Падение

« Я себе помог… » Тогда эта ложь казалась настолько правдоподобной, что я сам охотно поверил в её истинность. Я до последнего держался за неё, словно за спасительную соломинку, в тщетных попытках укрыться от неизбежного. Однако после беседы с Фридрихом сомнения, ранее тихо прокрадывающиеся в мою душу, обрушились на голову подобно огромному снежному кому. Я оступился, столь нагло и неосмотрительно бросив вызов целой системе с её сомнительными идеалами, как в детстве возомнил себя героем, способным освободить мир от зла… в действительности же я являлся его частью и, как оказалось, был слишком слаб для борьбы. Сочинение и отсутствие Фридриха рядом развязали мне руки: это был отличная возможность высказаться, попробовать достучаться до других учеников академии. Тогда впервые в жизни я осмелился пойти наперекор отцу, поборов сковывающий меня страх перед ним. Я искренне верил, что таким образом сумею помочь себе, избавиться от чувства вины, от скопившегося внутри смятения, и так оно и было — поначалу. Всё это воодушевило меня, придало сил, которые, увы, очень быстро иссякли. Я вновь почувствовал себя маленьким беззащитным мальчишкой. Слабаком. Трусом. Эстетствующим хлюпиком. Мне снова стало страшно. Я окончательно запутался. Написанное мною сочинение оказалось полностью бесполезным: да, я высказался, да, показал своё истинное лицо, но никому не помог. Когда Фоглер выставил меня из кабинета, я успел ухватить взгляды некоторых из одноклассников. На меня смотрели как на безумца. Но я не мог иначе! Не мог беспрекословно подчиняться тем, кто желал превратить нас в истинных представителей жестокой, безжалостной расы. Перед глазами до сих пор стояло лицо того мальчика, которого мы убили в лесу. Он был совсем ребёнком, напуганным и загнанным в угол… таким же как мы. Это стало последней каплей. Я осознал, что не смогу так. С теми людьми, в числе которых был и мой отец, меня ничего не связывало, но он в надежде отмыться от приносимого мною позора из последних сил пытался сломить меня, сделать себе подобным, извести мою человечность. Следующей его идеей стала моя отправка на фронт. Когда я рассказал Фридриху об этом, он был вне себя от ярости — набросился на меня с упрёками, назвал эгоистом… и был прав. Произошедшее прошлой ночью в лесу настолько прочно въелось мне в душу, что я совершенно забыл о тех о том, кому дорог. Но что могло случиться, напиши я правильное сочинение? Отец не оставил бы попыток уподобить меня себе. Вполне вероятно, я бы только оттянул неизбежное, а ожидание конца, как правило, невыносимо. Я не задумываясь решительно шагнул в тёмную бездну. Оттуда не возвращаются. Обратного пути уже нет. Завтра утром, на физкультуре, нас поведут на замёрзшее озеро. Кажется, я знаю, как поступить. Задуманное неправильно, но у меня больше нет сил. Мне жаль, Фридрих. Я не мог иначе.