Лакки

      Моя жизнь и так была не идеальной, хотя даже нет, она была ужасной, вечные крики Луизы (моей матери), что я неумёха, что поскорей бы выросла и ушла, что нужно было тогда сделать аборт. Она меня никогда не любила, заставляла работать до обмороков, но ладно это, так моя сводная сестра всегда была любимицей, и ей всё сходило с рук, но всё же кто бы мог подумать, что всё может стать ещё хуже.       Теперь меня знают почти все, каждый смотрит с опаской, отвращением, страхом. Каждый ребёнок тычет пальцем в мою сторону и говорит: «Мама, мама, это же она, это та девочка…», а злобная мамаша, посмотрев на моё лицо с отвращение, уводит своё чадо, чуть ли не убегая. Да, такова моя жизнь, но я хочу пояснить вам, из-за чего всё переменилось в худшую сторону.       Всё началось пол года назад, когда умер отец, теперь меня некому было защищать, теперь Луиза просто «отрывалась» на мне, я стала, можно так сказать, просто служанкой. Но прошло пару месяцев и я привыкла ко всему: ходила в школу с синяками, старалась не злить мать, пахала как раб.       Однажды я ходила со своей сестрой у леса, мне нужно было нарвать травы для животных, а она просто хотела гулять. Нам запрещалось заходить в лес, так как были слухи, что существует какой-то маньяк, который там живёт, но полиции было плевать, они не собирались кого-то там искать, ниспровергая пропажу людей на диких зверей. — Флора, мне скучно! — произнесла моя сестра Амелия. — Нужно было дома сидеть, а не за мной таскаться. — рыкнула я. — Мерзкая! Я всё маме расскажу, что ты огрызаешься — получишь у неё! — Не доросла ещё чтобы мне дерзить. — Замолкни! Ты вообще приёмная! Мне так мама сказал! Старый идиот просто сжалился над тобой, а мать его за это ненавидела! Ты жалкая! — Не смей лгать! — я толкнула её на землю и начала трясти — Ты у меня получишь за то, что оскорбила отца! — А-а-а-а-а!!! — раздался мерзкий визг. — Ты за всё ответишь, маленькая дрянь! — я потянула её за кофту, чтобы поднять на ноги, но она вырвалась, толкнула меня и побежала. — Стой, там же лес! — я кинулась за ней.       Она далеко убежала, я её не видела, но слышала топот, тяжёлые вздохи и всхлипы, потом раздался крик. — Флора, помоги!!! — позвала она. — Амелия… Амелия, где ты?! — я кинулась на помощь.       Хоть этот маленький демонёнок и бесил меня, из-за неё мне часто «попадало», но всё же она ребёнок и глубоко в душе я люблю её (очень глубоко). Голос Амелии затих, стал слышен только шелест листьев, будто что-то волокли по лиственной земле, я замерла, прислушиваясь откуда доносится шум, и медленными осторожными шагами пошла спасать сестрёнку. Шелест листьев исчез и это напугало меня, вдруг на моё плечо упала тяжёлая рука, от чего я слегка вскрикнула, а дальше тьма.

