Алана
«Не делай этого, в твоей жизни произойдет еще много всего хорошего. » Резко открыв глаза, я почувствовала боль. Опять. Боль души и разума. Совершенно не понимаю, откуда она берется? Почему не может уйти от меня к другому человеку и преследовать его, мешая спокойно жить? Прошло уже полгода. Пол гребанных года вместе с болью в груди. Сейчас утро, а может быть и день. Последнее время, я не особо слежу за временем. Просто живу. Стараюсь… Смотрю в потолок. Абсолютно белый. Как обычно. Приподнимаясь, смотрю на часы на столике рядом с кроватью. Десять часов пять минут. Через пятьдесят пять минут в мою комнату как обычно должна зайти она. Спросит как дела, какие планы на день, а я отвечу грубо, так как она заслуживает, что я ненавижу её и просижу весь день в комнате. Опять. Отчасти желаю покинуть этот мир, в котором «плыву» своей чередой, но этот голос. Перед каждым пробуждением я слышу его, каждый день. Он говорит мне жить, жить, жить. Что в будущем я увижу много хорошего. Мягкий, теплый, звонкий голос. О боже. Я не совершаю самоубийство только из-за голоса, как смешно! Хотя кого ты обманываешь, Алана, просто не хочешь оставлять отца одного. Сегодня пятнадцатое октября. Осень. В Монреале не особо холодно в это время года, но иногда бывают дожди. Я без понятия какая там погода сегодня и сейчас. Последние три месяца точно, мое окно в комнате всегда закрыто темной плотной шторой, а последние полгода я перестала радоваться солнцу и солнечным лучам. Да и вообще радоваться чему либо. Не особо хочу вставать с кровати, в которой я итак провожу много времени. Хочется лежать и слушать Бетховена или Баха. В их произведениях я вижу прекрасное. Один из пунктов из смыслов просыпаться каждое утро. Я нахожу в себе силы подняться кровати и вижу, что уснула в том, в чем пришла вчера с занятий. Черные джинсы и серая кофта с длинными рукавами. Хотя как то плевать. Захожу в дверь ванной комнаты и хочу закрыться тут, в белой комнате из белого кафеля, белой ванны, раковины и туалета. Но замки убрали после последнего случая, который случился чуть более трех месяцев назад. Они убрали замки с дверей моей комнаты и ванны. Они бояться… В зеркале над раковиной вижу себя. Картина не из лучших. Холодные светло карие глаза, нет, не холодные, а пустые, лишенные смысла, мертвые глаза. Темно каштановые волосы, непослушно взъерошенные на моей голове. Я провела рукой по ним, чтобы хоть как то уложить, но не получилось… Выдавив слабую улыбку смотрю на своё отражение. Безумно бледное лицо. Цвета.. этот цвет называют болезненный. Прекрасно понимаю, что щечки, которые когда-то были с румянцем, исчезли. Навсегда… Я больше не та Алана Смит, которая улыбалась при каждом мгновении и это не исправить. Ах, какая ирония. Впрочем, уже все ровно. Из ящичка, который висел над раковиной я аккуратно, почти бесшумно достаю маленькую деревянную коробочку. В этой коробочке лежат лезвия. Да, я режусь, что довольно нормально звучит для меня. Не то чтобы я хотела покончить с собой. Просто эти небольшие шрамы остаются как память. Память о них. Первые пару недель, я делала это из-за невыносимой боли. Без них было безумно страшно и одиноко в моем мирке. Они, были моим спасением… Я аккуратно поднимаю рукав кофты левой руки. Там уже достаточно много полосок «памяти». Каждое утро, я вот так встаю и на протяжении полугода делаю по одной полоске в день. Один порез – один день памяти. Звучит безумно глупо. Когда об этом узнали мои одноклассники, они смеялись. Просто они не знают всей правды. Они не знают, что случилось тогда… Порез был не такой уж и глубокий, но небольшая капля упала на белую раковину и, оставляя алый след, проскользнула в канализацию - Аланочка… - послышалось за спиной. Я повернулась, а она облокотилась об косяк двери в ванную и смотрела на меня, в мои глаза. – Ты же обещала не делать этого. Обещала мне и отцу. – Её лицо было таким наигранным. Она хотела моей смерти, ведь я только мешала им с отцом. - Я никому ничего не обещала. Тем более тебе, Линда. – Повернувшись к ней спиной, я приложила платок к руке, а лезвие убрала в коробочку. – Сколько раз я говорила тебе не входить в мою комнату? Ах да, с самой первой встречи. Не входи сюда, тебе здесь не рады. Не были и не будут рады, Линда. – Выходя их ванной комнаты, я задела её. – А теперь уйди с моей территории. - Я лишь хотела позвать тебя на завтрак. Отец хочет поговорить с тобой. На счет… - она не успела договорить. - На счет моего поведения? Или моих оценок? А может быть по поводу наших с тобой разговорчиков? – мой тон был наглым. Возможно чересчур. – Мне абсолютно