Риск

Чанель устало массирует виски, чтобы хоть немного облегчить головную боль, донимающую его уже несколько часов. Когда он шел в полицейскую академию, он рассчитывал на что угодно: перестрелки с бандитами в темных переулках, геройское задержание грабителя, характерный звук защелкивающихся наручников на жилистых запястьях уличных хулиганов, уже давно не мечтающих найти свое место в жизни - на все что угодно, кроме многочасовой бумажной волокиты, которая уже снится ему в кошмарах (если конечно ему вообще удается поспать). Тернистый путь до такого пафосного звания, как 'офицер полиции' был лучшим и одновременно худшим периодом жизни Пака. Еще в средней школе для достижения такой, казалось бы, тривиальной мечты, ему пришлось забыть и забить на свои бунтарские замашки вроде красных волос, проколотой брови и (честно, по пьяни) сосков, а главное на свое увлечение мальчиками. С поступлением в академию волосы, не без помощи той же краски, обрели натуральный оттенок, проколы пришлось оставить затягиваться во власть времени, а вот с мальчиками было труднее. Чанелю не то чтобы совсем невмоготу, но здоровый организм, уже познавший все прелести однополых отношений, простой дрочкой на ночь не удовлетворяется, что ведет за собой последствия. Когда в его кабинет заходит Чонин со стаканом крепкого свежесваренного, Чанель хочет благодарить небеса за то, что хоть кто-то ненадолго отвлечет его житейской беседой в стиле "ну как ты тут" и терпким кофе от заполнения досье на каждого малолетнего преступника, попадающего к ним в отделение за последний месяц. Но Чонин, будучи мелким ублюдком, по-хозяйски садится в кресло напротив, отпивает из стакана и с ухмылкой сообщает офицеру, что к ним в отделение, не по доброй конечно воле, пожаловал еще один бунтарь, а все остальные ребята разбежались на вызовы. - А с каких пор вы здесь не работаете, офицер Ким? - У меня перерыв на обед, офицер Пак. - Сейчас почти два часа ночи. - А я днем не обедал, - нагло отвечает Чонин, даже не смотря в сторону Чанеля, который, глубоко вздыхая, поднимается с кресла, разминая затекшую спину, и медленно отправляется в сторону, так называемого, обезьянника, в который без разбору суют всех тех, кто еще не подвергся восстановлению личной информации из уст, непосредственно, виновного лица. На секунду Чонину даже становится жалко его, когда он видит, насколько по-старчески устало выглядит сейчас Чанель, но Ким тут же замечает пятно на своей рубашке, которое занимает его куда больше, чем чьи-то там проблемы.

***

В кабинете Пака всегда царит полутьма - жалюзи плотно закрыты, а над столом горит одинокая лампочка, которая охватывает светом почти треть его рабочего места, а больше ему и не надо. Поэтому, когда он попадает в помещение, каждый уголок которого освещен ярким белом светом, который раздражает каждое живое существо, находящееся здесь – даже муха, кажется, беснуется, что уж о людях говорить – ему требуется около пяти минут, чтобы разлепить глаза, так неохотно привыкающие к яркому освещению. Когда он перестает корчить из себя ящерицу и моргать каждым глазом по отдельности, пытаясь свыкнуться с ослепляющей белизной стен, пола и даже краски, которой покрыты решетки клетки, он видит единственного юношу, сидящего в этой самой клетке и безразлично уставившегося впереди себя. - Эй, - зовет его Пак. Больше всего офицеру сейчас хочется вернуться в свой кабинет и, пока никто не видит, задремать, зарывшись лицом в бесполезные бумажки вместо пуховой подушки, а не разбираться с очередным несовершеннолетним, которому взбрело в голову, что акт неповиновения выставит его более взрослым в глазах своих сверстников. Парень не отвечал. - Эй, говорю, давай, очнись, у меня нет времени с тобой долго возиться. - Сейчас почти два часа ночи, - парень оторвал взгляд от часов на стене и перевел его на Пака, который иронично изогнул бровь, слыша в свой адрес слова, которые он десять минут назад говорил Чонину. - Неужели ты настолько самовлюбленный малый, что думаешь, что я бы провел часы, вытягивая из тебя необходимую информацию, вместо того, чтобы спокойно закончить с работой и отправиться домой? - Вам настолько не хочется оставаться со мной в одном помещении, офицер Пак? Чанель медленно поднял глаза на босого мальчишку, сидящего в клетке. На вид ему было лет семнадцать, может, чуть больше. Розоватые волосы, размазанная