Dum spiro, spero (Пока дышу - надеюсь)

Где твои крылья, Которые нравились мне? (Наутилус Помпилиус "Крылья")

Ради Леона Ди бросил всё: отрёкся от того, что было ему дорого, чем он жил, чем дорожил. Волшебные невидимые крылья за спиной графа навсегда сложились, иссохли, осыпались, словно осенняя листва. Магия, что жила в сердце и кончиках длинных когтистых пальцев, превратилась в пыль, растворилась в воздухе: лёгкий ветерок подхватил её и унёс далеко-далеко, туда, куда нет дороги простым смертным. Он выпустил из груди бушующую силу природы, разрывавшую его сердце на части, и она, вырвавшись на свободу бурным серебристо-золотым потоком, устремилась в небо, взорвавшись там огненным звездопадом. Так волшебный мир прощался с тянь-шэнь – бессмертным духом, пожелавшим стать простым человеком ради любви. Граф оставил свой дом, свою семью, своих животных, нарушив многовековой закон, что соблюдался из поколения в поколение. Он разорвал тончайшие нити, что связывали его душу с душами предков, погибших от рук жестоких людей. Он остался один на один с новой человеческой жизнью. И всё ради одного-единственного человека – Леона Оркотта. Леон вздрогнул, просыпаясь. Его снова мучили кошмары, в которых его беззащитного, теперь уже беззащитного ками убивают, а Оркотт не может его спасти. Мужчина открыл глаза и медленно повернул голову. Рядом, обнимая подушку и поджав тонкие яркие губы, спал Ди. Его ресницы дрожали во сне, наверное, ему снилось что-то тревожное. Леон укрыл плечи графа одеялом, поцеловал его в висок и встал с кровати. Спать расхотелось совершенно. В голову лезли самые разные мысли, в большинстве своём неприятные, и воспоминания о давным-давно минувших годах. Минуло уже десять лет с той поры, как он, покинув родной Лос-Анджелес, отправился на поиски беглого графа Ди. И бывший детектив Леон Оркотт почти сдался, надежда постепенно угасала в его сердце, но, как ни странно, оставалась любовь. К тому моменту он, наконец, осознал, что именно это чувство все эти годы заставляло его идти по следу таинственного китайца и тянуло его в лавочку к Ди. Он, наконец, его осознал и на душе сразу стало легче, и как-то светлее, что ли. Оркотт дремал на небольшом диванчике в съёмной квартире перед работающим телевизором. Его разбудил тихий, робкий стук в дверь. Как, если бы, кто-то хотел и одновременно не хотел, чтобы ему отворили дверь. Леон проснулся, натянул мятые джинсы и, широко зевая, пошёл открывать дверь, ругаясь про себя на неизвестного, которого принесло в такую рань. Он отрыл дверь и уже набрал воздуха в лёгкие, чтобы высказать нежданному гостю всё то, что о нём думает, но замер с широко распахнутыми глазами и словами, застрявшими в горле. На пороге стоял, чуть сгорбившись, маленький, промокший человек в цветастом ченогсаме и, грустно улыбаясь, смотрел на него разноцветными глазами. Оркотт забыл, как дышать – китайское чудо, которое он искал столько времени, само явилось на порог его квартиры. В голове крутились две мысли: «нашёлся» и «так не бывает». Он осторожно обнял своего потерянного и найдённого графа, нежно гладил по волосам, пропуская через пальцы влажные чёрные пряди, вдыхал аромат ванили и пряностей, исходивший от них. Сердце сжималось от нежности, радости и какой-то неуловимой грусти. Сердце первым почувствовало, что с графом что-то не так. Леон вышел на террасу и закурил, вглядываясь в ночное, усыпанное мелкими точечками звёзд, небо. Небо было таким же чёрным, как волосы Ди, чёрными змейками рассыпавшиеся сейчас по подушке. Вот уже несколько лет они живут вместе с графом. Сняли маленький домик с садом на окраине небольшого городка, рядом с рекой. Леон устроился работать в спортивный магазин. Красивый голубоглазый блондин с чистой и яркой, но немного грустной улыбкой очаровал покупателей. Женщины стайками вились вокруг красавца, пытаясь привлечь его внимание, но Леон лишь вежливо улыбался им в ответ. И, поняв, что сердце мужчины не свободно, девушки, грустно вздыхая, постепенно оставили его в покое. Ди же работал в маленьком зоомагазине. Хоть он и потерял способность видеть истинный облик животных и разучился