плевать. Я не хочу разговаривать ни с тобой, ни с ним. Женщина лишь посмотрела на меня своими синими глазами. О, этот взгляд. Его узнаю везде. Тот самый когда какая нибудь популярная девчонка в твоей школе смотрит на всех сверху вниз, призирает тебя и твоих «непопулярных» друзей и считает себя самой умной, красивой, хитрой и сильной на всем белом свете. Вот что это за взгляд. - Ты всего лишь подросток, Алана. Никак не повзрослеешь? Слишком много привлекаешь к себе внимание, создаешь невообразимые проблемы. Разве ты не видишь, я с твоим отцом хочу помочь тебе с твоей психикой, позволь нам… - Она невольно, закусила губу и смотрела на меня, ожидая моего грубого ответа. Но я лишь смотрела на неё. - Линда, моя психика в порядке. Мне просто нужно чтобы ты отвалила от меня раз и навсегда. А теперь выйди с моей комнаты. – Моя рука показывала на дверь комнаты, что давало ей понять «выход там». Она вышла так же тихо и беззвучно, как и вошла. Если честно, она права. На счет моей психики. Но естественно я все отрицаю ей назло. Отрицала, отрицаю и буду отрицать. Сейчас Ты задашься вопросом: что же такого сделала эта прекрасная женщина, что я, Алана Смит её ненавижу? Мой ответ будет прост. Она Лисица. Знаете, да так их людей, они постоянно подстраиваются под «жертву», стараются угодить, делают вид, что «любят, заботятся, мечтает с жертвой о большом совместном будущем», а потом выкидывают… В этот раз жертвой оказался мой отец, мой родной, кровный отец который не видит правды словно ослепленный этой самой «любовью». Почему я так думаю про неё? Когда отец познакомил нас, мне было десять. Я все понимала, она здесь долго не задержится. Никто не задерживался долго с ним, словно боялись постоянных переездов по разным странам, штатам и регионам. Боялись долгих задержаний на работе, думая об изменах. А он простой врач. Врач-кардиохирург. И в первый месяц, как Линда Мэрил начала жить вместе с нами, она дала понять: «Либо я, либо ты». До тринадцати лет «победа» всегда была на моей стороне, но с переходом в старшую школу преимущество встала на сторону этой Ведьмы, которая всей душой ненавидит свою падчерицу лишь потому, что я мешала её планам. Как-то я спросила у отца, кто мадам Мэрил такая и почему не «ушла» как и все его бывшие? На что получила достаточно «интересный» ответ: Когда я был молод, прям как ты. Был четырнадцатилетнем подростком, меня отправили в лагерь. Там я встретил её, Линду Мэрил. Она была юной, прекрасной девушкой. И конечно я влюбился. Несколько лет подряд мы встречались, только летом, когда приезжали в лагерь. А потом, кажется, мне было восемнадцать, мы последний раз увиделись. Уж так сложилась судьба. Я переехал в Канаду, отучился, а там и ты родилась, дальше бесконечные переезды, а в Бостоне я увидел её, почти не изменившуюся …» Он был по уши влюблен в неё. В её же глазах я не видела той Любви, что вижу в глазах отца. А в свою сторону видела взгляд призрения и ненависти. Только не понимаю как она ещё не уговорила его сослать меня в какой- нибудь пансионат, интернат или школу для девочек. Я сижу на мятой расправленной кровати все в той же одежде. Невольно смотрю на часы. Уже одиннадцать десять. Прокручиваю в голове типичный утренний разговор с мачехой и понимаю, сегодня воскресенье, следовательно, папа дома. Мадам Мэрил все расскажет ему сейчас за завтраком. Он, конечно, будет читать воскресную газету, а когда, прослушает весь рассказ жены, подымется в мою комнату, и как обычно повезет меня к своему приятелю психологу, который в свою очередь поговорит о семейных ценностях, моем настроении, депрессии, а когда я буду тупо молчать и прожигать его взглядом, он пропишет мне антидепрессанты. Или расклад может быть таков. Глава семейства устроит «серьёзный» разговор о том как нужно вести себя со взрослыми, или самое ужасное… Заставит поехать с ним куда-нибудь. Он называет это «День с отцом», будет спрашивать, в чем причина моего поведения, почему у меня депрессия, что случилось и прочая ерунда, на которую буду отвечать лишь кивком и словами: »Да», «нет», «просто», «пап, я устала». Кое-как встаю с кровати и подхожу к окну. До того момента как это случилось, помню, каждое утро вставала бодрой и бежала к окну которое было завешано той же плотной шторой, закрывала глаза в предвкушении солнечных лучей и резко дергала ткань. Когда моего лицо касались «посланники» Солнца, губы невольно расплывались в улыбке, тело будто бы наполнялось энергией на весь день. Но не сейчас. На данный момент лишь касаюсь пальцами до плотной ткани и делаю «окошко». Сегодня пасмурно, небо серое, вижу