***

      Я очнулась связанная в тёмном маленьком помещении на подобии сарайчика, сквозь деревянные стены просачивались лучи заката, но этого едва хватало, чтобы заметить, что рядом лежит без сознания Амелия, также связанная. — Амелия, — прошептала я — Амелия, очнись.       Ничего не вышло, она меня не слышала. Я решила оглядеться, как от сюда выбраться: дверь была то ли заколочена, то ли просто на замке, вокруг какие-то клетки, пустые мешки и… цепь. Стены были крепкие — не проломить — да я и связана так сильно, что пошевелиться больно — далеко мы так не убежим.       Послышались чьи-то шаги, замок повернулся и дверь со скрипом открылась. Стоял какой-то мужчина: не тонкий, не толстый, не сильно силён, но и не слабак, на лице была сильная щетина, весь он в грязных рваных вещах, да и сам не чистый. Он стал приближаться к Амелии, от чего та стала приходить в себя и закричала: — Нет! Пустите! Флора! — у неё была паника, хотя чего ожидать от семилетнего ребёнка. — Не трогай её! — я попыталась ударить его ногой — Скотина! — Ах ты мелкая, — он стал приближаться ко мне, но я плюнула в него — сука! — Не трогай её! — Заткнись! — он дал мне пощёчину с размаху. — Твоё время придёт.       Ненадолго он вышел из сарайчика. Раздавались шуршание, какой-то шум, что-то железное, и вот он вернулся с металлическим стулом, на подлокотниках и ножках которого были ремни; он поставил его на середину. — Ч-что это? — спросила Амелия. — Хах, сейчас узнаете, — усмехнулся тот зловещей улыбкой и посадил её в этот стул. — не дёргайся, иначе смерть познаешь раньше нужного. — Нет!!! Оставь её!!! — я пыталась высвободиться, но только ещё больше причиняла боль себе — Мразь!!! — а также «заработала» удар ногой по лицу и теперь была в крови.       Он стал развязывать её верёвки и сажать в тот стул, закрепляя руки и ноги ремнями. Амелия на удивление даже не брыкалась, не звала на помощь, но когда я взглянула в её глаза, полные слёз, то увидела боль, страх, шок, мне самой стало от всего этого жутко, и слёзы хлынули из моих глаз.       Самое страшное было, когда мужчина доставал сверкающий, остро наточенные нож. Холодок пробежал по телу. Я ничего не могла сделать, ничем помочь, я просто бесполезна и должна была смотреть, как истязают тело моей сестрички.       Нож приблизился к маленькой ручке ребёнка и стал проходить по коже, оставляя красную полосу растекающейся крови и пронзающий крик, распространяющийся по всей округе и засевший до сих пор в моей голове. «Горилле»(маньяку), по всей видимости, это только доставляло удовольствие. Я видела, как «горели» его глаза — с наслаждением, жаждой крови и боли, для него все эти крики были просто мелодичной, релаксирующей музыкой, и он хотел всё больше и больше.       Этого нельзя было вынести, я ревела, орала, будто режут меня, а не Амелию, тело парализовало, но всё же, собравшись с духом, я подползла к нему — от увлечённости своих действий он этого даже не заметил — и что было силы укусила его за ногу, как мне показалось, мои зубы вонзились глубоко, я не собиралась его отпускать, а сжимала всё сильнее, и раздался уже его крик — намного громче, свирепее, с ненавистью. — Отцепись от меня, — проорал он, дёргая ногой, но причинял себе лишь ещё больше неудобств. — сука!       Нагибаясь с оскаленными зубами, он стал «отдирать» меня от своей ноги, но это не помогло и в действие пошла сила. Я была избита ногой, кулаками, лицо уже не было похоже ни на что, кроме кровавой каши, всё тело покрыто синяками и ранами, кажется, я себе даже что-то сломала, но и соперник не остался без ранений, на его ноге не было небольшого куска мяса, вокруг содрана кожа и всё это сильно кровоточило. Он, хромая, ушёл, наверно, сделать себе перевязку, закрыв нас опять в этом сарае и обматерив. — Завтра вы поплатитесь за это! — прорычал он. — Амелия… — я с трудом находилась в сознании, всё плыло перед глазами. — Ты как? — Флора, сестрёнка, — она опять начала всхлипывать и рыдать. — он тебя изуродовал… — Амелия… гха-гха… мы должны воспользоваться шансом… — попытавшись подползти к ней, я начинала задыхаться. — придёт он лишь завтра, мы можем сбежать… — Флора, мы же связаны… — Я… я попытаюсь… — я высвободила одну руку. — ты только переверни стул, чтобы он был лёжа… — Х-хорошо… — она со страхом раскачала его и грохнулась на бок. — Ау… — Потерпи…       Спустя время, я с трудом распутала её руки, после чего она сама освободила себе ноги. — Отлично, теперь помоги мне… — Не могу, слишком туго… — Чёрт… поищи что-то острое… — Угу. — порыскав уже почти в темноте, Амелия всё же что-то нашла. — Есть! — Умница, давай…       Было нелегко и больно, но всё же выбраться удалось. Была ночь, вокруг темнота, а от малейшего движения хотелось рыдать во всё горло, но я терпела, терпела ради Амелии, ради нашего с ней спасения. — Значит так, — продолжила я, собравшись с силами. — дверь нам не открыть. — Но… — Не перебивай! Придётся бежать. Утром, когда он нас откроет, его нужно оглушить и бежать, бежать что есть силы… — Но… я боюсь… сестрёнка… — она закрыла лицо руками и стала реветь. — Тише, не поднимай шум раньше времени… Когда я очнулась, то заметила, что солнце заходило в ту сторону, — я указала на стенку, противоположную двери. — значит, там запад. Наш дом находиться на юге, значит, нам в ту сторону, — указав при этом на прилежащую к двери стену. — идти примерно часов шест-семь. — Х-хорошо… — Нужно найти что-то тяжёлое… а также какую-то ткань, чтобы перевязать раны…       Сделав всё необходимое, я попросила Амелию дать мне немного поспать, сказав при этом, что если она тоже захочет через время, чтобы немедленно меня разбудила. Спать обеим была бы глупо, так как мы могли бы не услышать шагов и открывающуюся дверь, что означало провал и безнадёгу в нашем спасении.

