Честная жестокость.

Тодороки однажды дал себе обещание, которое он стремился исполнить вне зависимости от ситуации. Защищать того, кто заставил его верить в людей, заставил начать любить себя, а в последствии и влюбиться. Не в кого-то, а в своего учителя жизни. Мидория научил его всему и в итоге занял прочное место в его сердце. И чуть позже оказалось, что это взаимно. Тогда Шото еще не понимал, какое счастье ему досталось, но все равно всячески и неосознанно старался оберегать, пусть и находясь чаще всего в стороне. Он знал, что Изуку как никто иной стремится доказать самому себе, что он герой и достоин этого звания. Как бы ни хотелось помочь Тодороки, но желание своего возлюбленного он уважал и позволял ему действовать самостоятельно, лишь иногда со стороны оберегая его. Однако Шото успел пожалеть о своем решении. Cейчас, смотря на то, как злодеи уносят его Мидорию, ему сложно сдерживаться и не уничтожать все вокруг себя, хотя очень хотелось. Но понимание того, что он может задеть случайно невинного, или того хуже, беззащитного сейчас Деку, заставляет его опускать руки и вцепиться в штанины. Никто не считал его глупым, но в данный момент ни единого плана по спасению Изуку в его голове не появляется, и от этого становится тошно. А осознание своей беспомощности ухудшает ситуацию. Чуть позже приходит и понимание, что если он ничего не сделает, то просто потеряет возлюбленного и скорее всего навсегда. Пальцы обеих рук странно покалывает, не от жары или холода, нет, тут что-то другое. И сердце бьется так странно и необычно для него… — Похоже, рыцарь спящей красавице достался не очень способный. Чужой смех и злая насмешка в голосе заставляют его в прямом смысле полыхать, уничтожая все барьеры и преграды перед ним. Все, о чем он может думать, так это о том, как бы спасти Деку, вернуть его себе… Вдох. Выдох. В конце концов, он один из лучших учеников академии и все, что ему нужно, так это спасти Мидорию… Огонь с одной руки скользит к земле, опутывая оставшиеся препятствия, прямо до злодеев, которые смеялись и что-то обсуждали. Их совсем не волновал его холодный взгляд, как и снежная пелена, что пошла по второй половине. Последние ограничители были сняты. Если не сейчас, то когда ему использовать силу на полную мощь? У него забирают самое дорогое и важное в жизни, а предлагают, согласно школьным правилам, постоять в сторонке и позволить это?! Да ни за что, он не собирается такого допускать. Ни сейчас, ни после. — Зря вы попытались забрать то, что принадлежит мне… Вспышка, огненная пелена, не сдерживаемая никакими более ограничениями, накрывает врагов, а в противовес ей лед морозит поверхность, не позволяя сбежать от наказания. Теперь Тодороки может подойти ближе и посмотреть с неприкрытой холодной яростью на последнего злодея, что держал в своих грязных руках его сокровище. — Похоже, спящая принцесса в этот раз будет спасена. Но не надейся, что всегда сможешь ее спасать. Да и тебе придется объяснять трупы. Злая ухмылка - и Шото наверняка бы не сдержался, пачкая снова свои руки в крови, если бы ему в руки попросту не кинули бы Мидорию, который был все еще без сознания. Прижимая к своей груди возлюбленного, ему хотелось или сжечь последнюю преграду, или погрузить ее в вечные льды, но тот вдруг исчез… Тяжело дыша и дрожа всем телом, Тодороки оседает на землю, не обращая внимания на трупы вокруг и кое-где еще полыхающий огонь. Он смог защитить то, что дороже всего для него, пускай такой страшной ценой. Но если ради собственного счастья ему придется пойти по чужим головам, он сделает это. Никто и никогда не сможет отнять у него любовь, без которой ему пришлось жить слишком долго. Утыкаясь носом в чужие волосы, Шото жадно впитывал любимый запах, вперемешку с гарью и морозной свежестью. Теперь он начал обращать внимание на окружающую среду. Холодная ночь накрывала город, а вокруг все еще шли мелкие сражения, о которых он забыл, спеша спасти Деку… Сверху раздался знакомый жар, а после