подводка на кончиках глаз, бежевая толстовка на пару размеров больше него самого и бриджи, не скрывающие исцарапанные колени. Парень, казалось, был пьян, а еще, возможно, под травкой. Он сидел, скрестив прижатые к себе ноги, обхватил колени руками, устроив на них подбородок и невинно смотрел на Чанеля, разум которого, видимо, решил вспомнить былое. Пак уже два года ни с кем не трахался. Если бы они встретились при иных обстоятельствах, Чанель, может, пригласил бы его на свидание, оплатил поход в кино и самое большое ведро сладкого попкорна. Он бы нежно коснулся губами щеки младшего и, если тот был бы не против, предложил ему встретиться еще раз. А потом еще и еще, пока они бы не доверились друг другу полностью. А потом уже Чанель бы его нуэтосамое во всех позах и на всех горизонтальных поверхностях паковской квартиры. И все-таки, больше желания потрахаться было желание простого человеческого тепла под боком. Чанель правда устал. Устал просыпаться от чувства голода, просто потому, что сам он поесть забывал, утопая в работе, а напомнить было некому. Устал приходить в пустую и холодную квартиру на несколько часов, чтобы потом снова уйти на работу, лишь бы не оставаться одному. Он устал держать все в себе, потому что у него нет человека, который бы не просто выслушал, а показал, что это важно для него. Чанель вздрогнул от резкого хлопка и недовольно уставился на ночного заключенного, который вот уже несколько минут пытался привлечь внимание задумавшегося офицера. Он уже успел и по клетке пробежаться, и отстучать ритм популярной песни на поверхности скамейки, и несколько раз позвать Пака, пока ему не наскучило и он не начал просто громко хлопать в ладоши. - Ты чего творишь, заключенный? - Ну, во-первых, не заключенный, а Бен Бэкхен. А во-вторых, мне скучно и ты меня пугаешь, когда вот такими пустыми глазами смотришь в одну точку. - С каких пор мы стали лучшими подружками, заключенный? Обращайся ко мне на вы, я, как минимум, старше. - Сколько вам лет, офицер Пак? - Бэкхен смотрит ему прямо в глаза, и Чанель клянется, что у этого парня за черными зрачками скачут бесенята, которые не дают Паку собраться с мыслями. - Тебе этого знать необязательно. А вот мне, наоборот, необходимо знать, сколько тебе лет, где ты живешь и по какой причине здесь, чтобы потом сообщить твоим родителям, которые, я надеюсь, серьезно возьмутся за тебя после сегодняшнего происшествия. - Давайте поиграем, офицер Пак. Я отвечаю на ваш вопрос, а вы на мой. И так, пока мне не надоест, а вы не получите необходимые сведения. Чанель смотрит на время и понимает, что провел здесь уже полчаса, которые мог потратить на сон или, в конце концов, на заполнение бумаг. При воспоминании о гигантской кипе незаполненных досье на столе в его кабинете Пак недовольно морщится и решает все-таки закончить с этим парнем, чем быстрее - тем лучше, а потом отправиться в кабинет. Поспать, естественно, к черту бумаги. - Хорошо, но помни, что офицер здесь я и, соответственно, любое действие с твоей с стороны, которое придется мне не по нраву, я имею право пресечь и в конце концов просто заставить тебя ответить на все вопросы, пользуясь должностью, ты понял? Мы играем по твоим правилам, потому что так быстрее. Я надеюсь. Бэкхен с улыбкой отдает честь и громко произносит "есть, офицер, слушаюсь, офицер", на что Чанель только ухмыляется и ставит стул ровно напротив Бэкхена. - Так сколько вам лет? - Двадцать семь. Тот же вопрос. - Шестнадцать. Как вас зовут? Чанель удивленно поднимает брови и думает, что он чертов извращенец и педофил, если хотел завести отношения с шестнадцатилетним ребенком. Если бы кто мог знать, о чем думал Пак в ту минуту, то он сам бы оказался за решеткой потолще и пострашнее, чем та, за которой сейчас сидит Бэкхен. - Пак Чанель, для тебя только офицер Пак. По какой причине ты сюда попал? - Сам пришел. Разбил витрину в магазине и подумал, что лучше сдаться самому. Вы женаты? - Нет. Почему ты решил, что разбить витрину в магазине будет хорошей идеей? - Я и не думал, что это хорошая идея. Владелец этого магазина - любовник моей матери и пока он разбивал сердце моему отцу, втрахивая ее в их постель, я решил разбить ему витрину. Вы когда-нибудь спали с парнем, офицер Пак? - Бен Бэкхен, ты переходишь границы дозволенного, и я бы посоветовал тебе... - Можете не отвечать, офицер Пак, по вам