мокрый асфальт и небольшие редкие капли дождя. Листьев на деревьях уже нету, поэтому клён, который растет рядом с домом уже почти «голый» , можно по пальцам сосчитать оставшиеся желтые полумертвые листья, которые из последних сил держатся за ветки. Помню, мы вместе называли осень – смерть природы и смеялись над этим, будучи детьми, хотя у Него было день рождение седьмого ноября… На моем лице появляется слабая улыбка. Как говорит мистер Кларк (тот самый психолог), мне пора перестать жить в прошлом, начать думать о настоящем и будущем. Или прошлое не вернуть, их тоже не вернуть. В конце сеанса, он опять спросит моё самочувствие, а я лишь кивну и скажу «Чувствую себя хорошо, мистер Кларк». Да, Линда определенно права. У меня психическое расстройство… Мистер Кларк прав. Я живу прошлым. Отойдя от окна, медленно иду к двери, ведущей из комнаты в коридор. В длинном проходе сегодня темно. Все из-за погоды. В конце коридора есть окно, но сегодня пасмурно, поэтому сам проход находится в полумраке. Но даже в темноте нахожу лестницу со второго этажа. Тихо, почти бесшумно, на носочках спускаюсь в низ. Деревянное покрытие холодное для моей босой ноги. Последнее время, мой организм не особо чувствителен к холоду. Если на улице пять градусов по фаренгейту*, мне тепло, точнее тело не чувствует мороза. Если спуститься по лестнице и сразу завернуть на право, ты сразу оказываешься на кухне. Хотела это сделать, но услышала разговор своего отца и мачехи. Он явно был не для чужих ушей (значит, я не должна была слышать его или кто-то еще?) раз супруги разговаривали чуть ли не шёпотом. - Ты опять вложила свою магию? – еще слышно спросил отец. – Почему это делаешь, а? Я хочу жить как нормальный человек, иметь нормальную семью, нормальную работу. Линда, ну объясни, зачем ты используешь силу от Афродиты? Чего ты добиваешься? - Роберт, разве ты не понимаешь, она такая же, как ты, я и весь лагерь… - Поэтому ты вселяешь к ней ненависть к себе, ложное впечатление? Я не понимаю зачем? – он выходил из себя. Всегда, когда он заводится, у него есть какая-то нотка в голосе. - Чтобы она научилась распознавать, магию-колдовство, начиная от волшебных голосов детей Афродиты и заканчивая Туманом и зельями детей Гекаты. – возразила женщина. Сейчас я услышала голос. Прекрасный голос без малейшей вражды. Или она разговаривает так только с отцом? - Я не хочу вообще приписывать её к этому мифическому миру! Я хочу, чтобы она влилась в общество, окончила школу, поступила в университет, завела семью и умерла в покое, не боясь за свою жизнь! Линда, разве этого мы хотели? Еще тогда, в лагере? Разве ты не хочешь ей этого? – Он пытался не закричать. Да, он держался. – А я хочу… - Роберт, пожалуйста, её мать… Раз ты утверждаешь, что её мать боги… - Я не выдержала. Итак прослушала этот бред, хватит, не люблю подслушивать. - Моя мать что?.. – сердце забилось быстрее. Намного быстрее. – Ты говорил, что она была разгульного поведения и бросила нас, а сейчас твоя новая жена что-то про неё хотела сказать. Откуда? - Алана, все слишком сложно, пойми… - начала Линда. Сейчас она говорила открыто, искренне. – Ты многого не знаешь, позволь все объяснить. - Нет. – Вмешался Роберт. Он снял очки и устало потер глаза. Скорее всего, была сложная смена, и проспал всего несколько часов. – Нет, Линда. Лана, тебе не надо это знать. Ничего. Для твоей же безопасности. Твоя мать очень плохой человек. - Она знает что-то про мою мать! - Твоя мать бросила тебя! Такие как она бросают своих детей! Просто на попечение смертных родителей. Такие как твоя мать лишь играют с людьми и с их чувствами, потому что, такие как Она живут очень долго. Люди для них игрушки и ничего более. А их дети от этих смертных страдают по полной! Спасают задницы своих долговечных родителей, а те довольные и все! Не понимают потери своих же детей. – Не выдержав тот встал. Начал ходить туда, сюда по кухне. Со стороны плиты что-то подгорело. Линда быстро отвернулась от нас, и занялась подгоревшими блинчиками, говоря что-то на латыни? - Сумасшедший. Твоя работа тебя скоро с ума сведет. Идиот... - стало тяжело. Очень тяжело. - Видеть тебя не хочу. Быстро пошла в прихожую и на босую ногу обула ботинки, надела черное пальто. Огромное чувство странности за своего отца и мачеху. Не понимала, что сейчас происходило на кухне, что за разговор. Открыв дверь, мне в лицо дул холодный осенний ветер. Было безумно хорошо, как послышался голос Линды. - Лана, все мифы реальны! Потом подался бас отца. - Не смей, Линда, не смей!Muse – Feeling Good
Ruelle – Deep End
Chaos Chaos – Do You Feel It?