и голос, который он презирал и ненавидел очень долго, давно и обладателя которого еще не простил. — Что ты натворил?! Поднимая взгляд на отца, он не думает, что стоит что-то говорить — все и так ясно. Что бы он ни добавил, это будет звучать как жалкое оправдание, на которое всем давно было плевать. С этой мыслью он свыкся. — Я понесу наказание за то, что влез в драку и от этого появились жертвы. Медленно поднимаясь со своего места и сильнее прижимая к себе все еще пребывавшего в бессознательном состоянии Мидорию, Шото поворачивается спиной к Старателю и закусывает губу. Даже если бы ему предложили вернуть время вспять, он сделал бы то же самое, ни о чем не жалея. Далеко уйти ему не позволяет отец, с силой вцепившись в его плечо, заставляя остановиться и повернуться к нему. Тодороки замечает, как чужое пламя начинает полыхать куда сильнее, но даже так оно не касается его огненной части. — Никому не говори об этом. Я возьму это на себя. Исподлобья смотря на мужчину, он не хочет ему верить, не понимает смысла в этой помощи. Ему плевать, исключат его из героев или нет. Самое важное, если что-то сможет спасать любимого, то будет это делать. А жертвы… Плевать. Переводя взгляд на догорающие трупы, на вытекающие внутренности и на обугленные кости, он не чувствовал к злодеям жалости. — Хорошо. Дернув плечом, заставляя чужую руку отпустить его, Тодороки пошел в противоположную сторону от затихающих сражений. Похоже, в этот раз ему позволят побыть еще с Деку. Да только теперь он будет следить за ним куда тщательней. Именно об этом он думал, наступая на остатки чужого черепа и кроша его в пыль. Однако на это он даже не обратил внимания, так как Мидория на его руках дернулся и испугано прижался к нему, чем вызвал лишь теплую улыбку. Все его счастье заключается в этом мальчишке и быть ему героем или злодеем, решит именно Изуку. Если он захочет, Шото уничтожит весь мир и бросит остатки к его ногам. Захочет — будет беречь и защищать от зла. Тодороки готов быть как злодеем, так и героем, в зависимости от того, что захочет его возлюбленный. Он не слышал, погруженный в свои мысли, как за его спиной раздался голос отца, направленный то ли ему, то ли еще кому-то. — Ему придется стать сильным, чтобы сдерживать зверя. Похоже, я сделал что-то не так и мой поводок давно порван… Наверно, если бы Тодороки-младший услышал об этом, то мужчине бы тоже досталось. Однако все внимание Шото было устремлено на любимого, что начал приходить в себя и что-то бормотал себе под нос. Было так странно смотреть в доверчивые большие зеленые глаза не в силах рассказать ту страшную истину, что теперь крылась за его плечами. Но против нежного и почти целомудренного поцелуя он точно не откажется. Особенно сейчас, когда его собственные пальцы испуганно вцепились в чужую порванную и перепачканную форму. — Прости, я чуть не опоздал… Тихий собственный шепот пугает куда больше, чем взрывы Бакугоу, что начали разноситься недалеко от них. И похоже, не только его одного, раз Деку положил свои дрожащие ладони ему на лицо и осторожно стал поглаживать, стирая гарь и кусочки льда. — Но ты успел… И снова эта светлая улыбка, которая сводит его с ума, заставляет верить в то, что вот оно солнце в его руках, и оно будет светить только лишь ему. А если кто-то попробует у него забрать Мидорию, то они точно повторят судьбу тех неудачников-злодеев. — Я сделаю все, чтобы видеть твою улыбку… и... Чуть повернув голову, он осторожно касается израненных рук, что покрыты шрамами прошлых битв. Но он все равно может перечислить все отметины на этих ладонях, даже с закрытыми глазами. Его личный фетиш, его личный наркотик. — И без твоих рук, что вернули меня из ада. Я люблю тебя. Пожалуй, нет ничего более счастливого в этом мире, чем слышать смущенный смех Изуку, а после сцеловывать с любимых губ признание. Вот оно, его счастье и его вселенная. И если для ее существования ему придется убивать, он это будет делать. Но больше слез Деку он не увидит.