понимать их язык, животные чувствовали в нём бывшего ками и тянулись к нему, жестами и движениями показывая, чего они хотят на самом деле. Они как могли помогали бывшему ками. Для работы Ди пришлось состричь свои длинные ногти, но менять свой любимый чеонгсам на что-то более практичное он отказался. Да никто и не настаивал: маленький хрупкий китаец с разноцветными глазами в своём цветастом платье был похож на куколку. Его хотелось защищать и оберегать. И накормить вкусным пирожным. Толстая тетушка из кондитерской неподалёку постоянно баловала Ди сладостями, умиляясь тому, как граф перебирает пальцами от нетерпения, желая попробовать очередной её кулинарный шедевр. Любой женщине приятно, когда её стряпню ценят. А если таким ценителем окажется мужчина, пусть и живущий с другим мужчиной – это приятно вдвойне. Через какое-то время в городке к ним привыкли и стали относится так же, как и к коренным жителям. Оба мужчины стали желанными гостями в любом доме. Но мало кто замечал грусть в их улыбках: в яркой, солнечной улыбке на обветренных губах Леона, и лукавой, всезнающей улыбке Ди. Ди был счастлив, он был с тем, кому навеки отдано его сердце. Он провожал каждое утро своего дорогого Леона на работу, целуя в уголок губ. А потом садился на террасе и долго-долго смотрел в небо, мысленно убеждая сам себя, что он скоро привыкнет к такой жизни. Надеялся, что Шанди подарит им с Оркоттом счастье и сотрёт из памяти прошлую жизнь в которой было место сказке и волшебству, ведь у них теперь есть своё волшебство. Другое, но тоже очень сильное. А вечером, Леон, приходя с работы, обнимал его, целовал в висок, зарывался лицом в пропахшие ванилью и пряностями волосы и глубоко вздыхал. Он никогда не говорил Ди, что скучает по той магии, что очаровывала его и пугала в Лос-Анджелесе. Не говорил, что иногда его сердце разрывалось от тоски по прошлому. Ему не хватало магии. Вот и сейчас, стоя на террасе и вглядываясь в ночную тьму, он вспоминал, как было тогда: все эти тайны, странные, но удивительные события, всё то, что делало его жизнь необычной. Хотя он тогда старался не обращать на все странности, творящиеся вокруг, внимания, ему они нравились. Оркотт спустился с террасы и пошёл по присыпанной галькой дорожке мимо сада, к реке, что текла неподалёку. Листья деревьев шептали ему о чём-то, но Леон не понимал их. Раньше бы Ди рассказал ему, о чём они шепчут, но теперь он тоже не понял бы ни слова из их разговоров. Стоя на берегу, Леон долго кидал в воду плоские камешки, задумчиво глядя на круги, расходящиеся по воде. Холодная луна смотрела на него с небосвода и, казалось, грустила вместе с ним. Она его понимала. Она тоже скучала по прежнему таинственному графу. Недалеко через реку был перекинут деревянный мост, и мужчина пошёл к нему. Леон ступал по скрипящим потёртым доскам, засунув руки в карманы джинсов. «Было бы здорово всё вернуть назад», - думал он. Но тогда он не смог бы быть вместе с Ди и всю жизнь так бы и провёл в его поисках. И, скорее всего, никогда бы его не нашёл. Ками и человек не могут быть вместе. Опершись о перила, он грустно смотрел в тёмную, почти чёрную воду, в которой отражались его лицо и луна. На сердце было тяжело. Вдруг в воде отразился силуэт. Леон резко обернулся, но сзади никого не было. Он снова посмотрел в воду: силуэт стал чётче, постепенно обретая знакомые очертания. Из зеркала водной глади на него смотрел Ди. Прежний. Таинственный. Он улыбался Леону, его губы что-то беззвучно шептали. – Я тебя не слышу, – выдохнул Оркотт и протянул руку к отражению. Ди улыбнулся ему, поманил пальцем, и Леон услышал едва различимые слова:: – Иди ко мне. Софу стоял на мосту и, улыбаясь уголками губ, наблюдал, как русалки утаскивают на дно золотоволосого мужчину. Он не сопротивлялся , наоборот, прикрыв глаза и улыбаясь, покорно шёл за своей смертью. – Люди так предсказуемы..., – ками с золотыми глазами закрыл шкатулку с благовониями и пошёл в сторону маленького домика с садом, бесшумно ступая по дороге. Теперь, когда сердце его внука снова свободно, он сможет вернуть свою магию, своё волшебство. Вот только согласится ли он?