Сквозь кожу

Время шло неравномерно; проблески сознания вспыхивали и гасли, выхватывая из чернильного мрака причудливые деревья на обочине скользкой дороги. Уилла сжигали болезнь и страсть. Он ещё не знал ни о первой, ни о второй, но они подхватили его и привели между тремя и четырьмя часами промозглой ноябрьской ночи на порог дома доктора Лектера. — Уилл? Уилл стоял, слегка пошатываясь, и жмурился от яркого света. Перед ним маячила чёрная фигура, увенчанная ветвистыми рогами, и сияние впитывалось в её матовую кожу. — Уилл, посмотри на меня. Он посмотрел и увидел бесстрастное безгубое тёмное лицо и провалы слепых глаз. Ганнибал протянул руку, ощущая кончиками пальцев исходящий от Уилла жар, но тот внезапно ударил его в грудь, втолкнув внутрь, шагнул вслед и захлопнул дверь. В жёлтом свете вендиго казался ещё темнее. Он возвышался, касаясь роговой короной потолка, и отбрасывал ломаную хрупкую тень. Сделав ещё шаг, Уилл, не примериваясь, вдруг навалился на острые плечи, и они рухнули на расчерченный квадратами пол гостиной. Уилл, извернувшись, оказался сверху. Его пальцы сомкнулись на основаниях острых рогов, там, где они вырастали из гладкого черепа. Ганнибал резко выдохнул, когда Уилл навалился на него, упираясь крепко сжатыми кулаками по обе стороны головы, так близко, что почти коснулся губами чужого подбородка. Он ощущал знакомый запах — горячечную сладковатую вонь болезни, острый пот, полувыветрившийся дешёвый дезодорант и нежный слабый аромат выглаженного хлопка. Ганнибала разрывали на части два желания: одно – сбросить с себя зарвавшегося пациента, плавным движением свернуть ему шею, одним махом избавиться от, ставших вдруг слишком запутанными, отношений; другое – притянуть к себе, упиться этим запахом, слизать крупные капли пота с чужого лба, ощутить вяжущий пряный вкус разделённого на двоих безумия. Не в силах выбрать между ними, он ждал и не двигался, и лицо его было так же спокойно, как будто он величественно восседал в своём кресле. Склонившись над своим кошмаром, Уилл замер, пытаясь найти хоть крупицу эмоций в затянутых чёрной кожей глазах. Ганнибал не чувствовал страха — только любопытство и отстранённость, как будто всё происходило не с ним, а с его рогатой тенью. А ещё он почувствовал эрекцию Уилла чуть раньше, чем он сам. Болезнь и страсть лишили Уилла остатков самоконтроля. Он стянул с Ганнибала мягкие пижамные брюки, а его воспалённому мозгу казалось, что прочь с шорохом отлетают пласты матовой кожи, открывая тёмно-багровое мясо. Уилл вцепился в него, и под его горячими пальцами плоть показалась ледяной. Приподнявшись, он торопливо расстегнул свои джинсы, неловко высвободил налившийся член и вжался между разведённых бёдер. Ганнибал на мгновение опустил веки, давая себе последний шанс передумать. Он знал, что ему наверняка будет больно; знал, что легко справится сейчас с Уиллом; знал, что тот завтра забудет обо всём; и знал, что рано или поздно он вспомнит. И он решил за них обоих. Войти оказалось неожиданно тяжело; Уилл толкнулся всего на дюйм, но видел сквозь мутное марево, как гладкая багрово-чёрная плоть поглощает его целиком. Ганнибал, не удержавшись, коротко вскрикнул, прикусил губу, и Уилл толкнулся снова, распираемый изнутри невыносимым возбуждением. Чужая боль врастала в него, заставляла вжиматься лицом в острое чёрное плечо, жалобно, хрипло постанывать, ощущая всей кожей, как дьявол под ним с каждым движением становится всё беззащитней и слабей. Всего несколько фрикций — и Уилл резко вышел и кончил, запачкав едко пахнущей спермой кожу Ганнибала и короткие жёсткие волосы на его лобке. Он видел, как она мгновенно впиталась с лёгким шипением, и на месте пролитых капель прямо сквозь плоть проросли и раскрылись удушающе пахнущие цветы. Они обвивали тело вендиго, поднимаясь всё выше и выше, скрывая под живой трепещущей массой непроглядную тьму. У Уилла кружилась голова от запаха, но прежде чем лиловые лепестки сомкнулись над ввалившимся ртом, он последним отчаянным усилием прижался к нему воспалёнными губами. Ганнибал осторожно обнял обмякшее тело, ещё раз поцеловал Уилла, уже не осознающего ничего вокруг, и поднял его на руки, чтобы отнести на диван. Его колени слегка дрожали, и кожу на внутренней стороне бёдер саднило, как будто её ободрали. На следующее утро затянутый в костюм доктор подробно объяснил Уиллу, что он в приступе лунатизма приехал к нему домой, и пришлось уложить его спать. Уилл согласно кивал, не замечая, как ложится от доктора Лектера рогатая худая тень.