Ненавидеть и любить - разные вещи.

Вот Джастин. Великовозрастный Джастин!.. Ему шел двадцатый год. Когда он шел, стройный стан его сгибался, точно тонкая, гибкая ветвь. Из расстегнутого ворота шелковой сорочки выглядывала длинная белая шея. Нет, это была какая-то девица, а не мужчина. Ах, как он меня раздражал! Я просто выходила из себя, когда наши родственники или соседи наперебой расхваливали его добродетели. Сколько раз, помнится мне, пробегая мимо, я толкала его, делая вид, что споткнулась. Сколько книг я у него изорвала! Чего только я не придумывала, чтобы сцепиться с ним! Как я молила в душе: «Ну, оживись хоть немного, божий раб! Девчонка! Ну, возрази, сделай что-нибудь мне наперекор? И тогда я, как кошка, кинусь на тебя, заставлю валяться в пыли… Вырву твои волосы, выцарапаю карие очи!..» Вспоминая, как он корчился от боли в тот день, когда я ушибла ему ногу камнем, я дрожала, радуясь. Но Джастин считал себя уже взрослым мужчиной, смотрел на меня свысока и говорил, нагло и презрительно улыбаясь: — До каких пор будет продолжаться это ребячество, Медина? «Хорошо, а до каких пор ты будешь таким слюнтяем? Когда ты перестанешь жеманиться и кокетничать, как девица на смотринах?..» Конечно, этого я не говорила вслух. Тринадцатилетняя девочка не будет надоедать молодому человеку, если ее грубость постоянно наталкивается на холодную вежливость. Часто, боясь, как бы у меня с губ невольно не сорвались какие-нибудь грубые слова, я зажимала рот рукой и бежала в глубь сада, чтобы в укромном уголке вволю отругать Джастина. Однажды в дождливый день на нижнем этаже особняка собрались женщины и заспорили о модах. Тут же был и Джас. Внимательно прислушиваясь к разговору, я сидела в углу и, скосив глаза и высунув язык, зашивала порванный рукав блузки. Женщины попросили Джастина высказать свое мнение о зимних туалетах, которые они заказали. Я не выдержала и громко расхохоталась. — Чего смеешься? — спросил мой кузен. (Джас) — Так. Пришло кое-что в голову… — Что именно? — Не скажу… — Ну, не кривляйся. Впрочем, ты болтушка, все равно не вытерпишь, скажешь! — Ну что ж, тогда не гневайся. Ты так увлекся разговором о туалетах, что я подумала: бог по ошибке создал тебя мужчиной. Совсем как девчонка! Да и годы тебе надо сбросить. За тринадцатилетнюю сойдешь. — Ну, а дальше что? — Дальше вот что… Я тут зашиваю какой-то пустяк и то исколола себе все пальцы. Значит, я — парень. И мне лет двадцать — двадцать два. — Ну, а дальше? — Дальше? Дальше я, по воле бога, по решению пророка, женилась бы на тебе. Вот и делу конец. Стены комнаты задрожали от дружного смеха. Я подняла голову: все глаза были устремлены на меня. — Но это и сейчас возможно, Медина, — зло пошутил кто-то из гостей. Я недоуменно вытаращила глаза. — Каким образом? — Как каким образом?.. Выйдешь замуж за Джастина. Он будет заведовать твоими туалетами, штопать дыры. А ты будешь заниматься делами… Я вспыхнула и вскочила с места. Больше всего я была сердита на себя. Красноречие мое вдруг иссякло. Вот что значит неопытность в искусстве пустословия. Да еще эта предательская заплатка на рукаве совсем меня замучила. Тем не менее я нашла в себе силы броситься в контрнаступление. — Что ж, вполне возможно, — сказала я, — но, думаю, Джастину придется худо. Не дай бог, дома начнется драка… Что станет с моим кузеном?.. Кажется все помнят, что было, когда я ушибла камнем его нежные ножки… В комнате опять раздался взрыв смеха. Сохраняя серьезность, я направилась к себе, но на пороге обернулась и сказала: — Прошу прощения. Девочке, которой едва исполнилось четырнадцать, говорить такие вещи не пристало. Вы уж извините. Стуча каблуками по деревянным ступенькам лестницы, хлопая дверьми, я добежала до своей комнаты и бросилась на кровать. Внизу продолжали хохотать. Кто знает, может, они смеялись надо мной… Но ничего, я не останусь в долгу! Мне кажется, было бы неплохо выйти замуж за Джастина. Время шло, мы взрослели, и случай сразиться с ним все больше и больше отдалялся. Кроме замужества, пожалуй, не было другой возможности свести с Джаса счеты, выместить на нем свою злобу.