***

      Уже приближалось утро, боль в теле понемногу утихла, но всё же двигаться было адским мучением.       Вдруг послышались хромающие шаги. — Амелия, — прошептала я. — к двери. — Угу. — кивнула она. — Ну что, мелкие твари, выспались?! — сказал мужик, злобно усмехнувшись. — Сегодня нас ждёт много веселья!       Я, тяжело дыша, с железкой в руке, еле удерживаясь на ногах, с ужасом ожидала предстоящий «бой».       Вдруг послышался звон ключей и дверь медленно начала открываться. Я уже замахнулась рукой — в груди всё сжалось, замерло, будто время остановилось, всё так медленно тянулось, что хотелось заорать, но я терпела, я молчала — ещё один шаг, крик, удар всей силой, что была. Но он лишь слегка пошатнулся, и с капающей кровью у виска, взглянув с кровавой яростью в глазах на меня, всё тело парализовало, чувство, будто змея гипнотизирует и вот-вот накинется на свою жертву, страх, больше у тебя ничего нет. И лишь слабый всхлип, родной звук, который ты хочешь защитить приводит тебя в сознание и голос прорывается: — Амелия… Беги-и-и!!! — заорала я что есть мочи и накинулась на гориллоподобного мужика со всей яростью, что была, забыв о боли в теле. — Скорее!       Рыдая, малютка начала бежать. Я знала, что вряд ли смогу сбежать вместе с ней, но если бы сказала, она испугалась и погибла вместе со мной. — Не пущу! — орала я, выдирая волосы из его головы. — Ах вы суки!!! — он был в гневе. — Ты сдохнешь самой мучительной смертью, тварина!       Пытаясь оглушить меня, мужик бил моё тельце о стены, кулаками, моя же единственная защита — кусать и держаться мёртвой хваткой. Хватило это не на долго, меня всё же сбросили на пол и продолжали бить ногой, пинать, я просто дышать не могла, я захлёбывалась собственной кровью и слезами, но за это время Амелия успела убежать, он её не найдёт.

***

      Когда я пришла в себя, то была на том самом стуле, на котором сидела Амелия, но также, чтобы я не сбежала, он надел на мою ногу цепь. Всё тело было окровавлено, жгучая, адская боль, хотелось реветь, но из-за ран на лице слёзы становились огненными. — О, очухалась уже! — сказал сам «дьявол». — А-а-а-й… — прокряхтела я. — А я как раз всё приготовил! — он указал на столик с различными инструментами, взяв при этом небольшой ножик. — Повеселимся! — Не… нужно… пожалуй…ста… — Да, ты права, — посмотрев на ножик, и опять повернулся. — этот будет маловат. Ты же мне всё испортила, нервы потрепала. — он обернулся уже с другим ножом, который раза в два, если не в три, был больше предыдущего. — Этот будет в самый раз! — У-а-а! — Давай! Кричи!       Он подошёл ко мне, и на его лице отобразилась дьявольская улыбка, дрожь пробрала тело, в душе остался только страх и ничего больше. Нож медленно приблизился к руке, будто в замедленной съёмке, прислонившись лезвием по телу, пробежали мурашки от металлического холода, и впившись в кожу вначале осторожно, даже приятно, а потом уже пошла дикая боль от мгновенного взмаха ножа. Из моего горла прорвался крик боли, слёзы хлынули новым потоком, и по телу пробежали мурашки. — Прошу, — проскулила я. — не надо… — Это только начало, — с наслаждением ответил он, облизав при этом верхнюю губу. — деточка. — Зачем вам это? — Вы сами виноваты, не нужно было отпускать малявку. Она приведёт сюда копов, а перед смертью я хочу развлечься. — Нет… зачем вы в общем издеваетесь над людьми? Что в этом приятного, в их страданиях? — Это месть дорогуша, месть… — Что? Какая месть? — Ты слишком болтлива, продолжим твои мучения!       Порезы продлились так около получаса, были где глубокие раны, где лишь царапины, но всё тело жгло огнём, словно кожа полыхала. Далее он стал надевать перчатки и взял какое-то растение с большими красивыми цветами. — Ах, красивый всё же цветок! — произнёс мужик. — Хах! — Ч-что? — Смотри, — он зажёг спичку и поднёс её к цветку и в воздухе произошла вспышка красного пламени, после чего прозвучал хлопок и стал выделяться чёрный дым. — красота обманчива, правда? — Что это было? — Этот цветок выделяет летучий яд, а при взаимодействии с огнём он воспламеняется! Ха-ха-ха!!! В период цветения к этому растению ни в коем случае нельзя прикасаться! В момент прикосновения человек ничего не чувствует, но потом, кожа в месте прикосновения краснеет, покрывается волдырями и образуется ожог. Заживает все это очень долго, а рубцы остаются на всю оставшуюся жизнь. — П-прошу… не… делай эт-того… — Ха. ха-ха. ха-ха-ха!!! — и со смехом он начал тереть мои руки и ноги этим цветком, но ни боли, ни жжения не было. — Продолжим…       Вернувшись опять к своему столику, он взял тиски, молоток и гвоздь. Пальцы рук и ног у меня автоматически сжались. Распрямив один из пальцев, он прибил его гвоздём к стулу и начал отрывать ноготь, делая всё медленно, для ещё большей боли. Я орала, что было сил, казалось, что скоро голос сорву. Потом он стал просто забивать гвозди в мои руки, ноги. Они попадали в кости и я слышала, как те хрустели. Понемногу я начала отключаться, всё медленно расплывалось, и в конце концов я потеряла сознание.

