чтобы не кричать, Роуг думала, что будь у неё чуть-чуть побольше смелости и настойчивости, да что там — побольше ума, она ни за что бы не поддалась и не пошла лёгким путём. После такого Мастер Молд всегда был недоволен ею. В подземелье — заранее выкопанной древней могиле — душно от горящего воска, перед глазами у Роуг плавают радужные пятна от цветных стёкол. В свете свечей покрытое испариной лицо Китти землистое, как у мёртвой; но она жива — начинает всхлипывать, едва спросив о Бобби. Выражение её лица меняется до того, как прозвучал ответ: беспомощно и обиженно кривится рот, безобразные складки пролегают от губ, тускнеет взгляд. Разумом Роуг понимает, почему Китти почувствовала. Когда-то она любила Бобби, но это было так давно… До того, как он ушёл к Китти, до того, как она осталась наедине со своим даром-проклятием и целым миром, до того, как лабораторное заключение и бесконечные опыты по синхронизации с Церебро высушили её душу. Ей так много нужно вспомнить, так много чувств и эмоций… Страх. Обида. Ненависть. Боль. Печаль. Прощение. Сожаление. Любовь. Сейчас она не скорбит по Бобби — сейчас она не способна даже посочувствовать Китти, хоть и произносит: «Мне жаль, Китти» [1], а брови, глаза, губы механически складываются в гримасу сострадания. А потом она пытается представить на месте Китти себя, а на месте Бобби — Логана, и у неё неожиданно получается. Настолько хорошо, что Профессор смотрит с тревогой — внутренности у неё продирает жаром, дышать тяжело. Ей мучительно хочется упасть и прижаться щекой к его коленям, чтобы Профессор легонько погладил её по волосам и сказал, что всё будет хорошо; ей нестерпимо хочется прикоснуться к Логану, чтобы ощутить, что он живой, что он жив, но нельзя. Если так чувствуют потерю, то беспамятство — лучшее, что она могла сейчас сделать для Китти. Магнето подхватывает Китти, едва та теряет сознание, а Роуг перехватывает контроль над блуждающим в прошлом Логаном; Роуг поворачивает голову, чтобы помешать Магнето привести Китти в чувство, и их взгляды сталкиваются. Она больше не боится, и он, кажется ей, смотрит с одобрением. Магнето стар и мудр, Магнето знает так много — не меньше Профессора, Магнето всё понимает — он осторожно опускает Китти у стены и отводит с её лица спутанные волосы, чтобы не щекотали и не будили. Пусть поспит: сон ослабит горе. А если они проиграют, сон милосердно станет смертью. Не всем повезёт так, как ей, и довольно об этом. Роуг чуть наклоняется вперёд, чтобы разглядеть не изменившееся за прошедшие годы лицо; ладони гладит мерцающее тепло силы Китти — или горячечного жара его тела. — Здравствуй, Логан, — напевно проговаривает она. Может быть, он услышит её через пропасть времени — и откликнется.