видно. - Бэкхен встал со скамейки и подошел в плотную к решетке. - Все это время вы не сводите с меня глаз, и я могу сказать, что у вас давно никого не было по тому, как вы вот уже без малого сорок минут пожираете меня взглядом. Пак уже два года ни с кем не трахался, а еще он устал. Он правда устал, поэтому медленно встает со стула и подходит к Бэкхену, смотрит ему в глаза и вдруг резко хватает его запястье и до боли сжимает его в своей ладони, отчего мальчишка вздрагивает, но не отстраняется. - И что ты сделаешь с этим, малыш? Трогать ты меня не можешь, потому что это добавит проблем и тебе, и мне. А еще ты несовершеннолетний, что делает меня преступником. Пытаешься корчить из себя взрослого, да? Чанель до последнего надеется, что тот испугается, начнет вырываться, да что угодно, что заставило бы Пака остановиться. Но Бэкхен мало того, что даже взгляда не отводит, он по-блядски ухмыляется и встает на носочки, дотягиваясь до губ офицера. Они целуются через решетку обезьянника, и Паку кажется, что его красные волосы и пирсинги были не настолько вызывающими, как то, что он делает сейчас. Он рискует своей карьерой, рискует свободой, но в какой-то момент ему кажется, что ради Бэкхена он готов рискнуть на все. Последний отстраняется со звонким чмоком и, напоследок коснувшись поцелуем-бабочкой, легким щипком губ, линии челюсти Чанеля, опускается на колени. - Полагаясь на физику, ничто, по сути, не соприкасается, - Бэкхен крепко держит Чанеля за бедра, не давая тому отстраниться, и умело расстегивает зубами ширинку. Чанель не успевает подумать о том, откуда у мальца столько опыта, когда его пах опаляет горячим дыханием. - Всегда есть микроскопическое расстояние между атомами вашей руки и тем, к чему вы прикасаетесь. - Когда Бэкхен понимает, что Пак не собирается его отталкивать, он отпускает его бедра и с характерным лязгом расстегивает ремень, спуская офицеровские брюки до коленей, оставляя белье на месте. Он согревает член Пака через тонкий слой ткани своим дыханием, трется об него мягкой щекой и позволяет себе коснуться кончиком языка темного пятнышка смазки на белье офицера перед тем, как стянуть и его. - Так что, нет, офицер Пак, технически я не отсасываю вам сейчас, - Чанель думает, что не зря не спал ни с кем два года, если Бэкхен и его мягкий ротик стали наградой за его воздержание. Потому что Бэкхен, опуская прелюдии, насаживается до горла, сглатывает, а затем резко отстраняется, чтобы повторить действие, заставляя Пака вцепиться в чертову клетку, как утопающие цепляются за брошенный спасательный круг. Наверное, пьяницы с таким же усердием и самоотдачей опускают в себя шоты с водкой, как Бэкхен принимает в себя член Чанеля. Он язычком обводит головку члена по кругу, поднимая невинный взгляд на Чанеля, который сейчас очень надеется, что чертов Ким Чонин уснул в кресле его кабинета, а остальные сотрудники еще долго будут вылавливать шпану из бесхозных уличных закоулков, потому что если кто-нибудь увидит, как офицеру полиции через прутья решетки отсасывает малолетний преступник – они все пропали. Пак не решается посмотреть вниз, но тепло вокруг его паха исчезает, он непроизвольно опускает взгляд. И тут же жалеет об этом, потому что Бэкхен весь в чанелевской смазке, трется о его член, как котенок и, кажется, даже мурлыкает от удовольствия, когда водит возбужденным органом над верхней губой, пытаясь запомнить настоящий запах взрослого мужчины. Бэкхен думает, что он сумасшедший, потому что позорно кончает себе в штаны, как школьник, которым он на самом деле и является, когда Чанель не сдерживает рыка и хватает его за волосы, заставляя мальчишку уткнуться носом в гладко выбритый лобок. Бэкхен думает, что был рожден для того, чтобы чувствовать, как головка члена Пака упирается ему в заднюю стенку горла. Бэкхен думает, что он зависим, когда Пак кончает ему прямо в горло, заставляя проглотить все до последней капли и не давая отстраниться, пока Бэкхен дочиста не вылижет его член. Пока Чанель надевает брюки вместе с бельем, пытаясь отдышаться, Бэкхен ложится прямо на пол холодной камеры, чувствуя, как высохшая смазка офицера приятно стягивает нежную кожу на щеках. - Встань с пола, еще заболеть не хватало. - Бэкхен смотрит снизу на Чанеля и последний думает, что если после каждого оргазма Бэкхен будет смотреть на него так, то он готов рискнуть и жизнью.