Два раза в месяц я прыгаю с моста

Мэнни прыгает с моста. Хэнк об этом никогда не узнает, потому что ему всё равно, что будут говорить полицейские. Он сам будто в вакууме, характерном для всех удачных утопленников. Мэнни умирает, и это прекрасно, потому что иначе они бы не познакомились. Когда они встречаются, Мэнни задаёт много вопросов, а Хэнк терпеливо на них отвечает. Он думает, что это такого рода любовь — открывать мир человеку, который однажды захотел с этим миром расстаться. — Ты тоже мёртв? — спрашивает Мэнни, пока Хэнк решает, ядовиты эти ягоды или нет. — Нет, — он срывает несколько ягод и принюхивается. — А разве живому можно общаться с мёртвым? Хэнк отправляет ягоду в рот. — Я не уверен, но фольклор наполнен всякими историями о встрече с потусторонним миром, поэтому, я думаю, никаких запретов нет. Следующие пять минут проходят в объяснении того, что такое фольклор, какие бывают народы, а ещё — что значит быть по ту сторону. Это первый раз, когда Хэнк проводит между ними границу. — Ты тоже из потустороннего мира, — заявляет Мэнни. Его голова заваливается на бок, и Хэнк осторожно её поправляет. — Почему? — Потому что тебя никто не любит. Между тобой и живыми тоже проведена граница. Хэнк давится, обещает себе больше не спрашивать Мэнни ни о чём и не падать в его философию так сильно, потому что каждая его фраза, построенная на детской логике и взглядах суицидника, отдаётся в голове многоголосым эхом и заставляет согласиться с ней. И когда уже Хэнк готов сказать: да, я тоже мёртв, потому что не уверен, что всё происходящее реально, давай разлагаться и петь песни вместе — вот тогда появляется Сара. Сара — это переодетый Хэнк, случайная фотография, воображение одиноких парней и невысказанная любовь, которую надо куда-то деть. Сара не потусторонняя. Она классная даже в старой юбке, в нелепом парике, с мужскими руками и кадыком. Сару, может быть, даже не зовут Сарой, но в образ, который создаёт Хэнк, невозможно не влюбиться. И Мэнни влюбляется. И Мэнни кладёт свою руку на его/её руку. И Мэнни думает, что именно из-за него/неё он бы спрыгнул с моста. Так Мэнни любит Хэнка. Так Хэнк любит Мэнни. Они считают это влюблённостью в Сару, потому что между ними пока ещё — страшная пропасть. Мэнни думает, что Сару нужно убить. Снять с Хэнка парик, юбку и продолжать держаться за руки просто так. Не в погоне за девушкой мечты или каким-то до сих пор непонятным домом, а просто потому что хочется. Удивительно, но Хэнк думает о том же. — Почему я умер? — Мэнни смотрит в безоблачное небо и не моргает. Хэнк молчит. Он спрашивает себя: а почему я не умер? — хотя он и пытался. И сейчас он иногда думает о новых попытках. Но всё-таки — надо домой. Может, не к Саре, к настоящей Саре, с которой страшно заговорить и у которой наверняка есть своя жизнь, а к своей квартире, сырным палочкам и новым ситкомам, которые можно было бы смотреть с Мэнни и… О, как будто Мэнни останется с ним. Хэнк поджимает губы. Что-то его останавливает, как тогда, в вечер танцев и водки, будто бы что-то душит, что-то невысказанное и страшное. От берега спасения их отделяет опасная река и хлипкая труба, которая едва является достойной связью. Мэнни не помогает, пытаясь размышлять об отношениях, и Хэнк старается не думать о том, какой у них тесный физический контакт и какая между ними на самом деле пропасть. А потом они падают, и это круче любого прыжка с моста. Потому что Хэнку не хочется, чтобы это падение заканчивалось. Под водой не оказывается ни Сары, ни границ, ни пропасти, и становится так хорошо, как никогда не было раньше. Это, наверное, выброс адреналина влияет на и так уже поехавшую крышу. А Мэнни так близко, и если его не словить, то он останется в реке, ему хорошо и не страшно, конечно, он уже умер, но невозможность двигаться будет причинять неудобства. Поэтому Хэнк плывёт ближе. Настолько близко, что их губы соприкасаются. Хэнк чувствует себя счастливым почти у самой смерти. И лицо Мэнни тоже счастливо кривится. Хэнк смеётся и тянется за поцелуем снова, думая, что никогда раньше не чувствовал себя настолько свободным и живым. «Посмотри на меня, — хочет он сказать, удерживая Мэнни. — Это то, как я выгляжу, когда счастлив. Это то, как я хочу умереть». Они оказываются на поверхности, и Хэнк тяжело дышит. Жизнь не промелькнула перед глазами, потому что она решила начаться только в этот момент. — Может, мы пытаемся выжить здесь, — говорит Мэнни, — и добраться до дома, чтобы там просто спрыгнуть с моста? Хэнк кивает. Может быть, Мэнни и прав. Может быть, это их и спасает. Может быть, это именно то, что ждёт на другом берегу. Хэнк теперь ко всему готов.