Запах весны

Жнецу чужды душевные метания людей, предавших близкого с остатками теплых к нему чувств. Он не мучается в раздумьях — а так уж ли все ему ненавистно, потому что знает точно — ненавистно. И он ни разу не усомнился в правильности своих действий до сих пор. Так было всегда — сколько он себя помнит. В детстве его отговаривали дружить с соседским парнем — Гэб не послушал и от него научился стрелять из игрушечного пистолета. В юности его уговаривали не идти в армию — он не послушал и научился использовать мощные, быстрые дробовики. Мужчина давно убедился в том, что верить нужно только себе — советы людей, которые пытаются помочь, пусть и искренние, ни к чему хорошему еще не приводили. Поэтому когда в его жизни появился Джек, все в ней пошло наперекосяк. Сначала этот пышущий молодой горячностью блондин не вызвал в нем ничего, кроме легкого отвращения — он выглядел так же, как и все, кто обычно давал ему советы и сдерживающие указания. Но при первой же возможности парень выдал ему короткое напутствие, в точности повторив мысли самого Гэбриэла насчет решаемой проблемы. Тогда-то он и заметил чудной, смышленый и очень живой огонёк в светлых глазах Моррисона. Этот широкий сердцем (и плечами) юноша, почти его ровесник, казавшийся с первого взгляда типичным героем каких-нибудь комиксов, оказался гораздо более многогранным. Райс быстро с ним сдружился, потому что оказалось — вот черт — что у него, с виду правильного и рассудительного молодого человека, в душе и в глазах танцуют бесы, которые пришлись по вкусу бесам Гэбриэла. А еще Джек рассуждал трезво, громко, раскатисто громыхая силой голоса и кулаком о стол, когда был зол или пьян. И никогда не ошибался, следуя параллельно мыслям Райса. У Моррисона были короткие светлые волосы, теплые льдисто-голубые глаза, большое и жилистое тело, тугая шея с проступающими на ней синими венками и молочно-белые зубы, среди которых выделялись небольшие, но мощные клыки, которые часто были видны — парень не стеснялся в чувствах и громко орал или громко смеялся. А еще он был прекрасным любовником. Но вечно таким он быть не мог. С годами Джек матерел, становился спокойнее, но черти все равно плясали на дне его души, и Гэбриэл до беспамятства их любил, а мысли мужчин все так же шли рядом, не отступая друг от друга ни на шаг. Поэтому и бороться им было бесполезно — какой толк в драке, где каждый из оппонентов может предсказать движения другого с закрытыми глазами? Амари говорила что-то про ментальную связь, про родственные души и даже про гороскопы, но Райс чувствовал — все гораздо сложнее. Сложнее и губительнее. Когда Джек завоевывал доверие команды и вселял в ее членов настоящий командный дух, Гэб в душе радовался, что кто-то может делать это за него. От природы замкнутый, он был способен только на сухую речь и вполне это осознавал. Только вот в глубине души скреблись кошки — не ревность и не зависть, но непонимание. Райс, обладающий тем же потенциалом, тем же быстрым умом, принимающий решения так же верно и быстро, никогда не был героем и капитаном для своей команды. Моррисон был. Джек находил общий язык с гражданскими, с политиками, с прессой, и, черт подери, Гэбриэл был уверен в том, что и он бы нашел, если бы только вездесущий блондин без слов не взваливал все это на себя. Считалось, что он сделает это лучше. Райса раздражало, что никто не видел — он такой же, горит так же ярко и может так же много. Только вот его не замечали, а с ролью тени Моррисона он смиряться не хотел. К тому же, и сам Джек совсем забыл о нем, окунувшись в свой новый мир в роли главы Overwatch. И — пока о Гэбриэле все позабыли — он уже продумывал, как совсем скоро о себе напомнит. Окно открыто нараспашку, и слабый ветер колышет зеленую занавеску, впуская в небольшую комнатку ночной воздух, наполненный запахами машин и жженой резины. Под ногами у Жнеца черное облако, и его шагов не слышно, но он знает, что Джек его все равно заметил. Впрочем, услышал, почуял, увидел краем глаза — совсем не то. Их связь даже сейчас совсем другого уровня. Кажется даже мистической, но они привыкли. Моррисон лежит на узкой постели, едва на ней помещаясь, лицом к стене. Раздавшиеся плечи равномерно приподнимаются на вдохе, и мужчина, кажется, не думает оборачиваться или хоть что-то делать. — Мы всегда думали об одном, Солдат. Как думаешь, зачем я здесь? — Жнец по-хозяйски располагается в обшарпанном кресле и постукивает по обивке подлокотника пальцами в перчатках. — Думаю, что ты действительно желаешь узнать, зачем пришел, — голос у Моррисона хриплый, постаревший, — Но зеркало не покажет тебе того, чего у тебя нет. — И то верно, — мужчина шипит, — Но я, возможно, пришел наконец с тобой покончить. — Ну-ну, не скатывайся до таких шаблонных намеков. Будто мы оба не знаем, что тебе это вовсе не нужно. — И правда, — вторит Жнец, в ярости сжимая подлокотник и чудом его не сломав. Джек не оборачивается — он так и лежит, даже не шевельнувшись, потому что не хочет, чтобы кто-то видел его лицо. Особенно тот, кто сидит в метре от него и загнанно дышит. — Может быть я, знаешь.., — мужчина заминается и тихо, зло смеется, — Пришел сказать, что моя ненависть утихла. — И что мне с этой информацией делать? — Даже не знаю. Мое дело сказать… — А мое — додумывать, что это значит. Жнеца передергивает — Моррисон тем же холодным тоном произносит любимую шутку их юности. И только спустя минуту он понимает, что выдал ее первым, а Джек лишь продолжил. Как и всегда. — Мне очень хочется пустить тебе пулю в лоб, но я все никак не пойму, что мне это даст, — в голосе мужчины ярость, обида, злость на самого себя и на чертового Моррисона, из-за которого в голове туман и нерешительность. Он встает и мягко скользит по полу, через секунду уже нависая над мужчиной на кровати и грубо толкая его в твердое плечо. Джек равнодушно переворачивается и открывает посеревшие ледяные глаза, тяжело выдыхая и сдерживая кашель. Гэбриэл долго смотрит на исчерченое рваными шрамами некогда любимое лицо, на горбинку носа и плотно сжатые сухие губы, чувствуя, как в голове медленно проясняется, а на душе отчего-то становится легче. — Никогда не простишь меня за предательство? За все то, что я сделал с твоим любимым Overwatch? За все, что сделал с тобой? — Жнец надеется зажечь хоть какую-то былую искру в глазах Моррисона, увидеть знакомый огонь, почувствовать, что тому больно и плохо, но сам не понимает, чем вызвано это желание. — Ты никогда не был глупее, чем сейчас, — Джек вздыхает и на секунду прикрывает глаза. — Разве что когда думал, что вместе со всей болью, что ты мне причинил, не уйдут и чувства. Прости, мне и правда немного жаль, что я не могу тебя ненавидеть. Мужчина тихо, прерывисто выдыхает, сжимает в кулаках ночную рубашку Моррисона и падает, упираясь лбом в его грудь. — Я тебя не люблю. Сквозняк дергает занавеску из стороны в сторону, где-то далеко, в глубине города, ревет сирена, а прямо под окнами слышатся топот и выкрики загулявшейся молодежи. — Пахнет весной, — Джек глубоко вздыхает и кладет руку на мелко подрагивающую спину Жнеца.