***

— Эй! Очнись! Очнись же! — тормошил меня мужик. — У нас мало времени, через час приедут копы! — Убей… — прошептала я. — Чего? — Убей меня! — ревела я. — Я не вынесу этого! Не понимаю! Зачем?! ЧТО МЫ ТЕБЕ СДЕЛАЛИ?! — Что сделали… — он задумался. — именно вы — ничего… Но сколько пыток было у меня, как надо мной издевались, избивали, морили голодом! Ненавижу!!! — Так мучай их… почему я? — Они давно мертвы. Я не успел отомстить. Ты и твоя сестра просто оказались не в то время, не в том месте… — Ты сумасшедший… садист… — Мы не закончили с тобой… — Но надо мной тоже издевались!!! Избивали!!! Я не стала из-за этого резать людей! — Заткнись! Ты никогда этого не поймёшь!!! — он ударил меня кулаком по лицу, кровь стала течь из уголков моего рта небольшими струйками. — Гха… гха… — откашлялась я. — Продолжим. — он протёр моё лицо от крови и стал копаться у столика, но глаза не открывались, и я не могла чего-либо разглядеть. — Они скоро будут. Меня запомнят навсегда. Ты будешь моей «рекламой»! Ха-ха-ха-ха!!!       Он закрепил мою голову каким-то ремнём к спинке стула так, чтобы она не двигалась. Через минуту я почувствовала тепло у своего лица, тепло, которое становилось всё жарче и жарче, что на теле стали проступать капельки пота. И вдруг… боль, которую я ещё никогда не знала, все пытки ранее были просто ушибом по сравнению с этим! Я начала трястись, орать что есть мочи, ногти впивались до крови в подлокотники, слёзы текли водопадом. Моя кожа на лице плавилась, он выжигал на ней какие-то рисунки или буквы, я молила о пощаде, о смерти, было просто невыносимо.

***

— Эй! Эй, ты как, жива? — голос в голове, другой, не злой, не демонический, а какой-то добрый, светлый. — Очнулась… Эй, она очнулась! — Флора-а-а-а!!! — послышался писк — это Амелия. — Ты очнулась! Сестрёнка! — Что…что со мной такое? — всё жутко болело и было онемевшим. — Флора, вы в больнице. — это был видимо врач. — Всё обошлось, теперь вам ничего не угрожает. — Что с моим лицом и телом…? — Эм, Флора… Не волнуйтесь только… — Что со мной?! — меня начали разматывать, в глаза ударил яркий свет и я прищурилась, но когда всё же могла увидеть себя, то слёзы просто сами собой потекли, это было кошмарно. Всё в глубоких шрамах, язвах, порезах, а на лице было выжжено «Лакки» — имя того самого садиста.       Потом я уже узнала, что пролежала в больнице около недели без сознания, того мужика приговорили к смерти на электрическом стуле. Также в его доме нашли несколько трупов пропавших в изувеченном состоянии. Выяснилось, что у этого Лакки детство было просто кошмарным, его насиловали, избивали, пытали, и он нашёл выход в мести: вначале мучение животных, потом и своё тело и всё это дошло до убийств людей.       С тем самых пор я стала больше проводить время в одиночестве, на свежем воздухе, но мать запрещала ходить в открытую, и теперь на мне можно увидеть лишь свитер с длинным рукавом, джинсы и маску, скрывающую большую часть моего лица. Но не смотря на это мать стала более обходительной ко мне, для работы у нас появилась прислуга.       У меня есть мечта. К моему совершеннолетию я перестану скрывать своё тело, буду ходить по погоде, не скрывая шрамы, но от маски я не откажусь, и пусть пялятся, пусть их хоть выворачивает при одном только моём виде, я начинаю новую жизнь, где есть только Я и СВОБОДА!